Kill the lights

- Нет, я сказал. Сзади раздался озлобленный рык и удар ладонью о поверхность стола. Мужчина у окна даже не вздрогнул, похоже, он давно привык к таким выходкам. - Чего тебе стоит? – облизнув губы, Гилберт высокомерно глядит в сторону Родериха, будто пытается взглядом приказать тому обернуться. Закинув ноги на стол, он вертит во рту спичку, пытаясь отвлечься от гнева. - Это маленькая просьба, и я один. Мне надоело тут торчать, я всё сделал. - Твоё "сделал" расшифровывается как "выполнено - ищи в ближайшем баре". А это, непременно, проблемы, которые потом решаю я, вырывая тебя за шкирку из рук правосудных органов, - Родерих, наконец, повернулся, однако взгляд так же равнодушен. Сегодня Гилберт проиграл. Он поднял руки вверх, шепча губами "отстань", и, откинув голову, уже без всякой надежды тянет: - Значит, ты меня не отпустишь? Молчание. Гилберт кивнул самому себе, окончательно убедившись в отрицательном ответе. Он выдохнул и резко встал, похоже, собираясь уходить. - Ты давно должен понять, что нет – это нет, – Родерих протягивает плащ, висящий на руке. Совсем недавно Гилберт бесцеремонно заявился в кабинет, пнув ногой дверь и бросив верхнюю одежду на пол у деревянного стола. Ни один из них не любит их короткие встречи, это заметили даже слуги Эдельштайна. Никто не рискнёт побеспокоить господина Родериха, когда у него в гостях Байльшмидт. Гилберт вздохнул, готовясь выразить своё, мягко говоря, недовольство, но со стороны двери раздался робкий стук. - Да, войдите, - Родерих передал одежду Гилберту. В проёме показалась тёмно-русая макушка. Раздалось кряхтение и, спотыкаясь на ходу, в комнату ввалился молодой человек. Он выпрямился, поправляя очки, и наиграно кашлянул, делая вид, что ничего не было. - Господин Эдельштайн, транспорт готов. Вы можете отправляться. - Благодарю, Эдуард. Я сейчас спущусь. Глубоко оскорблённый наглым вмешательством, Гилберт неотрывно следит за Эдуардом, которого он прозвал про себя "ботаником". Выглаженная рубашка, брюки нигде не помяты и не запачканы, ни один волосок на голове не торчит – всё приглажено да прилизано. В руках документы. О, Боже! Даже листы идеально сложены, край к краю! Гилберт морщится, скривившись, и мотает головой. - Чего нос воротишь? – холодно подметил Родерих. - Был бы ты таким аккуратным, я бы отпустил тебя хоть к чертям в ад, оттуда тебя всё равно выгонят. Гилберт фыркнул и краем глаза глянул в висящее сбоку большое зеркало: ну торчит угол рубашки из-под куртки, ну сапоги заляпаны грязью, волосы опять ветром растрепало (а это, безусловно, был ветер, Гилберт в этом даже не сомневается!), на щеке пятно, потому что приятель с завода пошутил и ткнул щёткой, чёрт бы его побрал; цепь сбоку на брюках, а в ухе - серьга. И что такого? Гилберт уверен, что неотразим в таком виде, поэтому широко улыбается, украдкой любуясь собой, и расправляет плечи, гордо задрав подбородок. - Ты неисправим, – качает головой Родерих, засовывая в карман жилета часы на цепочке. – Нам пора. Не натвори дел. Я скоро буду. Он спешно вышел из кабинета, кивнув удивлённому беседой Эдуарду. Тот не сразу понял знак, но спохватился и засеменил к выходу, отмечая то, как легко эти двое перебрасываются колкостями. Вот он бы ни за что не осмелился. И как только господин Гилберт себе такое позволяет? Кстати, последний так и остался в кабинете, не успев даже излить свои претензии, а уже появились новые! Родерих не попрощался нормально, а