Пес на цепи

Сандор пошевелился, в тишине раздался лязг цепей. Железные оковы, успевшие покрыться ржавчиной и запекшейся кровью, впились в стертые до мяса запястья. Он поднял руку к лицу и вытер пот, оросивший лоб крупными каплями. Побои, наносимые тюремщиками, почти не беспокоили - его не пытали, а просто время от времени испытывали на нем силу удара, не боясь получить сдачу от скованного узника. Раненная нога - вот, что медленно убивало его. Старший Брат не успел до конца заврачевать рану, когда наемники прознали про местонахождение Пса и забрали его, слишком ослабленного потерей крови, с Тихого остова. Того пойла, приносимого мейстром, едва хватало, чтобы не сдохнуть, но оно не унимало жар, охватывающий Клигана, будто драконий огонь. Будь он настоящим псом - отгрыз бы ногу, которая превратилась в сгусток боли. Суд - не суд, а фарс, разыгранный королевой, чтобы показать подданным справедливость короля и послушное следование закону. Только король в этом не принимает никакого участия, он вообще не встречался с Клиганом, слишком боясь его. Сандор сел, прижимаясь широкой спиной к каменной стене, которая немного остужала его. Он почти жалел, что Джоффри мертв. Мальчик не был склонен долго мариновать узников. Он либо простил бы своего телохранителя, питая к нему болезненную привязанность, либо сразу же приказал водрузить голову дезертира на пику. Оба решения нравились Клигану в равной степени. Дверь скрипнула, и в глаза ударил свет. Факел едва освещал камеру, но для человека, просидевшего во тьме долгое время, казался ослепительным. Сердце Клигана сжалось, когда он рассмотрел, кто пожаловал в его скромную обитель. - Пташка, - выдавил Пес хриплым голосом. Он словно разучился говорить, и звуки вырывались из его горла с усилием. Девушка стояла возле двери, пытаясь привыкнуть ко тьме и запаху камеры. На ее личике отражалась внутренняя борьба с собственной брезгливостью. Она показывала крайнюю вежливость, стараясь не выдавать свое отвращение к этому месту и к его обитателю. Уже третий раз она пришла. Впервые это случилось спустя сутки после возвращения Сандора. Тогда его, слишком слабого, чтобы драться, избила стража и бросила на холодный пол камеры. Упав на раненную ногу, Пес потерял сознание, настолько оглушающей была боль. Придя в себя, он услышал скрип металлических петель, и дверь медленно распахнулась. Он даже не сразу узнал девушку, слишком повзрослевшую со времени их последней встречи. - Пташка? - спросил Пес, до конца не веря, что это не очередное видение, принесенное горячкой. Она просто стояла, держа в руке факел. Свет плясал на ее лице, потерявшем детское выражение. Она недоверчиво смотрела на Сандора, лежащего перед ней. И молчала. - Тоже будешь просить, чтобы я покаялся? - спросил он, садясь, и хрипло рассмеялся. Его лающий смех, казалось, спугнул девушку. Еще секунду назад она стояла, застывшая, словно статуя, а теперь ее и след простыл. Упорхнула... Пташка... Разные слухи доходили до Сандора, пока он скитался по Вестеросу. О том, как Джоффри отказался от Сансы, о том, как ее выдали за Беса. Узнав, кто стал ей мужем, Пес едва не сошел с ума от бешенства. Уж лучше бы он силой забрал ее из замка или прикончил на месте в ту треклятую ночь своего позорного бегства. И о том, что ее подозревают в убийстве Джоффри (в пекло короля!), он тоже слышал. Одно утешает - хоть этот, последний слух, оказался ложью. Она жива, здорова и в некоторой степени даже свободна. Пес скрипел во тьме зубами, вспоминая битву на Черноводной. Он ушел ни с чем, даже не взяв на прощание поцелуй, хотя мысли его заходили намного дальше. Лучше бы она досталась ему, чем этому мерзкому карлику. В воображении то и дело возникали картины того, как Бес раздевает Пташку, разводит ее стройные ножки... Сандору приходилось с силой натягивать цепи, чтобы железо впивалось в запястья, и эта боль помогала справиться с бессильным гневом. Прошло несколько дней (а может и недель) и три допроса прежде, чем она пришла снова. Пес не рассчитывал, что она опять появится на пороге его камеры, но втайне надеялся на это. - Пташка! - его восклицание вышло слабым, словно в помещении было недостаточно воздуха. Он скривил в ухмылке разбитые губы, полузажившая ранка снова открылась, и по подбородку потекла струйка крови. На его теле было намного больше подобных мелких ран, синяков и ссадин - тюремщики вдоволь веселились, вспоминая ему давние обиды. Видимо, это не скрылось от глаз девушки. Она со странным выражением лица пробежала взглядом по отметинам, оставленным кулаками и дубинками. Между бровей вдруг пролегла настороженная морщинка. - Пришла убедиться, что я все еще здесь? - спросил Сандор. На этот раз его голос не спугнул Пташку. Она некоторое время постояла на своем месте, держа в руке факел. Страха в ней будто бы и не было, но она была готова ударить горящей головешкой, если Пес пошевелится. Или это ему просто