Северный цвет

Она лежала, раскинувшись на кровати, рыжие волосы разметаны по подушке. Улыбалась даже во сне. Петир проснулся раньше, но беспокоить Сансу ему не хотелось. Просто лежал рядом и любовался девушкой. Интересно, который сейчас час, и сколько они провалялись... Не меньше полудня. Гризела сейчас начнет ворчать, что маленький лорд проспал завтрак, потому что читал допоздна. Он давно не маленький лорд, да и ведь допоздна он не читал... Но ведь на то она и Гризела, его кормилица, чтобы ворчать. - Санса, - имя он произнес вкрадчиво, словно приноравливаясь к его звучанию, ко вкусу во рту. Вкус был новым. Она больше не была Сансой Старк, дочерью Кейтилин Талли и Эддарда Старка, сурового, хмурого человека, погибели которому он желал, сколько его помнил. Она не была ни Алейной Стоун, его выдуманной дочерью. Она была просто Сансой. Его сладкой девочкой. - Санса... Еще одно слово и прикосновение. Она шевельнулась. Аккуратно положила руку под голову. - Петир. Милый, - шепнули ее губы во сне. Сил сдерживаться больше не было Это и так-то давалось Бейлишу с трудом. От желания было больно. Какое-то совершенно подростковое чувство: так он просыпался в своей съемной комнатушке в порту, младший мытарь на королевской таможне. Ему тогда снилась Кэт, она приходила в своем шелковом синем платьице с легким палантином на плечах, что украшала вышитая талливская рыбка. Такой она в первый раз встретила его у ворот отцовского дома. Следом за ней выбежала Лиза, а потом и маленький Эдмар. «Я Кэт, хозяйка этого замка», - она протянула Петиру ладошку, и он смущенно пожал ее. Наконец, показался и лорд Хостер, высокий, с выжелтившими, тронутыми сединой волосами и лицом, навсегда запечатлевшим то жесткое, немного презрительное выражение, что хранят лица любых военачальников. «Кэт, дитя, леди так не должна представляться гостю. Ты должна сделать книксен. А уж если ты протягиваешь руку, не не для рукопожатия, а лишь для поцелуя. - тут он бросил взгляд на Петира. - Юный лорд Бейлиш, а это уже вам на заметку. В ваши девять лет могли бы и знать». Петир смутился еще больше, но Кейтилин, кажется, ничуть. «Я Кэт, Кейтилин Талли, дочь лорда Талли, хозяина Речных Земель», - она присела, слегка приподняв полы платья, а потом протянула руку. И Петир поцеловал ее. Кожа пахла чем-то сладковатым, мальчик не мог угадать чем. Но с тех пор этот запах был для него запахом абсолютного счастья. Она всегда приходила во снах том же синем платье, даже повзрослевшая, с высокой грудью, которую небрежно охватывала легкая ткань, приветливая и пахнущая все так же — счастьем. От желания было больно, и даже Лис — наглая, отчаянная и совершенно лишенная сантиментов Лис, приехавшая покорять Королевскую гавань дочь менялы, и ставшая вместе с Петиром управляющей в его первом борделе, не могла утолить этой боли. Хотя и была весьма искусна в ласках. Но в это утро Кэт больше не было. Была только она, Санса. Вновь поцелуй, прикосновение, еще одно. Рукой он развел ее бедра, девушка легко подчинилась. Для того, чтобы ее возбудить, хватило бы и одного касания. Бейлиш лег сверху, совершенно уже бесцеремонно входя в нее. Санса, наконец, открыла глаза. - Доброе утро, Петир. - губы были чуть припухшими после ночных ласк. - Я соскучилась. - И с не меньшей бесцеремонностью одарила его страстным поцелуем. Когда они, наконец, спустились на кухню, был даже не полдень — Гризела вовсю сновала вокруг котла, где пыхтело что-то явно обеденное. Часы на очагом указывали на половину второго. - Рада, что вы выспались после долгой дороги, милорд, - проскрипела она. - Гризела, хранительница замка моего, а есть ли пропитание? Не