Последствия иного выбора

Много людей. Все они ходят туда-сюда, суетятся, без умолку о чем-то треплются. Пострадавшие жалуются, стонут, голосят на все лады. Медики профессионально заправляют этим парадом безумия и, как хорошо запрограммированные роботы, отдают друг другу приказы, не забывая при этом узнавать личные данные, обстоятельства травм и, естественно, наличие страховок. Куда же без них! Неустанно мелькают в движении тела. Чьи-то спины, головы, руки. Все это на фоне плазменного экрана на противоположной стене комнаты ожидания, на котором, кажется, уже целую чертову бесконечность изображено одно и то же: снимок с воздуха – гигантская воронка в земле, в самом низу перечеркнутая расплывающимся, слишком быстро бегущим текстом. CNN Breaking News. Вторжение из космоса. Диаметр кратера. Ударная волна. Магнитное поле. Площадь поражения. Количество жертв. И цифры, цифры, цифры… Куча бесполезной, бессмысленной, ложной информации. Я знал, как все было на самом деле! Я был там. Я видел все от начала до конца. Я это пережил. А сейчас я сидел здесь и смотрел через призму телекамер на то, что совсем недавно видел собственными глазами. А Сэм был там, где-то во всей этой движущейся суматохе, в этом человеческом разворошенном муравейнике. И я был не с ним. Я даже не был рядом. Потому что быть рядом с ним: в смотровом или в палате, или… в реанимации – значило быть на виду у персонала, быть допрошенным на предмет личности, документов, страховок. Только вот незадача! Ни у меня, ни тем более у Сэма ничего этого не было. Позволив им это понять раньше времени, я рисковал тем, что Сэм останется без помощи. А если эскулапы проявят чертову педантичную внимательность к повреждениям, еще и копов вызовут. Они то уж точно меньше всего мне нужны. Поэтому я торчал здесь, растворялся в жуткой толпе ожидающих, прятался за чужие спины и с завистью наблюдал, как один за другим, мимо меня подходили… живые люди. Они пили кофе, чай… воду. У меня самого в кармане не было даже вшивого цента. Даже на воду. Пока об этом легко было не думать. Легко было отвлечься от собственных паршивых ощущений, чтобы вновь превратиться в сплетение оголенных заряженных нервов. Потому что он сейчас был где-то непонятно где, а я отсиживал пятую точку здесь. И черт меня подери, я не имел ни малейшего понятия о его состоянии! Кроме того, у меня не было никакого подспорья. Даже самого паленого жетона или удостоверения несуществующей службы. Ни одной краденой кредитки! У меня была только надежда на парадокс нашей конченной системы здравоохранения, который прежде ни раз нас выручал: если Сэм в достаточно тяжелом состоянии, ему обязательно окажут помощь, сделают все необходимое и обеспечат всеми необходимыми медикаментами, а лишь после пришлют счет. Заоблачный, как и множество предыдущих, ни один из которых мы не оплатили, прикрываясь чужими именами и несуществующими комбинациями цифр в номерах несуществующих страховок. Ну вот. Снова к началу замкнутого круга. В каком именно он состоянии? В интенсивной терапии с катетером в носу и капельницей в руке? Или уже в коме на аппаратах, с обширными внутренними повреждениями неустановленной природы? Часы на запястье – набат, бег секундной стрелки – жесточайшая пытка. Неизвестность ожидания – ад, намного худший тех сорока лет, что я провел в реальном аду в компании Аластора. Вокруг все ходили люди. Они без умолку говорили, бесконечно обсуждали свои проблемы, не имея ни малейшего понятия, что в этих же стенах, совсем рядом с ними был тот… обычный с виду парень, ничем не отличающийся от них. Разве что тем, что он дважды спас их гребанный мир от краха, принеся в жертву себя. Только они об этом не знали. Даже не подозревали, что сегодня для всей планеты, для них всех мог настать Апокалипсис. Очередной. Настоящий. Не тот, якобы астероид, с якобы магнитным полем, что вырубил четверть Штата. Это был бы реальный конец, а это мгновение для них могло вовсе не настать, если бы ни… Но они были обычными людьми! Им не положено было знать. Им это было не интересно. У них было полно своих проблем. Решая их, они дышали и жили. Вот… как этот, например. В эту самую