казалось. - Никуда я не денусь, девочка, - горько усмехнулся он. Санса ничего не ответила. Сделав неторопливый шаг назад, она повернулась и ушла... Будто ее и не было. Следующего ее прихода Сандор ждал, отчего-то зная, что она придет, чтобы снова посмотреть на него. Зачем она это делала? Боится, что он сбежит и придет к ней? Что захочет сделать ей больно? Разве хоть раз он сделал ей больно? По-настоящему больно, как делали рыцари короля? Хочет удостовериться, что с ним обращаются достаточно жестоко? Или сама набирается храбрости, чтобы проткнуть его сердце? И она пришла. Пес уже не знал, правда ли это - лихорадка сжигала его, принося с собой бред. Он постарался сесть ровнее, насколько позволяли оковы и покалеченная нога. Выражение лица Пташки хорошо объясняло, как сильно он изменился со времени их прошлой встречи много дней назад. Новую одежду ему не давали - рубаха изодралась, покрылась пятнами грязи и запекшейся крови, штаны присохли к ране на бедре и тоже основательно износились. На нем же самом не было живого места от синяков и ссадин. - Зачем ты ходишь сюда? - наконец спросил Сандор. - Тебе это нравится, верно? Ты бы и сама приложила руку, если бы имела достаточно мужества. Он не хотел оскорблять ее, но боль доводила его. - Только ты приходишь не в то время. В следующий раз приходи, когда тюремщики буду ломать мне пальцы, вот это зрелище будет действительно забавным. На это девушка тоже не ответила ни слова. Глаза ее блестели в свете факела, как два уголька. Глаза ее лютоволчицы когда-то блестели так же. И сама она теперь не Пташка. Волчица. - За что ты меня ненавидишь? Я же защищал тебя, иные тебя раздери, - в полубреду пробормотал Сандор. При других обстоятельствах он ни за что бы не произнес этого. Но сейчас ему трудно разделить реальность с собственными мыслями. Закусив нижнюю губку, Пташка вдруг сорвалась с места и вышла. Пес хотел остановить ее, но не стал. Пусть уходит. Он все равно не успел бы даже руку к ней протянуть. Он уже был мертв, только пока не хотел этого принимать. Не успел Сандор провалиться в забытие, как она вернулась. Такого быстрого возвращение он не ожидал и, может быть, даже удивился бы, будь его голова свежа. Она принесла маленькое ведерко с водой и мягкую тряпку. Осторожно приблизилась, боясь непонятно чего - то ли потревожить Сандора, то ли того, что он мог сделать. Однако он не был способен на какие-то решительные действия, поэтому она опустилась на колени рядом с ним. - Я знаю, что вы защищали меня, - сказала она, произнося свои первые слова за все это время. Она макнула тряпицу в воду и отжала своими тонкими, будто прозрачными пальцами. Легко, едва касаясь, она приложила тряпку к лицу Пса и осторожно провела по лбу, стирая запекшуюся кровь. - Стало быть, я снова брежу, - проговорил Сандор. Санса продолжала вытирать его лицо, и между ее бровей лежала напряженная морщинка. - Зачем ты это делаешь? - не смея пошевелиться, спросил Пес. - Это меньшее, что я могу для вас сделать, - ответила девушка, хотя он и не надеялся получить хоть какой-то ответ. - Лучше бы притащила мех вина. Санса не обратила внимания ни на его слова, ни на грубый тон. - Ты знаешь, зачем я тогда к тебе приходил, - это был не вопрос, а утверждение. Санса сполоснула тряпицу, отжала воду и вернулась к своему занятию, вытирая запекшуюся кровь с его лица и шеи. - Знаю. - Знаешь, что я хотел сделать, - он поднял руку и обхватил тонкое запястье своей огромной лапищей. Девушка наконец посмотрела в его глаза, и Сандор заметил незнакомое выражение на ее лице. - Но не сделали, - наконец отозвалась она. Пес отпустил ее руку, даже не заметив этого. Он хотел разбудить в ней ненависть своими словами. Лучше ненависть - такое сильное и знакомое чувство - чем эта непонятная забота, от которой до боли сводит внутренности. Санса помогла избавиться от остатков рубахи и постепенно обмыла его плечи, руки, грудь и спину, больше не произнося ни слова. Она бы ни за что не осмелилась на такое, если бы Пес не был в таком плачевном состоянии - одно только ее прикосновение могло бы заставить его сойти с ума от похоти. Сейчас он был слишком слаб, чтобы возбудиться, но ощущение ее пальцев на своей коже кружило и без того затуманенную голову. Омыв спину, девушка поднялась и вышла, чтобы скоро вернуться и принести чистую одежду. Пес собрал силы, чтобы выдать очередную грубость: - Разве не поможешь мне? - спросил он, красноречиво потянув за завязки своих штанов. Наконец-то он добился своего - в глазах Сансы промелькнул гнев, но в следующую секунду оказалось, что это просто игра света и тени. Она бесстрастно положила рядом свежую рубаху, штаны и оставила ведерко со свежей водой, чтобы Пес самостоятельно закончил то, что она начала. Ее лицо будто бы ничего не выражало - ни гнева, ни сострадания. - Возвращайся, - произнес Пес, когда она собралась уходить, и в его голосе впервые прозвучала просьба, а не приказ.