ведь Гилберт столько для него делает! - Неблагодарная тварь... - рычит он, пнув стол. – Сам свои запасы шнапса тогда истребляй! За окном тарахтит машина, значит, Родерих ещё не уехал. И Гилберта осенило: а куда? Он подскочил к окну, дёрнул штору, путаясь в тюле, и замер. Даже готов был поклясться, что слышит голос своего любопытства и чувствует, как оно пихает его в бок и бегает вокруг, тыкаясь носом о стекло да пища: "А где? А куда? И зачем? Может, тоже поедем? Гилберт, мне не видно!". Гилберт неосознанно махнул рукой в воздухе, отгоняя невидимую спутницу. - Вот ты где, - кряхтит он, сдувая чёлку с глаз. - Блин, постричься бы... Но не до цирюльников сейчас. Родерих – вот цель. Он стоит у машины и что-то передаёт одному из сторожей, вероятно, очередное поручение. Эдуарда нигде не видно. "Что-то больно уж разоделся", – прищур, Гилберт выплюнул спичку. И хоть Родерих всегда выглядит подобающе и так, как требует статус управляющего компанией, только сегодня было что-то более... парадное? Гилберт приподнял бровь, оглядывая костюм: белая рубашка, чёрные брюки и камзол – ничего необычного. Однако сам Родерих что-то слишком дёрганый, волнуется, что ли? И тут в голову будто что-то стукнуло: - Свиданка! – орёт Гилберт, победно вскидывая кулаки вверх, и смеётся, пугая вошедшую служанку своим оскалом. Та извиняется, лепеча, что зайдёт позже, уступив место прибывшему сторожу. Гилберт спохватился и успел увидеть лишь заворачивающий за угол транспорт, увозящий Родериха в неизвестном направлении. - Господин Байльшмидт, у меня поручение от господина Эдельштайна, – выпрямился сторож. - Валяй, – Гилберт даже не оборачивается, сидя на полу по-турецки и смотря в небо. - Господин Эдельштайн приказал на время изъять ваш паспорт в целях вашей безопасности. Гилберт медленно обернулся, словно не понял услышанного. Однако он ожидал этого, поэтому соизволил выразить свои эмоции единственным приличным словом: - Блядь. И неизвестно: то ли ситуация такая, то ли Гилберт так обласкал Родериха, которому, если честно, сейчас на него было наплевать. Сидя в машине, он пытается сохранять спокойствие, но собственные пальцы его выдают, холодея от волнения. И он закрывает глаза, видя вдали крышу дома, в котором, возможно, скоро решится его судьба. И судьба одной молодой особы, вертящейся в платье перед зеркалом во весь рост. Рядом стоит её мать – невысокая женщина, и теребит русые волосы в надежде, что дочь, наконец, соизволит улыбнуться, и выражение её лица станет хоть чуточку радостнее. - Нет, мне не нравится. Не то. Женщина слегка улыбается, она знала, что последуют эти слова. Сотая попытка одеть свою красавицу-дочь в платье для выхода в свет – пышное и затянутое корсетом – встречена смирением. - Эржебет, девочка моя, - госпожа Хедервари положила руку на плечо дочери. - Не упрямься. Ты уже взрослая, понимаешь важность этой встречи. Эржебет прикусила губу, желая кулаком разбить это дрянное зеркало, чтобы больше не видеть в его отражении ни оборок, ни платьев с подолами. - Понимаю. Но надену то, что нравится мне. Она скинула руку матери с плеча и покинула комнату, оставив госпожу Хедервари винить себя за всё происходящее. - Госпожа! Прибыл господин Эдельштайн! – донеслось с первого этажа. Сидящая в своей комнате по соседству Эржебет вздрогнула, словно очнувшись от раздумий, и оглядела груду тряпья на полу. - Пф. В коридоре засуетились. Даже на втором этаже за дверью слышны гвалт и голос