секунду он вдыхал, его сердце сокращалось, он нервно постукивал пальцами по стакану, из которого пил кофе. Он подошел к банкомату, сунул карту в прорезь и ввел код… Расстояние между нами было небольшим, но по вискам в очередной раз предательски ударил пульс, и картина перед глазами неприятно расслоилась на множество прозрачных копий себя самой. Его пальцы раздвоились. Уследить за ними, давящими на кнопки в другой плоскости, стало почти возможно. Боясь упустить готовый шанс, я тряхнулголовой и присмотрелся внимательнее. Середина сверху. Середина. Правый нижний угол. Правый верхний угол. 2… 5… 9… 3… 2593 Я осмотрелся. Не слишком внимательно, скорее, интуитивно. Видеокамеры здесь либо не было вовсе, либо она была хорошо спрятана. Не имело значения, потому что, так или иначе, я сделал бы это. Сделал, глядя прямо в объектив. Конечно, это не тот метод, к которому я привык. Не тот, который оправдывался, как безопасный и условно законный. Но вряд ли кто-то здесь согласился бы сделать со мной расклад на 'Холдем', или пропустить партию-другую в пул. Так что извини, мужик. У меня нет выбора. Он забрал снятые деньги, обернул карту сложенными пополам купюрами и небрежно засунул их в левый карман пиджака… Подойдя сзади, в тот самый момент, когда он разворачивался, чтобы уйти, я неловко – и тут не пришлось даже играть, лишь тщательно следить, чтобы ноги все же удержали – перенес вес на левую сторону, неуклюже вдавшись подбородком ему в плечо. - Прошу прощения! – с нужной выдержкой времени выдал я, восстанавливая равновесие и для убедительности выставив перед собой раскрытую ладонь в извиняющемся жесте. – Простите, ради бога! Сегодня безумный день, голова кругом… Он окинул меня каким-то ошарашено-сочувственным взглядом, но в итоге лишь понимающе кивнул и ушел. На свой страх и риск проследив его взглядом до тех пор, пока он не исчез за поворотом в другой коридор, я рывком развернулся к банкомату. От усталости, паршивого самочувствия и больше всего от нервов, натянутых на разрыв, руки немилосердно тряслись, и левой я вцепился в банкомат в надежде стабилизировать вращающийся мир. Но о какой к черту стабильности могла идти речь, если даже вставить кусок пластика в узкую щель мне удалось лишь со второго раза, а пальцы ежесекундно грозили продинамить меня с попаданием на нужные цифры. Середина. Середина. Правый нижний... Правый верхний. 259…3. Так… Баланс счета. Перед глазами задвоилась, заплясала комбинация новых чисел. На долю секунды я даже замер, не веря собственной дохлой удаче, но быстро пришел в себя, затолкав куда подальше все ненужные сомнения. Выдача наличных. Сумма. Рука снова зависла… Мозг соображал медленно, неохотно. Он упрямо мешал мне думать рационально, отказывался помочь решить элементарную математику. Я видел число, осознавал готовую возможность и понимал реальную необходимость: нужны деньги. А когда они нужны, их не бывает много. Все остальное второстепенно. Ведомый этой мыслью, я надавил на цифры, залип на нуле, выжал его, кажется, дважды и подтвердил. Давай! Давай же! Сработай как надо! Операция завершена успешно. Нужен ли чек? Отличная шутка! К черту его! Свернув зеленую наличность рулоном, я затолкал ее в карман. Теперь долой пальцы с карты. Долой саму карту в зазор между банкоматом и стеной. Все еще опасаясь отходить далеко, какое-то время я так и простоял, опираясь и опустив голову в попытке унять назойливое головокружение, от которого окружающее пространство двигалось и смещалось даже за закрытыми глазами. К горлу то и дело подкатывал горький ком, сглатывать который с каждым разом было все сложнее. Голова разрывалась, и без должного стимула терпеть это я больше не мог. Стимул… Сэм. Это он сейчас там, не я. Это он проходил чертовы испытания, не я. Это он уже однажды умер. И это я, стоял здесь и захлебывался в тошнотворной жалости к самому себе, имея в худшем случае пару синяков и сотрясение. «Ты в конец охренел, Винчестер! Видел бы отец… Давай, девчонка, соберись!» Я сжал пальцы на кармане с деньгами. Может, это и не решало проблему с документами, но внушало стойкую надежду, что на вопрос «Кто вы такой?» я смогу ответить достойной