Колыбельная для отца

      В полумраке скромно обставленной комнаты, на стареньком диване, под плюшевым одеялом, лежал в бреду мой отец. Жар, не спадающий уже два дня, полностью захватил его. Он стонал. Чтобы хоть как-то облегчить его боль, я приложила холодную салфетку со льдом. Это немного помогло: папа перестал стонать и, повернувшись к стене, кажется, задремал. Взяв чашку с водой, я ушла в кухню.       Папе было плохо уже с неделю. И столько же я безуспешно ждала от кого-то помощи. Приехавшая на мой вызов тётка небрежно осмотрела отца, прописала валидол и, вколов в вену баралгин, была такова. А на прощанье посоветовала платную клинику и даже «оставила телефончик». Сразу после её отъезда, я достала старую алюминиевую коробочку из-под конфет, где хранила деньги на чёрный день, и хотела уже позвонить по данному номеру. Но отец, кашляя и хрипя, запретил мне трогать эти деньги. Потом, качаясь, добрёл до дивана в их с мамой комнате, слёг. Уже на неделю.       На кухне было много дел, но, решив отложить их до утра, я подогрела куриный бульон. Налив густую, приятно пахнущую, жидкость, понесла ужин папе. Но мне не захотелось его будить, и я поставила чашку на столик рядом и ушла на кухню. Там я почистила картошки на завтра, вымыла полы, нажарила блинов. Просто так. Ведь папа их так любит.       — Сонька, Соня! – тихо, из-за охрипшего голоса, позвал он меня.       Я прошла к нему.       — Поешь, папа? – спросила я, садясь рядом.       — Да, пожалуй... — он приподнялся на руках и сел.       Я взяла чашку с бульоном, ложку и ломоть хлеба.       — Нет, не хочу. Принеси блинов. Вечность их не ел...       Я принесла целую тарелку с горкой. А ещё маленькие вазочки с вишнёвым вареньем, мёдом и сметаной. Увы, папиного аппетита хватило всего лишь на несколько штук. Потом он снова лёг.       Прибрав всё, я села рядом на пол. Это его всегда успокаивало. Папа тяжело дышал и хрипел даже во сне. Я оглядела комнату. В ней ничего не изменилось с тех пор, как умерла мама.       Я хорошо помню тот день, когда лёжа на этом самом диване, она также стонала и судорожно хватала губами воздух. Отец в отчаянье капал ей каких-то капель, зная, что это уже не поможет. Весь последние месяц маминой жизни он обивал пороги больниц и клиник. Но в одних не было мест, а для других не хватало денег. Однажды ночью отец оделся и хотел тихонько уйти из квартиры. Его остановила мама. Что-то шепнула, и он опустилась рядом на пол, как я сейчас, и заплакал. Потом мамы не стало.       Отец закашлял. Потом медленно повернулся ко мне.       — Сонька, а Сонь! Спой мне что-нибудь! Что угодно, только не молчи! Не надо тишины! Давненько у нас в квартире никто не пел! Тихо как... — он на секунду замолчал.       «Как в могиле...»       — Пап, что спеть?       — Да хоть ту колыбельную, которую тебе в детстве пела Марина. Помнишь?..       «Помню. Как будто она до сих пор поёт мне её каждую ночь...»       Я запела. Голос у меня неважный, хрипловатый и басистый, одно слово – мальчишеский. Но я, кажется, старалась...       Это была старая песня. Её ещё моя бабушка пела маме. И вовсе не колыбельная. Скорее баллада или что-то в этом роде...       — Вздрогну во сне на холодном полу,       Но открывши глаза, из тьмы не уйду.       Болью оковы горят на руках.       Тесно в темнице. Темнота на глазах.       Что-то холодное упало мне на нижнюю губу. И солёное. Кап! Ещё одна слеза скатилась по щеке.       — Жалкий слепец, снова вижу во сне       Птиц силуэт в голубой вышине,       Маленький домик на склоне холма,       Сад наш цветущий, детей и тебя.       Снова мы вместе, как годы назад.       Тихо над нами звёзды горят.       Как прежде когда-то тебя обниму,       Алым губам поцелуй подарю...       Я плакала. Впервые с тех пор, как мы с отцом остались одни. Тогда мне казалось, что все слёзы я уже выплакала. Нет, человеческим слёзам и бедам нет конца. Глотнув воздуха, я не останавливалась.       — Вечность уж скоро за мною придет,       Дыханьем оковы мои разобьёт.       Снимет ошейник слепого раба,       Выведет к свету…уже навсегда.       Снова увижу, но не во сне       Птиц силуэт в голубой вышине,       Маленький домик на склоне холма,       Сад наш цветущий, детей и тебя...       Закрыв глаза, я запрокинула голову к потолку. Слёзы текли по лицу, но стона или приглушённого визга я себе не позволяла: отец наконец-то заснул. Я наклонилась к его лицу. Дыхание ровное, спокойное. Впервые за последнюю неделю он заснул крепким и, кажется, здоровым сном. Поправив плюшевое одеяло, я оставила его одного.       Я сидела на кухне, поджав под себя ноги на табурете. Меня колотил мелкий озноб, от которого не спасал ни горячий чай, ни плед на коленях. Слёзы всё текли и текли. Потом я задремала.

***

      Через неделю отец выздоровел.