рискну спросить, не осталось ли волшебного омлета из чаячих яиц или упоительного салата... Салат, милорд, есть... Санса засмеялась так громко, что даже тугоухая Гризела обернулась. Бейлиш легонько, по-мальчишечьи, толкнул ее в бок и тоже усмехнулся. - Нет, избавь, пожалуй. - А что, он очень полезный. - Нет, избавь! Меня и миледи. А вот против того, что в котле мы точно не откажемся. - Баранина, милорд. С горькими травами. Тот самый баран. Которого мы забили еще в прошлое новолуние... Тучный попался. - Ты говоришь слова «тот баран» всегда таким голосом, где мне делается боязно, будто бедняга помнил еще Безумного Таргариена, и вот, наконец, пришла и его участь. Петир и Санса уселись рядом за столом, и девушка поймала себя на мысли, что не может смотреть на Бейлиша, не улыбаясь. Никакое, даже самое изысканное дорнийское вино не могло сравнится с тем чувством опьянения, которое она испытывала от внезапно нахлынувшего счастья. Хотелось пуститься в пляс прямо тут, в этом зале, у очага, как какая-нибудь безумная дотракийка («Интересно, а танцы у них такие же... как любовь?» - вертелось в голове), хотелось выбежать босой на эти скалы, к чайкам и морю. Счастье с мужчиной никогда не представлялось Сансе таким; там всегда присутствовал замок, полный детей и челяди, муж — лорд, рыцарь, да, он тоже любил бы ее, конечно, любил, и она бы отвечала ему верностью и заботой... Но, оказалось, что вполне достаточно, чтобы рядом просто был ее мужчина. Единственный. Она нашла руку Петира и крепко сжала ладонь, запустив свои пальцы между его. Кушайте, мой маленький лорд и маленькая леди, - Гризела водрузила перед ними две миски ароматного жаркого. - И свежий хлеб. Утром испекли. Жаль, что он успел остыть. После обеда лорд Бейлиш приказал слугам пододвинуть ближе к очагу в нижнем зале огромное кресло, принести столик и его бумаги. Санса забралась к нему, уютно устроившись на плече и накинув на ноги плед из овечьей шерсти. Сначала она тоже было думала заняться вышиванием или, быть может, пойти наверх порыться в старом сундуке в поисках еще какой-нибудь милой детской книжицы, но вскоре оставила эту мысль. Слишком тепло и спокойно ей было. Такого тепла и спокойствия она не испытывала давно, наверное, с тех пор как покинула вместе с отцом Винтерфелл. Между ней и ее горем были скалы, вода, мили и мили дорог, а еще был человек, который сидел рядом с ней, погруженный в чтение каких-то бесконечных списков и таблиц, человек, который всегда за несколько часов подарил ей столько ласки и нежности, сколько она не знала за последние несколько лет. Санса смотрела как его тонкие пальцы листают легкие пергаментные станицы, иногда Петир делал пером какие-то пометки, значки и закорючки, вписывал новые цифры. Еще живя в замке она слышала, что молодого и безродного мастера над монетой считали едва ли не финансовым гением, который, несмотря на крайне расточительный образ жизни покойного короля Роберта, всегда изыскивал средства для короны. Ну, и судя по всему, для себя лично. Санса едва ли могла в этом понять хоть что-то: цифры всегда были для нее явлением загадочным, далеким как семь небес, она никогда не знала, сколько именно денег у ее отца, более того, она могла с трудом сообразить, сколько стоит новое платье. Однако, девушка присмотрела внимательнее и поняла, что список, который читает Петир — это список женских имен. Роз, Лили, Клэр... И цифры имели какое-то отношение к ним. Ах да, в Королевской гавани Бейлишу принадлежало несколько борделей. То, есть это, получается, он подсчитывал доход от своих шлюх. Сама мысль о существовании этих девушек казалась Сансе противной, еще когда