отсутствия всяких вопросов купюрой. А еще теперь я мог быть там, с ним, ну… если не совсем с ним, то хотя бы узнать подробности о его состоянии. Сколько там уже прошло? Моргнув и надавив на глаза, чтобы четче видеть мелкие цифры, я посмотрел на часы. Гораздо меньше, чем я рассчитывал. По ощущениям как будто вечность, не одна, причем, а по часам жалкие сорок минут с натяжкой. К черту! Пусть скажут хоть что-нибудь. Я уже целенаправленно шел к административной стойке, игнорируя очередь или что-то, что могло ей называться, если бы не походило так очевидно на столпотворение. Внезапно из этого скопища безумия заторможенное внимание выхватило смутно знакомое лицо. Конечно, брудершафта я с ним не пил и, в общей сложности, видел всего секунд пять, прежде чем у меня перед носом захлопнули дверь. Но этого хватило, чтобы запомнить. - Док! – я бросился через коридор в другой его конец, на ходу расталкивая людей. – Эй! Док, подождите! Подождите! Скорость моей реакции явно требовала корректировки, потому что он остановился и уже развернулся, а я даже не соизволил сбавить ход. В конце концов, я буквально влепился во врача, сжав руки у него на плечах то ли в попытке устоять на ногах, то ли в отчаянной необходимости вытрясти всю информацию разом, то ли и то и другое вместе взятое. - Так… спокойно, - он коснулся моих рук, в попытке снять их с себя, но помедлил и… скосил подозрительный взгляд на мою ладонь. - Спокойно. Раздражение накрыло меня огненной волной. Ну да, да! Костяшки стесаны до мяса, и общий вид не презентабельный, но на этот счет у меня к тебе претензий нет. В попытке опровергнуть невысказанные предположения и уйти от ненужных вопросов, я отрицательно покачал головой и даже честно постарался ослабить хватку, убрать руки подальше и реабилитировать, насколько это возможно, свою адекватность. - Минут... сорок назад я привез к вам парня. Большой такой,.. лохматый, со сломанной рукой и без сознания. Его к вам на осмотр прикатили, я видел. До того, как меня погнали в шею из смотрового. Головокружение, плохое зрение, паршивая реакция – все моментально ушло на второй план. Я впился в лицо врача, как хищник в добычу, намереваясь не упустить ни одной эмоции, ни единого движения мимики. - И это зря… - он отвел взгляд и зачем-то полез в карман зеленой униформы. Достал оттуда что-то и уже в следующий миг я резко отпрянул, прорычав ругательство сквозь зубы и закрываясь рукой от пучка направленного в лицо света. – Посмотрите на меня. - Уберите! - раздраженно прорычал я из-под руки. – Забудьте, док! Тот парень, Сэм… - пришлось напрячься, чтобы вспомнить придуманную на ходу фамилию. – Шеппард, - тут я понял, что юлить и играть в подмену понятий я дольше не в состоянии. Да и смысла не видел. – Он мой брат… …поэтому лучше тебе, черт подери, сказать, что с ним! - Я должен знать, что с ним, - вглядевшись в его глаза пристальнее, я даже не подумал о том, как скрыть отчаяние. Не мог я больше притворяться. Не сейчас. – Прошу! Пока я жадно ловил малейшие проблески эмоций, лицо напротив приобрело выражение сосредоточенной задумчивости. Как будто он вспоминал, сопоставлял одному ему известные факты и… подбирал слова. Сердце многотонным булыжником ухнуло куда-то вниз. Остановилось. Воздух безнадежно застрял в горле, и мир опасливо накренился, готовый вот-вот рвануть и окончательно похоронить меня под обломками. - Он… жив? – я хотел выкрикнуть это, а получилось лишь невнятно просипеть. И я уже в упор не видел, что творилось с его лицом, лишь протянул руки, чтобы зачем-то схватить его за грудки. – Он жив!? - Более чем, успокойтесь! – произнес он уверено и настойчиво, сдавив мои запястья в попытке отстранить. – Успокойся, парень… - голос прозвучал мягко, просительно, более… лично, но я даже не обратил это на внимание. Смотрел в его лицо, боясь моргать. – Жив твой брат, не кипятись. Перелом, сотрясение, куча всего прочего по мелочи, но это не смертельно. А ты уверен? Откуда тебе знать? Тебя там не было! Ты не знаешь, через что он прошел! Ты понятия не имеешь, что это было за пекло! И ты не видел, как он медленно сгорал изнутри, переплавляясь заживо! - Томография… - я