матери, встречающей гостя. А через пару минут этот голос требовательно гласит у порога: - Эржебет! Неприлично заставлять гостя ждать! Выходи! Тишина. - Эржебет! Послушай же нас с отцом, доченька! Всё для твоего блага! Слушай, молчи, делай – пожизненные спутники. Эржебет даже посмеялась бы, если бы не хотелось плакать. Да, слушай, молчи, делай. И через полчаса ожидания, когда выпита чашка чая, обговорены все новости мира и сплетни города, со второго этажа раздаётся стук каблуков. Госпожа Хедервари вскочила с кресла, одёргивая длинное пышное платье и счастливо улыбаясь. Её муж тоже встал, кивнув Родериху в знак поддержки. Здесь они собрались ради неё – Эржебет. Всё ближе стук, увереннее, и вот у изголовья лестницы стоит сама виновница. Гордая, счастливая и... - Эржебет! Мать выронила кружку из рук, не веря тому, что видит. - Да, мама? Шаг за шагом Элизабет спускается вниз, довольная эффектом, ведь господин Родерих, кажется, в шоке от чулок и короткой юбки на ногах своей пока не состоявшейся невесты. А ещё - особая гордость - корсет с декольте и цилиндр на голове с закреплённой чёрной сеточкой. - Элизабет, что ты... - госпоже Хедервари не хватает дыхания, чтобы возмутиться. Она глядит на свою дочь, и её пальцы дрожат, вероятно, от желания хорошенько выпороть её за непослушание. Но Эржебет чуть ли не светится, садясь на диван напротив Родериха, и усмехается, видя, что он готовился, приоделся, как на праздник. "Я, господин Эдельштайн, тоже подготовилась", - ликует она, поправляя тонкую ленточку на шее. А вот её родители готовы убежать со стыда. Не так они представляли знакомство дочери с богатым женихом. Надеясь показать робость и вежливость будущей невесты, они подобрали самое подходящее платье, предназначенное скромным девицам, однако характера юной Хедервари не учли. Эржебет взяла с круглого столика чашку с чаем и шустро перебралась на подлокотники кресла, в котором сидит Родерих. Слегка поёрзав, она закинула ногу на ногу, решаясь действовать. - Итак, господин Эдельштайн, чем же вы занимаетесь? На несколько секунд всё будто замерло: и часы на стене, и ветер в страхе не трепал шторы, никаких звуков. Обстановка ухудшается. - Механикой, госпожа Хедервари. Управляю компанией, связанной с техникой и механизмами. Родерих не смотрит на неё, не может. Он предпочитает разглядывать узоры на комоде или мебель в комнате, но только не Эржебет. Да, она сбила его с толку, смутила, ввела в заблуждение. Признаться, ему так её расхваливали, что было легко понадеяться на смиренную и покладистую девушку, что станет его тенью и опорой. И снова не учтён характер госпожи Хедервари. - Интересно. Хотя нет - скучно, - она махнула рукой в воздухе, будто отгоняя пчёлку или муху. - А вот я люблю верховую езду и стрельбу из лука. Следя за реакцией Родериха, Эржебет начинает злиться. Он не реагирует. Просто смотрит в сторону! - А ещё люблю драться. Я жуткая драчунья, господин Эдельштайн! – с вызовом объявляет она, наклонившись к Родериху, – Меня в школе все боялись. Девчонок я за косы таскала, а мальчишек... - она запнулась, глянув на родителей. - Ну, не буду уточнять. Несладко им, в общем, было. Мать Эржебет закрыла лицо ладонями, а отец только вздыхает, успокаивая себя тем, что поговорит с дочерью после. - Кстати, вам сказали, что я жутко неаккуратна? М? – время! Либо она их, либо они её. Родерих покачал головой, не видя подвоха в вопросе, однако стоило бы заметить, потому что в следующую