тетя Лиза пыталась выяснить у нее, не рассказывал ли Петир, «что они там с ним вытворяют»... - Это шлюхи? - спросила Санса. - Да, это мои шлюхи. Смотрю, сколько денег принесли мне мои девочки за последнее время. Дивная штука — бордель, когда все вокруг мрут как мухи, он все равно приносит в карман золото. От слов «мои девочки» Сансе стало еще противнее; ей случалось видеть продажных девиц на пирах, на королевских турнирах или в придорожных кабаках, и они всегда казались ей вульгарными, чересчур шумными и развязными. - А ты спал с ними? - она попыталась произнести этот вопрос как можно более спокойным тоном, но раздражение в голосе все равно выдало себя. Бейлиш отложил пергамент и перо и обеими руками взял Сансу за лицо. Поначалу ей показалось, что он тянется к ней для поцелуя, но он просто приблизился к ней и теперь внимательно смотрел ей в глаза. В его изумрудных зрачках плясали озорные огоньки, но Санса не могла понять, что это — смех или злость. - Я не люблю ревнивых женщин. - вкрадчиво произнес он. - Вспомни, до чего ревность довела твою бедную тетку Лизу Аррен. Да уж, до чего ее довела ревность, Санса помнила отлично. «Я никогда не пойму, что у этого человека на уме на самом деле. Ему никогда нельзя будет доверять», - испуганно подумала девушка. - Она так нервничала из-за любых пустяков, что окончательно сгубила свое и без того хрупкое душевное здоровье. И — как результат стала невинной жертвой этого подлеца. Какая нелепая смерть, я до сих пор скорблю, - уже чуть веселее продолжил Петир. - А со шлюхами, кстати, я не сплю. Меня не занимают женщины, которые не испытывают никаких чувств, кроме чувства наживы, да и потом это неправильно с точки зрения ведения дел. Мне главное, чтобы они хорошо выполняли свою работу и приносили мне прибыль, а не тешили мое мужское самолюбие. Недовольство, которое вызвал вопрос Сансы окончательно исчезло, лицо Петира вновь приняло прежнее озорное выражение, а в глазах кроме смеха появилось и то, что когда-то на заседании малого королевского совета заставило девушку почувствовать, будто она и вовсе лишена одежды. Бейлиш положил ей руки на талию, и мягким, но настойчивым движением усадил к себе на колени. На Сансе было темно-серебристое платье из атласа. Ей пошили его к одной из прогулок с Джоффри, незадолго до их предстоящей свадьбы. Королева тогда прислала свою личную портниху, но наряд сразу показался девушке слишком уж развратным — открытые плечи, тугой корсет, держащийся всего лишь на нескольких серебряных застежках спереди. Сансу смущала и чрезмерная нагота, и подчеркнутая грудь, потому она надела это платье лишь однажды, да и то, укрыв плечи шалью. Однако, обнаружив подарок Серсеи в своем сундуке сегодня, девушка неожиданно захотела остаться именно в нем, - мысль о том, как именно может поступить Петир с этими застежками была такой соблазнительной. - Очень красивое платье. Я не помню его на тебе. - Его пошила для меня портниха Серсеи, мы тогда с Джоффри отравились на загородную прогулку. Но больше я его не носила. Серсея знает толк в обольстительных нарядах, - Петир расстегнул верхнюю застежку и теперь, просунув руку под корсет, гладил маленькую упругую грудь Сансы. - Я надела его специально для тебя... - Понимаю, ведь Джоффри его тогда не оценил. - Нет, просто... Но тебе же нравится! - обиженно пролепетала девушка. - Еще как. Это шутка, милая, ты порой слишком всерьез их воспринимаешь. Но давай, наконец, оставим эти ненужные разговоры, - он окончательно расстегнул корсет и теперь целовал ее остренькие розовые соски. Санса оперлась руками на плечи Петира и запрокинула голову, тяжелые медные волосы водопадом