моргнул, запирая глубоко внутри желание озвучить вслух все, промелькнувшее только что в мыслях. – Ему сделали томографию?! Недоумение? Раздражение? Удивление? Участие? Сочувствие? Подозрение? Я устал читать его эмоции. Устал от неизвестности: эта безжалостная сука уже сожрала меня изнутри. Устал от бесплотных догадок и страха. Я хотел правды. Я хотел, чтобы кто-то наконец сказал мне ее, какой бы она ни была, запихнул, вдолбал ее в мой несоображающий мозг. Я так хотел, чтобы он это понял. И разжевал, разложил в моей голове по полочкам очевидные факты. Я тупил. Я очень-очень тупил. Это же больница! Конечно, ему сделали томографию! И если на секунду поверить в чудо… Но в чудо я не верил. Жизнь запрещала. И я клял эту нашу жизнь за то, что я даже не мог никому рассказать правду. Даже когда это было нужно, даже ему, врачу не мог. А он не был чертовым телепатом, чтобы знать, что меня вовсе не от сотрясения так корежит. Я отпустил его и отступил на шаг, с тяжелым выдохом закрыл лицо руками, чтобы остановить, изгнать это жуткое воспоминание. - Год назад… Год назад при… схожих обстоятельствах я уже потерял… близкого друга, - медленно отнял руки и посмотрел на него с надеждой. Больше мне ничего не оставалось. Больше никого не было, кто мог бы мне сказать что-то вразумительное. Я не доверял людям, я не привык иметь с ними дел, предпочитая им сверхъестественных тварей, демонов и ангелов. Теперь все они, наверное, исчезли, так что все накопившиеся вопросы я мог задать только ему, который в силу своей профессии мог знать ответы. Он знал. Но готов ли был он дать их, без притязаний на объяснения? Мог ли он негласно… понять, что второго дубля тех событий я просто не выдержу. - Слушай… - он протянул это с такой интонацией, как будто хотел продолжить, но не знал как. - Дин, - машинально подсказал я. - Дин, - он одобрительно кивнул. – Для начала проясним вот что, - док помедлил, будто специально давая мне время сосредоточится на его словах. – Твой брат жив. И насколько я могу судить, умирать не собирается. Сейчас… я, должно быть, сделаю тебе большое одолжение и не стану говорить, что я прослужил достаточно долго, чтобы уметь отличать последствия избиения от всех остальных повреждений. Так вот… если кратко по списку: перелом плечевой кости, трещина в двух ребрах, сотрясение. А еще общее истощение, по которому можно прикинуть, что он не спал как минимум неделю. «Не рекорд для него…» - совершенно не контролируя эмоции, я ответил улыбкой. Глупо, невпопад, и возможно, головная боль сыграла в этом не последнюю роль, но мне было все равно. То напряжение, что мной двигало, заставляло держать фасад и держаться на ногах… Оно ослабило стальную хватку, и я качнулся, схватившись за удачно близкую стену. - Внутренние повреждения, кровотечения, ожоги? Он не в коме? Какой-то частью здравого смысла я понимал, что и так наговорил лишнего. Достаточно, чтобы вызвать очевидные подозрения. Мне было все равно. Я просто хотел это услышать. Мне нужно было это услышать. - А он должен? – спросил док, как будто издеваясь, но сжалился на удивление быстро. – Нет. Он не в коме. Более того, если это тебя успокоит, по данным томографии все оказалось лучше, чем выглядело внешне. По данным осмотра я ожидал внутри котлету. На деле все органы оказались на месте в удивительном порядке, и перелом аккуратный, с идеально совпавшими после вправления отломками. Насколько мне известно, он даже гипсовать отказался. Расслабься… - посмотрев куда-то за мою спину, он сначала нахмурился, сдвинув брови, а потом ухмыльнулся. – Силы воевать с персоналом у твоего брата через край. Вердикт – жить будет. А сейчас извини. Если допрос окончен – у меня работа. - Еще раз, для протокола… - голос был хриплым, звучал слабо и тонул на фоне остального шума, но даже таким он был узнаваем. – Я отказываюсь от госпитализации. Я развернулся кругом, ища его глазами. Нашел у выхода из отделения, упрямо идущим вперед, в то время как миниатюрная сестричка практически висела у него на локте, безуспешно пытаясь то ли сдержать, то ли поддержать. С разницей в габаритах ни первое, ни второе смысла не имело. Резким и даже грубым движением Сэм выдрал из ее руки бумаги, проковылял два шага до стены и, прислонив листы к вертикальной плоскости, что-то на них накарябал левой рукой, размашисто и резко. Затем вернул помятые документы медсестре и развернулся, осматривая коридор в поисках,..