секунду он вскочил, шипя и отряхивая колени от горячей воды. Эржебет встала следом, бросив чашку на пол. - Ой-ой! Я же говорила! – наигранность так и пестрит в её голосе. – Надо же было так чашку наклонить! Пока все суетятся, она не раздумывая бежит к лестнице, а дальше в комнату, за дверь, чтобы её никто не догнал. И уже через пять минут Эржебет облегчённо вздыхает, слыша, как, провожая гостя, родители приносят извинения. Госпожа Хедервари, кажется, плачет. Пока победа. Эржебет легла в кровать, кутаясь в одеяло, понимая, что разговор с родителями будет гораздо сложнее. Одному сложность – противостояние, другому – найти безалаберного напарника на судне. - Да куда же ты деться здесь мог? - ворчит девушка, оглядывая корабль. Она часто дышит, потому что поиски заставили её обежать почти все этажи. Но того, кого ищет, нигде нет. – Где же? О! Взбежав на нос корабля, она сжала кулаки, готовясь вцепиться в белобрысую шевелюру дремлющего на стуле мужчины. Прикрыл лицо соломенной шляпой, неужели думает, что она его не вычислит? “Наивный”, - думается с каждым шагом. - Франциск Бонфуа! Мужчина встрепенулся, как попугай, пугливо огляделся по сторонам, но, узрев перед собой рассерженную Алису, застонал. Закатив глаза и моля небо о покое, снова прикрыл лицо шляпой и откинулся на спинку. - Не мешай. Я сплю. Алиса едва заметно закивала, скорее, прикидывая, как бы заставить этого лентяя идти собирать вещи, ведь они скоро прибывают, чем соглашаясь с его словами, и дёрнула за висящие рукава рубахи, но Франциск лишь вытянул ноги и закинул одну на другую. В раздумьях потрепала хвостики на голове и плюхнулась на пол, садясь по-турецки. Она скрестила руки на груди, показывая немой бунт, и на сто процентов зная, что Франциск сейчас улыбается. - Да соберу, соберу я всё, - треплет он её по голове, не внимая протестующему "ну-у-у!". А ведь прекрасно осведомлён, что Алиса терпеть не может, когда Франциск обращается с ней как с ребёнком. Он уходит, оставляя её хмуриться, смотря на воду. В порту они не разговаривают, Алиса хвостиком следует за Франциском, по-волчьи оглядывая серые здания и людей. Ох, неспокойно ей, может, им не следовало покидать Францию? Франциск так резко оповестил об их отплытии в Англию, что Алиса за отведённые полтора часа толком не собралась, выплёскивая весь гнев на "бестолкового" Бонфуа. "Бестолковый" потому что нашёл неприятности, не оповестив её, потому что притащил их в заморскую страну, не подумав о жилье. Потому что откровенно игнорирует Алису, беседуя с какой-то дамой, вероятно, принявшей его за искателя приключений. И Алиса пыхтит, топает ногой, не отрывая взгляда от Франциска, то и дело вздыхает, поражаясь тому, как беспечен её спутник! - Эй, пошли уже! – не терпит она, по привычке дёргая Франциска за рукав. Рост, что поделать? Но ниже на голову - не значит глупее. - Подожди! – он схватил её за руку и резко дёрнул на себя, обнимая и что-то проникновенно говоря даме на французском. Та кивает и неуверенно пожимает плечами, время от времени вяло улыбаясь Алисе. Кажется, что-то поменялось. Наконец, дамочка ушла и Франциск отпустил Алису. Он вынул из кармана кошелёк, однако, увидев оставшуюся сумму денег, вытаращил глаза, вытянув губы трубочкой. - Алиса, солнышко, не ругайся только. - Я вижу, ты догадался, что я не собираюсь молчать. Что сказала та женщина? Франциск натянул улыбку. - Что примет на ночь. - Отлично, пошли. - Меня. Одного. Подтекст ясен, и Алиса