осыпались на обнаженную спину. Сансу удивляло то, что с каждым разом, когда они любили друг друга, ее влечение не только не ослабевало, но становилось все сильнее, все меньше шансов было с ним совладать. - Теперь твоя очередь. Сделай, как ты хочешь, - шепнул ей на ухо Бейлиш. Узкая ручка скользнула вниз, Санса порывистыми движением развязала пояс на его брюках. Тяжелая ткань ее юбок шуршала, смятая в ладонях, старое кресло чуть скрипнуло, когда она сделала первое движение. Второе, третье, темп становился все быстрее. Сумасшедший танец. Абсолютная власть. Ее над ним. Время и весь мир вокруг исчезли, растворились, остались только два тела, и эта безумная пляска. «Ты разве знаешь, чего я хочу?» Я знаю, Петир, я знаю.... Его имя вырвалось из ее уст гортанным стоном, на самом пике удовольствия, и Санса наконец остановилась. Мокрые пряди прилипли ко лбу, капельки пота стекали по тонкой шее, платье... Если то, что во что оно превратилось, можно было назвать этим словом. Платье-которое-не-оценил-Джоффри. Какое-то время они так и продолжали лежать, не размыкая объятий и не выходя друг из друга. Девушка хотела что-то сказать, но слова бессвязной массой барахтались в голове, а губы годились лишь разве для обессиленного, благодарного поцелуя. Первым молчание нарушил Петир. - Девочка моя, попроси у Гризелы графин воды. Ты же можешь... Санса попыталась было надеть атласный наряд, но даже если измятую юбку еще как-то можно было натянуть, то куда подевались две из четырех застежек, было решительно не ясно. Должно быть, где-то в кресле. Только как их теперь отыскать? - Накинь мой плащ, - произнес Бейлиш наблюдая за ее тщетными попытками одеться. - На гвозде у двери. Покрываю тебя им в знак того... что ты принесешь нам попить. Санса послушалась, сняла с гвоздя черный плащ и плотно закуталась в него. Он был из грубой, но очень теплой шерсти, подбитый к тому же бобровым мехом. В отличие от многих одеяний, который носил знатный люд в Королевской гавани, этот зимний дорожный плащ не был украшен никакими вышивками или гербами, только массивная серебряная брошь с пересмешником скрепляла его под горлом. Она крайне нелепо, должно быть, смотрелась со стороны: взлохмаченные волосы, мужской плащ, обутые на босу ногу сапоги. Но эта нелепость была забавной. Санса открыла тяжелую дубовую дверь, которая вела в кладовую, забитую разнообразными кастрюлями, мисками, вертелами и прочей снедью, и попала на кухню. Там тоже был очаг, но меньше, чем в нижнем зале, и там обитали слуги. Когда Санса вошла, Гризела и пастушка о чем-то хихикали, перед Келлой стояла кружка с элем. - Леди Гризела, а вы не принесете нам с лордом Бейлишем воды? - обратилась она к старухе. - Я не леди, дитя, но, конечно, - она тяжело поднялась с лавки и шагнула к бочке, рядом с которой стояли простые глиняные кувшины. Здесь даже бронзовых не водилось, обратила внимание Санса, у отца Петира на это, видать, не было денег, а сын не хотел и медяка вложить в родной дом. - А вы такая хорошенькая, маленькая леди-птичка, - в разговор вмешалась Келла, эля в ней было уже изрядно, и говорила она медленно, с обширными паузами, чтобы не запутаться в словах, - я всегда втолковывала тетке, - она кивнула на вторую служанку, - вот увидишь, он привезет себе чудную девчушку. Птичку-пересмешицу, смешную, как этот его герб. Любите его? Санса почувствовала, как густая краска заливает ее лицо и шею. - Да не смущайся ты так, маленькая леди-птичка. Для нас это праздник! Старики так и вовсе боялись не дожить, так и не увидев леди Бейлиш. - толстая женщина подняла кружку, - Хранят вас семеро, - и она сделала большой шумный глоток.