ну видимо, меня. - Сэм, - отозвался я, по возможности достаточно громко, чтобы он услышал, и пошел ему на встречу, мало замечая происходящее вокруг. Я смотрел на него, не сводя взгляда. Помятый, всклокоченный, избитый, в белой больничной рубашке, наскоро вправленной в разодранные грязные джинсы. С рукой в черном слинге, широкие ремни которого контрастировали с белой тканью и опоясывали его плечо и талию, надежно фиксируя согнутую правую руку прижатой к телу. Всю эту внушительную экипировку венчала моя порванная, в бурых пятнах засохшей крови куртка, наброшенная на его широченные плечи. - Сэмми! Его расфокусированный взгляд наконец перестал блуждать, замер. Он заметил меня. - Дин! Живой! В сознании! На ногах! Господи, Сэм, если не монстры, то именно ты однажды сведешь меня в могилу. Живой! Здесь и сейчас. Я выдохнул так, как будто до этого не дышал вечность. И улыбнулся, зная, как по-идиотски это выглядело, но я… просто был чертовски рад, что в этот раз все по-другому. Что он уйдет отсюда на своих двоих. Конечно, Сэм мою радость не разделил, но я и не особо ждал взаимности. И с вопросами не полез. Просто еще раз осмотрел от макушки до ботинок все два метра его роста и осторожно поправил съехавшую на одну сторону куртку. - Ты сам у врача был, Дин? – Сэм внезапно решил вернуть мне сканирующий взгляд. - Ага… - лишь отмахнулся, сжав пальцы на его здоровой руке. Осмотрелся по сторонам, убеждаясь, что мы не привлекаем излишнего внимания, и прямо сейчас никто не намеревался стрясать с нас страховки. Все были столь удачно вовлечены в поднятую суматоху. – Ноги в зубы, Сэмми, жопы в горсть, и валим отсюда. Чем быстрее, тем лучше, - я навязчиво подталкивал его к выходу. - Дин, тебе тоже нужна помощь, - эту фразу Сэм озвучил на удивление громко, будто нарочно хотел, чтобы к нам сию секунду слетелся весь свободный персонал. – У тебя… - Заткнись, Сэмми, – шепотом отрезал я, настойчивее проталкивая его в заветном направлении. – Просто… иди. К моему немалому удивлению, дальше спорить он не стал. Пошел покорно, даже без поддержки уверенно держался на ногах. Сэм ничего не сказал ни когда мы успешно миновали выход, ни даже на пути к машине, забравшись в которую, он устало и тяжело выдохнул. Когда я сел с водительской стороны, застал, как он медленно сполз по сиденью и запрокинул голову. А затем повернулся лицом в мою сторону и посмотрел… нет, осмотрел меня. Оценивающе, придирчиво. И с громким трагичным вздохом закрыл глаза. Поспешив отвести взгляд, я посмотрел в зеркало. И будто по сюжету дешевого кошмара, оттуда на меня посмотрели два заспанных серых глаза. - Ты почти ничего не проспал, - без выражения бросил я, вставил ключ в зажигание и снова вернул внимание Сэму. По-прежнему глядя на меня, брат покопался здоровой рукой в кармане куртки и с бряцаньем чего-то мелкого достал оттуда банку с красной этикеткой. Потряс ею, и раздражающий звук тут же неприятным эхо отдался в моей многострадальной голове. Но я не разозлился. Наоборот, благодарный и довольный, протянул руку за краденым обезболивающим. - У тебя сотрясение, Дин. Может быть, еще что-то. Одними колесами дело не решиться. - Раньше всегда решилось, - ответив раздраженно, я вырвал из его руки банку. Скрутил крышку и, убедившись, что Сэм так удачно умыкнул едва начатую упаковку, нетвердой рукой высыпал на ладонь целую горсть. Но отсчитал только две. Остальное ссыпал назад и передал наркоэстафету дальше – Кроули. - И что мне с этим делать? – озадачено осведомился вицедемон, снова превращая банку в чертову невыносимую для моих ушей погремушку. - Жевать, - я раскусил собственную дозу, – кайфовать и… в твоем случае, спааать, - выжав педаль газа, я внезапно кое-что вспомнил, и теперь уже сам полез в карман. Нащупал тугой рулон и, с некоторым трудом вытащив его из джинсов в сидящем положении, продемонстрировал Сэму, что и я не с пустыми руками. - Там, в