закрыла глаза рукой, не зная, удивляться или печалиться такому раскладу. - Но я сказал, что с дочкой, и она поостыла, – Франциск пожал плечами. - Замечательно. Что делать? - Импровизировать, детка! Алиса застонала в голос, подняв руки к небу. Франциск же замер, сложив ладони, как джин, кланяющийся своей госпоже, и рассмеялся, наблюдая за взбешённой напарницей. Он знает о её ненависти к этой фразе и ко всему необдуманному. Однако сейчас выбора нет. - Ладно, пошли, доченька. - Я тебе не дочь! Даже не сестра! - Эх, даже ведь побриться негде, - причитает Франциск, закидывая сумку на плечо. - О чём ты вообще думаешь?! Их ругань глушится разговорами толпы, а вскоре Франциск и Алиса сами становятся её частью. Лондон встречает их розовым закатом, сменяющимся дорожной пылью и дымом - чем глубже в город, тем мрачнее. Но не будем уходить далеко в трущобы, ведь и у реки есть на что посмотреть. Точнее, на кого. Например, Гилберт уже минут пятнадцать шагает по бордюру, следуя за белокурой красавицей. Расстояние между ними сокращается, однако девушку, кажется, это не пугает. Она не спеша прогуливается вдоль реки, теребя шнурки кожаного корсета да поправляя белый длинный сарафан. Наверное, волнуется - всё-таки немного страшно, когда тебя преследуют, даже не скрываясь и откровенно таращась, стоит обернуться. - Ну? – грозно вопрошает девушка, в очередной раз повернувшись к преследователю. Гилберт молчит. Между ними два метра, он, и без того высокий, кажется ещё выше, так и не спустившись на дорогу с бордюра. - Маньяк? Ждёшь пока до переулка дойду? - Тьфу ты. Вообще сдурела, что ли? – Гилберт, наконец, спрыгнул вниз, впритык подойдя к ней. – Есть за мной грешки, но не до такой степени. - А что тогда? Ожидая ответа, девушка вертит в руках коричневую книжку, изредка заглядывая в неё, будто урывками пытаясь прочитать историю дальше. Но Гилберт резко захлопнул её прямо в руках владелицы, на что получил злобный взгляд. - Зовут как? - Тебе-то какое дело? Проститутку ищешь? Так они вон, за углом все. Гилберт цыкнул, буркнув, что давно бы уже нашёл, если бы понадобилась. Вообще, он и сам толком не понимает, зачем таскается за незнакомкой. Видел её здесь пару раз, приглянулась, и что? Девушка тем временем смотрит в глаза Гилберту, ожидая дальнейшего расспроса. Словно готовясь к спору, она достала из кармашка сарафана резинку и начала заплетать длинные волосы в косу. - Ну так чего тебе? - Имя. Вздох, и прямо в нос Гилберту ткнулась книжка. - Читай, – требование в тихом, но уверенном голосе неоспоримо. - Э-э, - Гилберт слегка отодвинул книгу от лица и свёл брови. - "Н.М. Карамзин. Наталья, боярская дочь". Девушка тут же развернулась, поспешив удалиться, но не так всё просто. Позади снова быстрые шаги, и Наталья, не оборачиваясь, свернула за угол, радуясь, что до дома остаётся ещё улица. Она наталкивается на людей, иногда извиняясь, даже успела махнуть рукой какой-то женщине в знак приветствия, но шагу не сбавляет. А Гилберта погоня только распаляет. Наталья оглянулась, надеясь, что смогла затеряться среди людей, но нет, Гилберт с азартом мальчишки ловко изворачивается в толпе, не давая никакой форы. И вот дверь дома, ключи дрожат вместе с руками, и он позади у подножия входной лестницы, опираясь о перила, стоит, довольный результатом. Наталья замерла, не зная, чего ожидать. Что-то будет, что-то сейчас начнётся. - У нас гости? – родной голос вмиг разбивает страх, даря ощущение