Дневник младшей сестрёнки

      Ну не могут быть автобусные остановки тёплыми, даже в середине жаркого лета, а жаль…       Эти снующие в нескончаемой спешке люди-пассажиры, вечно озлобленные шофёры, не доедающие своего сухого пайка - заменяющего им полноценный обед, сомнительно пахнущие громоздкие сумки – чемоданов здесь не увидишь – олигархи на автобусах не ездят. Вся окружающая атмосфера нагнетается с каждым новым её участником, с нарастанием декораций, невольной, но на некоторое время неотъемлемой частью которой может стать и любой прохожий, и любой пассажир…       Алина размеренно ступила на разгорячённый асфальт, спрыгивая с железной, но изрядно потрёпанной ступени автобуса, в руках похожая на многие вокруг, даже не отличавшаяся раскраской, клетчатая сумка с вещами, за спиной рюкзак, заполненный книгами, глаза разбегаются в стороны в поисках встречающих, которые должны бы быть, но нет, взгляд упорно натыкается на других, не знакомых девушке людей. Вздох облегчения или скрытого разочарования заглушается собственным выдохом и Алина уверенно подтянув лямки неподъёмной сумки направляется в сторону ближайшего такси. Денег немного, но этого хватит, чтобы добраться до дома.       Со стороны, маленькая брюнетка с развевающейся из стороны в сторону длиннющей косой выглядит глуповато – никто не надевает двадцатисантиметровых каблуков для поездки на сельском автобусе, но мнения равнодушных девушке людей кажется совершенно её не волнуют и приподнятые в ленивом удивлении брови водителя жёлтой легковушки с шахматной шапкой на крыше остаются так же незамеченными сосредоточенным выражением неповторимо-чёрных глаз девушки.       - Сколько будет до проспекта Хафиза? – спрашивает, сильнее хмуря брови.       - Садись доченька, много не возьму, не обижай старика, - туманно-вежливо отзывается таксист, то ли и вправду «отец», то ли просто не повезло ему сегодня с клиентами. Алина, долго не раздумывает, руки обрываются от непосильной тяжести, она уже не помнит как смогла таскать эту сумку весь день, поэтому соглашается невнятным кивком и протягивает «клетчатку» пока доброму водителю авто, не соглашаясь расстаться с рюкзаком.       Алина игнорирует раскрытую перед ней дверь и устраивается на заднем сидении в спокойном одиночестве, замечает, но оставляет без комментариев настроенность на дорожный разговор с ней ещё доброго водителя, поэтому разговора не случается и Алина может спокойно насладиться минутами относительной тишины, после шумного шестичасового пребывания в переполненном автобусе. Такси насквозь пропитано бензином и выхлопными газами, никакого присутствия освежителя не наблюдается, раскрытые окна мало помогают – за окном стоит приевшаяся к середине июля жара, но тем не менее, Алина через раз дышит глотками свежего воздуха, после смешанных запахов пота немытых пассажиров, не открывающихся окон и частенько пихающего её в бок неусидчивого, но благополучно засыпающего на её плече тракториста в автобусе.       Пейзаж за окном лишается ненужного ему внимания Алины и это чувство взаимно, она чувствует себя слишком усталой, чтобы держать веки открытыми, поэтому совершенно равнодушна к их маршруту.       - Дочка, тебе на какую улицу нужно? – нарушает тишину в машине голос таксиста, он по-прежнему вежлив, хотя теперь отчётливо проскальзывает момент его профессиональной «доброты».       - Переулок очень маленький, автомобиль там не проедет, - отвечает Алина, не отрывая взгляда от окна. Непродолжительный разговор смолкает и последние две сотни метров они проезжают в оставшейся половине молчания.       - Приехали, - оповещает водитель со вздохом, в котором не может скрыть облегчения от окончания поездки с неразговорчивой «дочкой».       Алина молча открывает дверь, прихватив с сиденья рюкзак и на ходу закидывает его за спину, освобождая руки для сумки. Таксист подозрительно смотрит на сумку в её руках, словно только сейчас разглядев насколько та может быть тяжёлой.       - Донесу, - почему-то отвечает девушка на не заданный в глазах таксиста вопрос, выходит немного резче, чем ей хотелось бы. Она сразу же исправляется, одаривая мужчину улыбкой, вымучивая уголки губ растяжкой.       - Вы так и не собираетесь сказать мне сколько я вам должна заплатить? – делает попытку узнать цену проезда, натыкаясь на неожиданную искренность водителя.       - Ты что, дочка! – возражает мужчина, но Алина уже суёт в оттопыренный карман его рубашки несколько смятых купюр.       - Не обижайтесь, если это мало, у меня и правда больше нет, - в последний раз улыбнувшись неподдельно доброму таксисту и пожав плечами – какой-то скрытый жест обмена сердечными любезностями, Алина оттягивает от земли свою сумку и быстрее, чем можно было ожидать с её ношей, удаляется от жёлтой легковушки.       