Принц дождя и Принцесса пламени

Бордо 1897 год В один из первых дней октября по извилистым тропинкам сада фамильного имения де Шаньи медленно шагала миловидная девушка с задумчивым взглядом. Черты девушки позволяли уверенно утверждать, что она непременно будет очень хороша собой. Это была несколько повзрослевшая Николь Бертрам, несколько месяцев назад ей исполнилось пятнадцать лет. В детстве она казалась похожей на фарфоровую куколку, а теперь постепенно превращалась в юную наяду – именно такие ассоциации возникали при встрече с поистине бездонным взором её прекрасных тёмно-голубых глаз, оттенок которых казался ещё более ярким и выразительным, контрастируя с тонкой светлой кожей, будто опасавшейся прикосновения жарких солнечных лучей. Длинные русые волосы мадемуазель Бертрам обычно заплетала в косы и укладывала на затылке в витиеватый узел при помощи заколок и шпилек. Впрочем, ей гораздо больше нравилось позволять волосам свободно ниспадать на плечи и спину, когда они словно окутывали её светлым ореолом. В отличие от Кэтрин, Николь очень трепетно относилась к своей причёске и ни за что не согласилась бы подстричь волосы хоть на несколько сантиметров. Поэтому сейчас их густые и невероятно длинные пряди чуть шевелились от прохладного ветра и придавали девушке ещё большее сходство с загадочным существом из древних мифов. Её лёгкий плащ жемчужно-серого цвета гармонично сочетался с нежно-голубым платьем, снова вызывая ассоциации с миром водной стихии. Тонкие длинные пальцы Николь, украшенные изящными серебряными колечками, несколько секунд повертели карандаш в разные стороны и принялись торопливо набрасывать на бумагу новый рисунок. Пристально рассмотрев эскиз, юная художница добавила несколько деталей. Затем она с чуть лукавой улыбкой огляделась по сторонам, не наблюдает ли за ней кто-нибудь, и спросила: - Тебе нравится? Со стороны могло показаться, что девушка не в себе и разговаривает с пустотой – рядом не было ни одного человека, но на самом деле это было не так: дух виконта де Шаньи незримо наблюдал за тем, как Николь рисует. Под ноги девушке опустился золотой кленовый лист, принесённый осенним ветром. Она подняла его и залюбовалась ярким оттенком, а затем перевернула. На обратной стороне листа, поверх ажурной паутинки жилок, были видны мельчайшие капельки чистой росы. Они сверкали в лучах солнца, подобно бриллиантам самой изысканной огранки, и, перекатываясь, складывались в очертания букв. Николь радостно заулыбалась, читая очередное послание своего хранителя. Это было далеко не первое письмо, и о различных способах их своеобразного мистического общения можно было бы долго рассказывать. Рауль использовал любую возможность, чтобы высказать девушке своё одобрение или совет касательно её духовной жизни. Ему запрещено было напрямую контактировать с мадемуазель Бертрам, поэтому он сделался настоящим изобретателем, чтобы не потерять эту тоненькую нить, связующую его с жизнью и служившую единственным источником волнений – и радостных, и горестных. Виконт превратил жизнь своей подопечной в прекрасную сказку и радовался каждой её улыбке, каждому взгляду, сияющему от счастья, но в последнее время всё отчётливее сознавал, что так не может продолжаться вечно. Николь станет взрослой и рано или поздно выйдет замуж, а тогда они должны будут расстаться. Рауль заметил, что его трепетное чувство по отношению к прелестной мадемуазель Бертрам уже не может быть столь покровительственным и целомудренным, как в прежние годы. Его влекла не только миловидность девушки, но и её тонкая, чувствительная и возвышенная натура, окутанная таинственной молчаливостью и скрытностью. Он знал характер Николь лучше, чем кто-либо другой, и не мог не поддаваться её очарованию. Уже неоднократно виконт де Шаньи готов был бежать прочь от девушки, бежать от зарождающейся любви к ней, но не мог этого сделать. Вот и сейчас он заставлял капли росы писать фразы о том, что новый рисунок Николь великолепен, хотя на самом деле больше всего хотел бы сказать главное – что, кроме её любви и нежности, ему ничего на свете не нужно. Но об этом Рауль упорно молчал, не желая ставить девушку в неловкое положение: ведь она не сможет ответить ему взаимностью и будет испытывать от этого чувство вины и грусть. Он знал, что Николь чувствует к нему доверие, благодарность и даже нечто, способное превратиться в любовь, но был убеждён, что однажды она полюбит реально существующего мужчину и забудет странного духа, рисующего каплями дождя. Виконт де Шаньи решил, что в тот день, когда он почувствует, что мадемуазель Бертрам любит другого, наконец сделает шаг за грань и покинет этот мир навсегда, чтобы не появляться здесь больше даже в обличье призрака. - Спасибо, мой принц, твои красивые слова всегда согревают моё сердце и рождают новые образы в моём воображении, - проговорила девушка, прочитав письмо своего хранителя. – Если бы не ты, я бы никогда не научилась рисовать. А твои виртуозные рисунки и фразы из капель воды – разве есть на свете нечто подобное? Уверена, что нет. Но почему ты не позволяешь мне услышать твой голос, снова увидеть тебя? Неужели тебе нельзя не только показываться мне на глаза, но и говорить со мной, подобно обычному человеку? - Никто не должен знать обо мне, - приглушённо ответил виконт. – Если наша тайна раскроется, то я больше не смогу быть с тобой рядом. - Но здесь сейчас никого нет! – почти выкрикнула Николь, потеряв на мгновение свою обычную скромную и сдержанную манеру держаться. Она принялась взволнованно расхаживать по дорожке из стороны в сторону, не догадываясь, что неведомым путём позаимствовала эту привычку у Рауля. Наконец девушка остановилась и с упрёком произнесла: – Зачем же ты буквально вынуждаешь меня каждый раз выпрашивать у тебя хотя бы несколько слов, сказанных вслух? Пожалуйста, если наше общение для тебя столь опасно, то лучше оставь меня совсем. Так ты не будешь рисковать, а я – жить двойной жизнью и постоянно испытывать танталовы муки от того, что самый интересный и желанный мне собеседник для меня недоступен! Она в самом деле страдала от того, что не имела ни малейшей возможности приблизиться к единственному существу на Земле, ставшему ей столь близким и дорогим. Конечно, мадемуазель Бертрам очень любила своих родителей и брата, но её юное сердце мечтало и об иной любви – той, которая воспета стихах, о которой повествует музыка и горячие тайные молитвы. Вот только в жизни Николь не было никого, кто мог бы пробудить в её душе подобное чувство. Никого, кроме её незримого хранителя, которого она видела лишь одно мгновение. Девушка почувствовала, что сказала слишком много, и вновь умолкла, покраснев. Она не могла промолчать, но поняла, что напрасно произнесла всё это. В её душу закралось невольное сомнение: может, её Принц дождя не нуждается в этом признании, может, она напрасно так явно высказывает ему, насколько он важен для неё? - Я не должна была говорить всё это, - сказала она чуть холодным тоном. – Прости, должно быть, я слишком взволнована. Пожалуйста, забудь об этом. - Не хочу! – внезапно возразил Рауль, также забывшись. – Наоборот, я хочу это всегда помнить. Неужели ты думаешь, что мне легко? Но я не могу тебя оставить, Николь, я… Я мог бы сказать, что умру без тебя, но эта фраза звучит нелепо в моём случае. Хотя я и не принадлежу к миру живых всецело, но именно ты поддерживаешь во мне горение последней искры жизни. Я не хочу умирать, Николь! В твоей власти погасить эту искру, но… О нет, теперь и я понимаю, что не должен был это всё говорить. Виконт бросился в сторону и с силой налетел на дерево, из-за чего вокруг разлетелись мельчайшие брызги воды с листьев. Он потёр ладонью лоб, словно до сих пор был обычным человеком, способным почувствовать физическую боль. - Не уходи, прошу тебя, - мягко проговорила девушка, оглядываясь по сторонам и пытаясь понять, где именно он находится. – Я не хотела тебя обидеть своими требованиями! Просто мне очень тяжело, когда ты и рядом, и в то же время нет. Целых пять лет я не видела тебя, мой принц. Возможно, я скажу что-то неправильное, но у меня ведь есть не только воображение, но и глаза. Я хочу видеть тебя не только в фантазиях, но и по-настоящему. - Я знаю, милая моя, - Рауль вздохнул и снова приблизился к ней. Он коснулся её руки, зная, что она почувствует его прикосновение лишь смутно, и решительно добавил: - И ты увидишь меня сегодня же! Но сейчас тебе пора, скоро придёт Роза. Ты просила её сказать тебе, когда настанет время отправляться в дорогу. Осталось не больше пяти минут, она уже вышла из дома. - Уже… - грустно протянула мадемуазель Бертрам. – Ты ведь знаешь, что лучше всего мне здесь, вдали от толпы и суеты. Но я не могу не поехать в Париж, ведь папа и мама ждут меня, чтобы мы все вместе были на премьере новой оперы Феликса. Это произойдёт уже довольно скоро, клавир полностью готов и репетиции в разгаре. - Твой «огнепоклонник» по-прежнему прячет от публики свои лучшие работы, считая их негармоничными и чересчур страстными? – усмехнулся виконт. - Хотя Феликс бывает редкостным прагматиком и стремится абсолютно во всём утвердить верховенство разумного начала, я знаю, что он волнуется и хочу поддержать его, - ответила Николь. - Эта опера имеет для моего брата особый смысл, он больше не хочет её прятать. Имя императрицы Мессалины всегда очень много значило для него. Правда, Феликс и раньше нередко использовал исторические и мифологические темы, но это будет что-то совершенно новое – я могу судить даже по тем небольшим наброскам, которые когда-то слышала. Рауль знал, что брат его подопечной тайно одержим не древнеримской Мессалиной, а её тёзкой – куда более современной, но не менее своенравной и властной, но решил пока не говорить об этом. Неподалёку послышался голос Розы, разыскивавшей юную мадемуазель Бертрам. Виконт де Шаньи снова коснулся руки Николь и прошептал, что последует за ней в Париж. Он был твёрдо намерен сегодня ночью проникнуть в её сон, чего бы это ему ни стоило.