Хоуп: надежда на жизнь

Около трёх лет прошло со смерти Хоуп, маленькой четырнадцатилетней девочки, которой выпала доля платить за грехи своего отца. В тот день умерла надежда семьи первородных. Да и смерть Эстер — женщины, которая собственными руками сделала из своих детей монстров и той, кто так часто приносила им горе — не осталась незамеченной. За её спиной всегда водилось слишком много грешков. Убийство своих сыновей: Финна и Кола - и родной внучки. Но справедливость восторжествовала, и женщина горько поплатилась за все свои деяния. Вот только можно ли назвать убийство во имя мести справедливым? Да и можно ли вообще считать смерть человека, каким бы злым он ни был и сколько бы ужасных поступков ни совершил, справедливой участью? Почему никто не может дать ответа на этот столь простой вопрос? Нам известно лишь одно: смерть одного человека не вернёт жизнь другому и месть не может погасить в душе чувство скорби. Это и перенесли все члены семьи Майклсон в своих сердцах и душах. Эти несколько лет пронеслись как в тумане, да и не самые приятные изменения потерпело семейство первородных. Элайджа окончательно замкнулся в себе, перестал вообще с кем-либо пытаться поддерживать нормальные отношения и опустил руки. Маска душевной силы рухнула, оставив лишь телесную оболочку. И как бы сильно Элайджа ни хотел помочь брату и сестре справиться с потерей, вампир понимал, что и сам не способен взять себя в руки, не то что помочь другим. Дыра, образовавшаяся в сердце, была настолько глубокой и тёмной, что в ней не было видно дна. И каждый день, каждую минуту оттуда сочилась одна боль, которая, казалось, никогда не исчезнет. Видя то, в каком младший брат ужасном состоянии, Эл не смог покинуть дом и остался вместе с ним, чтобы хоть как-то оказать поддержку. И если Майклсон-старший имел достаточно сил, чтобы остаться, то Ребекка, как только узнала о смерти племянницы, уехала из дома. Осознать то, что Хоуп умерла, было до боли сложно. Девушка плакала каждый день, прокручивая в мыслях моменты из такого недалекого прошлого, а слезы с ещё большей силой текли по щекам. Красные и опухшие глаза стали постоянными спутниками Бекки. Ей было больно, как и всем остальным. Она присутствовала на похоронах Хоуп, просто не могла не прийти. Но слёзы всё время застилали глаза, и потому она с трудом могла видеть, как маленький гробик зарывают в землю, и с ещё большим трудом могла осознавать, что в нём находится уже холодная племянница. С тех самых пор от Ребекки вестей не было. Только 7 августа вся семья собиралась около могилы Хоуп Майклсон. Это была мрачная печальная традиция. И потом все вновь расходились в разные стороны. Но больнее всего было Клаусу. Он не мог поверить, что совсем недавно нашёл и увидел свою дочь, а вскоре потерял её. Ему казалось несправедливым, что смерть забрала её, дала им так мало времени побыть вдвоём и узнать друг друга так, как должен знать родитель свое дитя, и наоборот. Он каждый день винил себя в том, что не смог её защитить. Его сердце разрывалось от боли, и ночи сопровождались её голосом в голове и образом перед глазами. Мужчина перестал убивать ради светлой памяти о своей малышке, и родные не могли признать в нем старого Никлауса Майклсона. Он изменился. Каждый раз, проходя мимо семей с детьми, гибрид чувствовал вселенскую боль и нотки зависти. Первые дни после похорон дочери он часто приходил к ней на могилу, приносил цветы и просил прощения за то, что не смог уберечь. Но даже не догадывался, что все эти годы за ним наблюдало его солнышко, его Хоуп. Не знал, что в те моменты, когда он сдерживал зверя внутри себя, она клала свою руку ему на плечо и пыталась успокоить.