защищённости. Рядом с ошарашенным Гилбертом стоит Иван, держа зонт в одной руке, а в другой пакет. - Вы по делу? Давайте зайдём, а то что-то пасмурно стало. Щёлкнул замок, и Наталья толкнула дверь, слегка улыбаясь. Даже доносящийся издалека гром не портит настроения. Сзади Гилберт что-то лепечет, отговариваясь делами, и убеждая, что тут случайно оказался, пока Иван настойчиво, мило улыбаясь и уверяя, что, конечно же, верит, толкает его всё выше по ступенькам. В итоге он сидит за столом в кабинете Ивана. Морщится, снова морщится, оглядывая заставленное мебелью пространство, стены, до половины отделанные зелёным бархатом. - Не любите такую обстановку? – догадался Иван, сидя напротив. - Я тоже. Но, увы, нынешние устои беспощадны. - Мне всё равно, – врёт Гилберт, оглядывая белый потолок. Морщится. - Тогда к делу, господин Байльшмидт. Гилберт насторожился – откуда он его знает? - Что же вам понадобилось от моей сестры? Или господин Эдельштайн потребовал навести справки? Иван доволен эффектом, его вопросы вогнали Гилберта в ступор, правильный ход – неожиданность. - Да о чём вы? – очухался, наконец, Гилберт. - Я так, просто… - Просто – не всегда благоприятно. В комнату вошла Наталья. Остановившись у стола, она поставила две чашки, пожелав приятного чаепития, и равнодушно глянула на Гилберта. Тот, позабыв о том, где находится, заулыбался и подмигнул ей, развалившись на стуле. Иван не донёс кружку до рта, наблюдая за происходящим. - Так-так, неужели я ошибся? Досадно. Наталья сразу чувствует перемену настроения брата, будто зимой открыли дверь и у ног потихоньку собирается ледяной воздух, аж мурашки по коже. Гилберт угрозы не замечает, попивая чай и заглядываясь на Наталью. Тихое тиканье часов стало напряжённым, с улицы слышится гром. Иван не улыбается, на вид спокоен, сидит с опущенными руками, что тут же напрягает Наташу: он всегда держит руки на столе, когда принимает гостей или чужаков. Шагнув вправо, она замерла, видя, как Иван рвёт какой-то листок бумаги, клочки у его ног помяты так, будто их злобно мяли часа три без перерыва. В миг сбылись все опасения: Иван вскочил, дёрнув Гилберта на себя за воротник, и, схватив того за волосы, зашептал в ухо: - Даже не смей к моим сёстрам подходить. Много чести такому отродью. Наталья прижимает руки ко рту, растерянно глядя, как стекает разлитый чай из опрокинутых кружек. Гилберт, сначала напуганный таким жестом, приходит в себя, хватая Ивана за руки и скалясь. - Был бы отродьем, здесь бы ты меня не принимал, да? Неожиданно Иван смеётся, убирая руки в карманы. За короткий отрезок времени он стал совершенно иным, спокойным. - Задание у меня для тебя есть, Байльшмидт. И Гилберт, и Наталья уставились на Ивана, будто он сообщил что-то невероятное. Гилберт тут же растерял свой боевой настрой, вопросительно глянул на Наташу, но та только пожала плечами. - Да-да, задание, – Иван, казалось, разговаривает сам с собой, смотря куда-то мимо гостя. – Слышал я о тебе многое, так что, если не хочешь, чтобы Родерих узнал о твоём визите в мой дом, выполняй. - Что, все твои пешки настолько не самостоятельны, Брагинский? Гилберт откровенно насмехается этими словами, не желая браться ни за какие посторонние дела. - Нет. Тебя не жалко. Наталья прыснула, понимая, что слова брата правдивы. - Иван, я пойду, пожалуй. - Да, конечно. В кабинете остались двое. Шум дождя за окном усилился, но отчётливые слова решили исход предложения. - Что нужно сделать?