Стеклянные цветы

- ...Кид!.. "А?.. Кто меня зовет?.." - ...Ты меня слышишь? Проснись! "Такой знакомый голос... сейчас, сейчас. Я уже возвращаюсь." Кид чувствовал себя, как пилот какого-то футуристического боевого робота в момент синхронизации. Разум понемногу, медленно заново овладевал телом, возвращал себе контроль над руками и ногами. Это было трудно - особенно если учесть, что самая суть юноши все еще трепетала от восторга от той феерии теплого света, которую ощущала пару минут тому назад. Но наконец Кид почувствовал себя живым. Ощутил мягкую обивку дивана, на котором лежал, чьи-то руки, держащие его за плечи - и резко открыл глаза. Солнечный свет больно резанул по зрачкам, мир показался чудовищно расплывчатым - а потом резко обрел четкость и яркость, и Кид увидел склонившуюся над ним белокурую женщину с добрым взглядом светло-карих глаз. - М-мария?.. - пробормотал парень, стремясь как можно быстрее собрать расползающиеся мысли. Он чувствовал себя ужасно усталым - но счастливым, словно наконец-то сбросил тяжелую ношу и обрел свободу. - Наконец-то ты проснулся, - вздохнула женщина. - Когда мы пришли, ты очень крепко спал и упорно не просыпался. И выглядел таким бледным - ужас какой-то. - Угу, - юноша пропустил половину слов Марии мимо ушей: все его внимание было занято рассматриванием собственый запястий. Они были здоровыми, без какого-либо следа порезов. - Руки... целы... - Что? - Мне приснился страшный сон, - неохотно сказал юноша. - Будто я перерезал себе вены. Кстати, где мой телефон? Мария засмеялась. - Ну, раз ты уже беспокоишься о пустяках - ты в порядке. Хотя выглядишь все еще не очень. А телефон у тебя под боком лежит. Ты же его в руке держал. Кид растерянно уставился на аппарат: все-таки, согласно воспоминания юноши, телефон должен был сейчас лежать на полу у стены. Хотя... учитывая здоровые руки... приходилось все-таки поверить в то, что самоубийство оказалось просто страшным сном. А так же, что разговор с Асурой действительно имел место быть. Подумать только... Кид медленно поставил ноги на пол и встал. Тело от долгого сна стало каким-то непослушным, неловким, так что юноша покачнулся и чуть не упал. Эта слабость была какой-то очень странной, словно Кид и впрямь с огромным трудом вырвался из опасной ловушки, лишавшей его всех сил. Хотя почему "словно"? Юноше приходилось признать, что он столкнулся с чем-то не объяснимым рационально, причем это что-то оказалось не особо дружелюбным. Если конечно не считать Асуру... При мысли о брате резко защипало в глазах. Что греха таить, этот парень был тот еще фрукт - язвительный и озлобленный. Но... один-единственный разговор, приоткрывший его истинные чувства, заставил Кида сожалеть о собственной нечуткости. Мог бы и раньше понять, что брат не такая сволочь, какой желает казаться. Это же было почти очевидно: несмотря на свое хамство, Асура никогда не предавал младшего по-настоящему. Теперь Кид чувствовал себя виноватым... и почему-то ему очень хотелось искупить свою вину перед близким человеком. И если уж у него не осталось ни одной возможности доказать это напрямую, изменившимся отношением к Асуре - можно было поступить по-другому. Как ни крути, Асура сделал младшему брату дивный прощальный подарок: жизнь. Распорядиться ей верно - вот что будет лучше всего. Немного освоившись с вертикальным положением в пространстве, Кид наконец заметил мужчину, стоявшего в дверях комнаты. - Здравствуйте, - сдержанно проговорил юноша. Не так чтобы ему особо хотелось беседовать с этим человеком... Нет. Стоп. Хватит. Отбрось свою чертову предвзятость. - Прошу прощений, что доставил лишнее беспокойство вам и Марии, - быстро произнес Кид (лишь бы не напугаться и не остановиться!). - Когда я говорил по телефону, я... был немного не в себе. - А теперь? - Франкен Штейн воззрился на Кида поверх очков, так что юноше показалось, что его сканирует лазер, включенный на полную мощность. Глаза у профессора были серо-зеленые, светлые, с булавочными головками зрачков - и взгляд их был проницателен и остер. - В полном порядке, - улыбнулся юноша. Странно, но впервые за долгое время ему перестало казаться, что Штейн его ненавидит. Возможно, профессору было глубоко плевать на не очень ближнего родственника своей жены, но ненависти в его отношении не было вовсе. Скорее... любопытство исследователя. Когда