церкви... был момент, который ты, кажется, пропустил... - начал брат, но не договорил. Поэтому дальше я ждал от него вопроса, упрека, привычных трепыханий чувствительной братской совести и его стенаний о том, как низко я опустился. В конце концов, я ждал оправданного удивления. Сумма-то в общей сложности оказалась приличная. Но Сэм промолчал. А я внезапно почувствовал острую необходимость объясниться. - Умыкнул карту. Счет был внушительный, и я подумал, что… Помешал договорить зазвонивший мобильник. Я потянулся взять, вскользь считав глазами номер и отметку о накопившихся пропущенных. На том конце оказался паникующий Кас с расспросами о том, как и что, и Кевин, которого я попросил найти нам ближайший мотель. Потому что как бы сильно мне ни хотелось доставить нас в бункер, я все еще мыслил достаточно трезво, чтобы понимать: дорогу от Мичигана до Канзаса мне не осилить. Если совсем честно, я даже не был уверен, что дотяну то чертова мотеля и успею утрясти все формальности с номером до того, как окончательно вырублюсь. - Дин, сильно не разгоняйся, ладно? Мы уже никуда… не спешим, - забубнил под руку Сэм, и, сморгнув начинающую казаться нормальной раздвоенность, я прислушался к звуку его дыхания. – Когда снимем комнату, надо будет… тобой заняться. После этого Сэм все еще что-то бубнил. Невнятно, как пьяный, и именно теперь я был бы очень рад, если бы он замолчал и прекратил наконец эту бессмысленную, заранее проигранную войну со сном. Упомянув о неделе без отдыха, док, сам того не ведая, констатировал факт, потому что на ее крови Сэм бегал, как на стимуляторе, двадцать четыре часа ровно столько дней, сколько прошло с его возвращения. В общей сложности почти неделю. И теперь он все еще не спал. Ерзал, ворочался и бубнил, будто специально меня развлекал, но в один прекрасный момент все-таки замолчал. Отрубился, уронив голову на здоровое левое плечо, как раз лицом в мою сторону. Его, наверное, неслабо накачали обезболивающими, антибиотиками и прочей сходной дурью. После такого показан десятый сон в горизонтальном положении, а он сидел здесь, скорченный в три погибели, спящий, но… не тем сном. Он не спал, а просто… отключился. Просто потому, что медицинское зелье в его крови взяло верх над сознанием. Оно даже не стерло складки напряжения с его лба и выражение протеста с лица. Оно просто утянуло его без спроса куда-то туда, куда он очень не хотел попасть. Будить его я не стал. Не было смысла. Даже Кроули я не стал тормошить раньше времени. Обезболивающее наконец-то подействовало, выиграв для меня немного времени, так что я намерен был им воспользоваться. Я обыскал бардачок, но не нашел в нем ничего интереснее паленого жетона и прав с чужой рожей. Чисто визуально осмотрел задние сидения. Ежась от ветра и выдыхая пар, навел ревизию кузова, в тающей надежде хоть чем-то поживиться. Мне нужно было хоть какое-нибудь оружие. Все внутри белугой выло от необходимости найти средство защиты, потому что дольше оставаться настолько голым было против моей природы. Хотя бы нож… Ну же! В конце концов, я нашел лучше. Ощущение знакомой тяжести и холода рукояти в руке подействовало на меня лучше любого успокоительного. Щелчок предохранителя – как колыбельная, ласкающая слух. Я медленно провел ладонью вдоль ствола, прежде чем спрятал пистолет под куртку. Чужой, но за неимением другого, такой родной. Я не особо трудился приводить себя в порядок, не тратил напрасно ограниченное время. Просто зашел, спросил, получил ключи, положил на стойку купюры и ушел. Без лишних слов и попыток втереться в доверие. - Сэм… - я осторожно потряс его за здоровое плечо. – Эй, соня, давай, помоги дотащить свою задницу до номера. Кроватка близко, Сэмми… Он застонал в отказе и помахал немного руками, так и не придя до конца в себя. В воспоминаниях отмотав время лет на двадцать семь назад, я только снисходительно усмехнулся. И в итоге тащил его до номера без какой-либо существенной помощи с его стороны. На полпути он, конечно, слегка оклемался и даже стал переставлять ноги, но это не сильно спасло положение. Особенно, когда цель оказалась достигнута, и он просто рухнул со своей