Переулок действительно оказывается узким для проезда даже легкового автомобиля, благо по пути девушка не встречает любопытных зевак-соседей и резвой ребятни, скорым шагом она укорачивает расстояние до своего дома, таща за собой ненавистную сумку двумя руками. За двумя поворотами, такими же узкими, как и сам переулок, она наконец добирается до заветных деревянных резных дверей, только здесь решаясь сбросить свою ношу на землю. Домофон не предназначен для скромного в своих размерах городка, пусть и с огромным историческим прошлым, а их дом к тому же лишён и банального звонка. Алина терпеливо стучит в двери, вспоминая не напутала ли она со временем своего приезда, когда звонила матери из центра. Она уже собирается позвонить с мобильного домой, чтобы кто-нибудь открыл ей дверь, но за воротами слышится знакомый голос и она инстинктивно выпрямляется перед встречей с матерью.       - Иду, уже иду, ну зачем же так тарабанить? – явное недовольство замедляет шаги, женщина за деревянными дверями не собирается открывать их так скоро, как это только возможно.       - Мам,… Это я! – кричит, но только наполовину, Алина. Шаги убыстряются, но голоса больше не слышно, вместо этого перед Алиной распахивают двери и теперь она может рассмотреть нисколько не постаревшее и даже не осунувшееся лицо своей матери с чуть прищуренными глазами и мягкой сеткой крохотных морщинок у глаз.       - Алинка? – неверяще проговаривает женщина, стоя в дверях, лишь минуту разглядывая дочь, но затем, наконец, впуская её в свои материнские объятия.       - Ты не предупредила, что приедешь сегодня, - уже сидя в гостиной и угощая дочь охлаждённым апельсиновым соком, Вера Дмитриевна корила Алину.       Жадно глотая жидкость в стакане, так приятно царапавшую ей горло, Алина протестующе замотала головой:       - Предупреждала. Даже время прибытия автобуса называла – не обидевшись, возразила девушка.       - Как же? Ты же говорила о субботе! – никак не соглашалась Вера Дмитриевна.       - Так сегодня и есть суббота, мам, - всё так же спокойно с полуулыбкой на пухлых губах говорила Алина.       - Да?! Но как же так? Как это мы все могли забыть о твоём приезде? – немного разгорячилась женщина, Алина снова улыбнулась.       - Ничего, мам, я ведь уже вернулась. Ммм… А где папа с Мариной?       - Отец ушёл на дежурство пораньше, сказал к дяде Боре зайдет, - женщина вздохнула и на минуту скрылась в кухне, возвращаясь оттуда с подносом еды – тарелкой горохового супа (самого нелюбимого блюда девушки), пары кусочков хлеба и порции весеннего салата. Она расставила всё перед дочерью и села напротив, оперевшись на пустую часть стола локтями.       - Марина с подругами пошла прогуляться после работы. – Вера Дмитриевна снова вздохнула, - Бедняжка так устаёт в своём ателье - совсем замоталась с этими тканями, заказами, сейчас ведь у них самый сезон.       Мать совсем не обратила внимания как Алина, не притронувшись к супу, отставила тарелку, немного поковырявшись, извлекла из салата несколько зелёных листьев – на сегодняшний день и составивших для неё и завтрак, и обед, и, по-видимому, закончившими её ужин. Она рассказывала Алине о её сестре, часто сетуя на тяжёлую работу старшей дочери и её усталость.       К своему стыду, Алина почти ничего не расслышала из рассказа матери, её клонило в сон, она валилась с ног, ступни зудели от постоянного нахождения на каблуках и девушка еле удерживала свою голову в вертикальном положении. Она была благодарна матери хотя бы за то, что та не задавала ей вопросов об учёбе и жизни вдали от дома на протяжении пяти последних лет, пусть место этих разговоров и занял увлекательный рассказ о новой работе Марины.       Уже вознамерившаяся попросить мать об отдыхе и поскорее отправиться в свою бывшую комнату спать, она успела выхватить из рассказа матери последние обрывки фраз:       - …а ведь и правда неплохо было бы тебе поработать у сестры, - Вера Дмитриевна была воодушевлена своей идеей, несомненно, возникшей внезапно и совершенно спонтанно пришедшей ей на ум, и не заметила смены выражения лица своей младшей дочери с усталого на молчаливо-возмущённое, расслышав только:       - Завтра поговорим об этом, я очень устала с дороги и хочу лечь пораньше, - дочка направилась по лестнице прямо в свою спальню, забыв свой рюкзак на диване в гостиной – сегодняшней ночью книги ей не понадобятся.       Наскоро приняв душ, Алина разобрала свой скромный скарб, (тяжесть сумки была от количества книг, в неё помещённых, вещей же в ней было немного), достала потёртую футболку, которой пользовалась в качестве ночной рубашки в съёмном доме и неуклюже вдевая в неё руки, наконец, была готова ко сну, к этому времени, совершенно улетучившемуся из её глаз. Кровать была неузнаваемой, брошенная пять лет назад, сейчас она не хотела принимать свою хозяйку встречая девушку скрипучей пружиной и ожесточившимся матрацем. Долгожданное забытьё не приходило, Алину до сих пор беспокоили мысли о таинственной оплате её контракта по университету, она, конечно, была благодарна неизвестному благодетелю, даже в мыслях не предполагая, что это могли быть её родители, памятуя, как рьяно они противились её учёбе. Алина ворочалась как юла, запутываясь в простынях, мучаясь от жары и неразрешимых мыслей.       Она забыла о том, что провела эти пять лет одна, в другом городе без, ни разу не навестивших её за это время, родителей, забыла, что сегодня её не встретили на холодной остановке, забыла, что дома не ждали её возвращения, что суп был холодным и гороховым…       Уснула.