у этого исследователя даже глаза режут, словно скальпели, это не очень приятно, хотя и вполне терпимо. И в этот миг Кид ощутил далекий, слабый отголосок опасности. Это было похоже на то, как если бы по квартире пронесся едва заметный ветерок, лишающий все вокруг цвета и запаха. Поток истаял на полпути, не достигнув никого из стоящих в комнате людей, но кожу Кида будто обожгло холодом... - Кид? - растерянно спросила Мария, когда ее племянник одним прыжком вылетел из комнаты и остановился, настороженно осматриваясь. - Стойте здесь, - властно произнес он. - Ты, Мария, - особенно. И сделал шаг вглубь коридора, вглядываясь в царящий там полумрак. - Что происходит? - голос Франкена был спокоен и сух, и только общее напряжение в его фигуре позволило Марии догадаться: он тоже чем-то встревожен. Кид отрывисто вздохнул. - Давайте вы не будете меня отвлекать. А я пока, так сказать... сведу счеты. Он на мгновение закрыл глаза. Потом сделал глубокий вдох, осмотрелся - и рванулся к зеркалу, висевшему на стене. Это было очень старое зеркало: большое, в красивой тяжелой раме. Стекло его помутнело и кое-где покрылось пятнами. Марии показалось, что стекло было даже темнее, чем в ее последний приезд: таким темным, что Кид в нем почти не отражался. А в следующий момент юноша развернулся, гневно сверкнув глазами, и со всей силы ударил в стекло ногой. Мария ахнула. От места удара разошлась сетка трещин. Кид размахнулся и ударил еще раз. Темнота в глубине зеркала панически задрожала и попыталась собраться в наименее поврежденной части своего обиталища, но с третьего удара стекло наконец-то разлетелось на мелкие куски. Очень мелкие. Кид даже удивился: куски были неподобающе мелкими для трех ударов в одну точку. Но после того, как он сам, своими глазами, видел в зеркале тень, смутно напоминавшую его мать - такую, какой она осталась на фотографиях... только черно-белую и неживую... После того, как он видел, как тень стремительно меняет облики, пытаясь то ли стать нормальным отражением, то ли наконец подобрать такую внешность, на которую у Кида рука не поднимется... После того, как он видел в зеркале собственного двойника - смертельно бледного, утратившего любые краски, с лицом, искаженным предсмертной мукой... Он уже ничему не удивлялся. Зато радовался. Каким-то шестым чувством юноша знал: не решись он уничтожить этого монстра, порожденного отчаянием, чудовище могло бы бросить слишком живучего парня и заняться кое-кем поинтереснее - Марией. А Мария была беременна, причем заметно - Кид еще не успел отреагировать на это вслух, но к сведению принял. Было бы глупо позволить монстру положить глаз на нерожденное еще дитя. А потом адреналин наконец-то схлынул, и, тяжело дыша, парень развернулся к Марии и Франкену. - Простите, - выдохнул он. - Я был обязан это сделать. Он был вовсе не уверен, что уничтоженная им тварь родилась из его собственной боли. Скорее всего, зародилась она еще в те дни, когда Кид был новорожденным ребенком, а его отец убивался по безвременно умершей жене. В конце концов, не зря же мальчик всегда побаивался этого зеркала! Никогда не был уверен, что оно отразит именно то, что нужно. И сколько бы ему ни твердили, что это зеркало было приданым его матери и она его обожала до крайности, гордилась им, как любимой вещью - Кид продолжал втайне мечтать, что однажды этот жутковатый кусок старого стекла вышвырнут на улицу. Ну что ж, мечты иногда исполняются, пусть и наперекосяк. Асуре было в чем себя винить: своей неусыпной опекой он притянул к брату не только Хрону, но и пробудил кое-что, давно обитавшее в зеркалах. Кое-что, что, судя по всему, решило использовать сны Кида, чтобы они выпили из него жизнь - а потом сожрать опьяненные собственной безнаказанностью сновидения. Паззл наконец-то сложился окончательно, и Кид чувствовал радость человека, разгадавшего сложную загадку - и заодно избавившегося от давнего врага. - Ну и как ты это объяснишь? - наконец спросил Штейн. - Ты же говорил, что ты в порядке? Кид снова улыбнулся - и постарался сделать свою улыбку максимально обезоруживающей. В конце концов, если уж выглядеть психом - то добродушным и максимально безвредным. - Я решил начать новую жизнь, - сказал юноша. - А чтобы отметить это решение - избавился от ненавистного мне предмета. Я это зеркало, знаете ли, в мечтах разбивал уже раз сто.