двухметровой высоты на застеленную кровать, после чего мне осталось лишь рыкнуть от усилия в попытке удержать его от необдуманного приземления плашмя на сломанную руку. Удержал. Развернул на спину в менее травматичное положение. Но покрывало с одеялом так и остались безнадежно похороненными под весом расслабленных неподъемных мышц. - Было время, когда ты умещался поперек кровати! – раздраженно закатив глаза, я тяжело выдохнул и поплелся, держась за поясницу, к соседней кровати, чтобы сдернуть с нее покрывало. - И мне не приходилось жертвовать позвоночником, чтобы притащить тебя мелкого из Импалы в номер. Убедившись, что его рука в относительно безопасном положении, я для лишней убедительности пощупал торчащие из перевязи пальцы. Сравнительно теплые. Успокоился. Расправил покрывало и осторожно накрыл его до самой шеи. И был уже почти доволен результатом, как вдруг подумал, или вернее, вспомнил из личного опыта, каково это – отходить после наркоза. Мало того, что с окончанием действия волшебных пилюль все адски болит и выкручивает, так еще и озноб бьет так, что зуб на зуб не попадает. В высшей степени паршивое состояние. Да и к тому же он за эти сутки порядочно померз. Укрыв Сэма одеялом поверх покрывала, я подоткнул его с правой стороны, слегка сбив в ком, чтобы в случае сонных войн с видимыми лишь ему одному врагами брат случайно не перевернулся на больную руку. Все. Теперь я почти мог расслабиться. Не то чтобы все совсем идеально, но это определенно лучшее, что позволяла ситуация. Сэм был жив, он не мучился, мы нашли, где остановиться и даже смогли оплатить комнату. Подумаешь, кому-то светит спать без одеяла… Плевать! С одеялом или без, я отрублюсь как минимум на сутки, едва коснусь подушки. А ведь она так близка… Так соблазнительна. Всего пара шагов – и можно обо всем забыть. Притом, что даже без одеяла здесь определенно теплее, чем на улице, где почти минус. Куда так не хочется снова идти… Но стиснув зубы и прикусив от досады щеку, я пошел. Лишь затем, чтобы вытурить из машины Кроули и, выслушав его бредовое нытье, едва ли не за шкирку приволочь в номер. Надо отдать должное, двигался он легче, чем Сэм. И до того, как рухнуть , даже додумался расстелиться. Видно, тоже замерз. Но как только расстелил, тут же, не раздеваясь и не разуваясь, забрался с носом под одеяло, после чего поминай, как звали. Медленно вдохнув и не разжимая зубов, я через боль нагнулся поднять с пола сброшенное Кроули покрывало. Спина безжалостно гудела. Позвоночник… Такое чувство, что он, как конструктор, медленно разбирался на составные части, вот-вот готовый оставить меня бесхребетной амебой, не способной и нескольких футов пройти до кровати. Сейчас, когда все было более-менее устроено, не на что было отвлекаться, остался только я и мои чертовы ощущения, слегка притупленные обезболивающим, но все еще достаточно явные. В моем теле, кажется, не осталось ни одной мышцы, ни одного органа, который бы в ответ на ежесекундные удары набата в голове не отзывался тупой настырной болью. Сжав виски руками, я фактически вслепую нашел дверь и повернул замок. В идеале, надо было бы сходить к машине и поискать среди бардака в кузове соль или баллон с краской, но сил на этот подвиг уже точно не осталось. Поэтому я вернулся к кровати, проверил обойму, перещелкнул предохранитель и отточенным до автоматизма движением засунул ствол под подушку. В конец непослушными пальцами выколупнул из заветной баночки еще пару таблеток, а остальной стратегический запас предусмотрительно поставил на тумбочку Сэма. Его возврат к реальности, как бы скоро он ни настал, приятным точно не будет. И очень жаль, что тайленол не поможет ему утихомирить… ту самую боль. - Прорвемся, братишка, - замотавшись в покрывало по самую шею, я только тогда понял, что продрог, как собака. А еще, судя по калейдоскопу звезд перед глазами, заработал себе пару приличных ссадин на спине, которые вспыхнули от соприкосновения с простыней. Закусив зубами край покрывала, я перевернулся в сторону кровати Сэма и в тусклом свете ночника присмотрелся к тому, как вздымалась при дыхании его грудь. Живой. Со всем остальным