***

В Новом Орлеане по-прежнему идут дожди. Серые и тягучие, пропитанные небесным холодом, они не дают людям выходить из своих домов, вынуждая их прятаться от внешней жизни и запираться в четырёх стенах. В такие дни дом становится темницей, которая защищает человека от ледяных капель, но ограждает от мира. Хотя и не у всех есть даже это: бездомные прячутся под крышами магазинов, дрожа и надеясь найти место для жилья хотя бы на несколько часов, чтобы переждать дождь. Многие хотят провести время в тепле и в тишине, пока тяжелые капли дождя падают с небес на землю. Хотят не слышать его, не видеть и не чувствовать кожей холода от небесных слез. Многие, но не дети. Не жизнерадостные и искренние дети, которые прыгают по лужам, смеются, пачкают свою одежду в грязи, совершенно не боясь, что на них потом будут за это ругаться, и совсем не задумываясь о цене новых, уже полностью покрывшихся грязью ботинок. Потому что сейчас дождь, жизнь, радость. И только потом они будут смиренно опускать глаза, пока родители негодуют и жалуются на то, что одежда опять испачкана. Взрослым, увы, не понять, какое великое удовольствие можно получить только от простых прыжков по лужам. Взрослые уже вышли из этого возраста, им больше по душе сидеть дома и греться возле огонька. Да и сейчас не все до единого сидят в тёплом доме около камина. Один человек идёт на самое, наверное, угнетающее место на земле... На кладбище. Никлаус никак не может забыть смерть своей дочери. Никак не может притупить боль от потери. Да и возможно ли вообще такое сделать? Эти воспоминания всегда будут тревожить и проедать душу, с ними можно лишь смириться, как с тем, что в мире каждый день обязательно кто-то умирает. Но чтобы смириться, нужно время, а у Никлауса его было недостаточно. Гибрид постоянно вспоминает, как вбежал в ту мерзкую комнату, где Хоуп полумёртвая лежала на полу, вся в порезах, ранах и синяках. Всё та же боль проникает глубоко внутрь, но слёзы уже не катятся из глаз как прежде. Их больше не осталось. Включите:Turning page - Sleeping at last — Хоуп, дорогая. Я так по тебе скучаю! Ты тот человек, который каждый день порождал надежду в моём сердце. Я люблю тебя. Очень люблю. Ты всё для меня. Плевал я на Новый Орлеан, на Эстер, на оборотней, ведь лишился самого дорогого, что у меня когда-либо было. — Первородный своими словами словно хотел вытащить из себя хоть частичку боли. — Каждый день мне лезут в голову воспоминания о тебе. — Мужчина слабо усмехнулся, перебирая воспоминания в голове, и продолжил: — Когда твоя мама сказала, что у неё будет ребёнок от меня, я рвал и метал молнии во все, что попадалось под руки, и грозился прикончить вас всех к чертовой матери. Но я понял, что ребёнок — это безмерное счастье, радость, слёзы, переживания, крики и плач. Пытаясь уберечь тебя, я что-то упустил. А когда впервые взял тебя на руки, понял, что ничего в этом мире не важно кроме тебя, моё солнышко. Тогда я хотел, чтобы время остановилось. Хотелось, чтобы ты осталась такой маленькой и беззащитной на моих руках. Но, знаешь, быть вампиром не так уж и просто. С каждой минутой, неделей, годом у тебя накапливается столько врагов, которые хотят тебя убить, что самому становится страшно. Я доверил тебя твоей тёте в надежде, что она защитит тебя и ты будешь жить, так и не узнав, что такое боль, разочарование, смерть... — Никлаус положил васильки на гроб и ещё раз посмотрел на выгравированную на нём надпись: «Хоуп — надежда на жизнь». — Я тоже тебя люблю, отец! — сказала девушка, положив руку на плечо Никлаусу. Как жаль, что гибрид не может видеть её. Молодая девушка сейчас была готова отдать все на свете, лишь бы отец почувствовал её ладошку на своем плече и понял, что она рядом всегда. Хоуп резко развернулась и взглянула на виновницу всех своих бед и разочарований. — Почему ты постоянно преследуешь меня? Я тебя ненавижу! Ты убила девочку, которая сейчас стоит перед тобой! Для чего? Ты пыталась этим что-то доказать? — закричала Майклсон, вглядываясь в глаза Эстер и ища хоть что-то стоящее. — Мне уже надоело отвечать на твои вопросы, — сказала женщина, медленно подходя ближе. — Так ответь, я сделала тебе что-то плохое? Я всегда хотела иметь бабушку, дедушку, а потом, когда я узнала, что именно она меня убила, я стала ненавидеть её! Хотя еще три года назад, в больнице, надеялась, что ты сжалишься надо мной, отпустишь, не дашь страдать! — Девушка больше не смогла сдерживать слёз. — И из-за своего глубоко желания отомстить ты не заметила самого главного! Отвернувшись от ведьмы, Хоуп скрестила руки на груди, и в горле у неё появился ком. Он стал слишком частым гостем, ведь с каждым часом хочется реветь свое больше и больше, чтобы хоть кто-нибудь услышал её. И даже попытки остановить это проваливаются. — Прости меня, — тихо, почти шепотом произнесла женщина, опустив глаза к земле. Девушка стояла в каком-то оцепенении и пыталась осознать происходящее. Молчание — тревожное и нервное — повисло, и никто не хотел его нарушать. — Что? — удивлённо спросила девушка через некоторое время, повернувшись лицом к своей собеседнице. — Прости! Я хотела отомстить Никлаусу, но мне надо было выбрать его самое слабое место, и я выбрала тебя. — Одинокая слеза скатилась по щеке. И снова молчание... такое убивающее и почти невыносимое. А ведь оно, и вправду, рушит судьбы. Но судьба Хоуп уже сломлена давно. — Я прощаю тебя, — случайно сорвалось с губ, но девушка быстро опомнилась и добавила: — но простить не значит забыть.