разберемся. Я был уверен, что мое сознание поднимет белый флаг, едва я ослаблю контроль. Я знал, что вырублюсь. И вполне вероятно, что парой часов дело не ограничится. Все так. Лишь об одном я забыл: о закадычных друзьях-кошмарах, для которых моя отключка – праздник. На сей раз некому было нашептать на ухо два волшебных слова и этим решить проблему. «Спи крепко» отныне было не актуально. Ни для меня, у которого хотя бы не было такой возможности, – привыкнуть, ни для Сэма, который именно что привык. К этим двум словам, как лучшей колыбельной, моментально обращающей в ничто любой кошмар. На грани сна и яви, где-то между, в полубреду я отчетливо видел, как брат метался по кровати, путаясь в одеяле, сбивая его и почти завязывая морским узлом. Я слышал, как он стонал и звал, охрипшим голосом выкрикивая отрицания. И я почти догадывался, что он видел, кого именно видел и кого так отчаянно звал. Я не был уверен лишь в степени жестокости того извращения, в котором его подсознание преподносило ему пережитые недавно события. Я лишь слышал грудные вскрики и безошибочно различал имена. И я очень хотел его разбудить, прекратить эту снотворную пытку, но я… не мог пошевелиться. Словно тело было не мое, словно я им не управлял, не мог ни на дюйм сдвинуть с места. Словно я был только призраком: наблюдающим, но неспособным вмешаться. Все потому, что я спал, тем же изможденным сном, что и Сэм, и видел свой персональный кошмар. Его сюжет заключался в том, чтобы наблюдать за пыткой Сэма, не имея возможности вмешаться. Не способный остановить это сейчас, я оказался более чем способен разрушить до основания и пройтись катком по всему, что он так скрупулезно строил и взращивал, словно хиленький и едва живой, но такой ценный расточек. Потому что вернулся он сюда из-за меня! Потому что он отказался от всего, о чем мечтал и что обрел… из-за меня! А я даже этого не оценил. Я принял это, как должное, без лишних мыслей. И даже ни разу не назвал ее по имени. Даже не сказал спасибо. За то, что за один год она успела все: узнать его ненависть, но и любовь. И дать ему то, что не смог я за тридцать два года. Она дала ему мир. Подарила сны без кошмаров и разучила спать с пистолетом под подушкой. Она дала ему жизнь. А я ее расколошматил. И этот факт будет сюжетом моих кошмаров до конца моих дней. Потому что именно столько мне светило наблюдать за его мучениями, будучи не в силах их облегчить. - Сэмми, нет! С этими словами, вырванными без обезболивания из сухой глотки, я сел на кровати, сражаясь с жаркой тяжестью одеяла. Одеяла – не покрывала, под которым я засыпал. Тусклый свет то ли рассвета, то ли заката, разрывающийся на все лады телефон и… пустая кровать справа. А еще зыбкий туман в голове, ломота и боль во всем теле и свербящее чувство нехорошего подозрения. Которое лишь усилилось при взгляде на пустую подушку с небрежно свернутым на ней листком небрежно вырванной откуда-то бумаги. Обо всем догадываясь, я не так уж сильно рвался читать эту… записку. Я обреченно простонал, закусив костяшки пальцев, чтобы хоть как-то справиться с бьющими через край эмоциями. Выждав немного, посмотрел на часы: полседьмого утра, двадцать шестое. Телефон все также звонил, когда я в режиме зомби притащил себя в ванную и сунул голову под холодную струю. Он звонил и тогда, когда я вернулся в номер и сел на кровать Сэма, нехотя протянув руку к листку бумаги. Телефон все еще звонил. «Хочу побыть один… - гласили кривые пляшущие буквы леворукого почерка брата. – Мне это нужно. Буду на связи». Конечно. Конечно, ему это нужно! Ему это периодически было нужно всегда! Но не мог он получше время подобрать!? Без документов! Без… Я сунул руку в карман и вместо тугого руллона вытащил оттуда две одинокие сотки. …ладно. Не совсем без денег. Но зато с переломом и изможденный! Со щедро распаханной грудной клеткой, которую он точно не додумается лечить обезболивающими. Я бы точно не стал. Я бы хлестал бухло и напивался до потери пульса. Снова, снова и снова… И я знал почти наверняка, что брат поступит также. И даже не вспомнит про прописанные обезболивающие, антибиотики и прочие медикаменты. Он просто… себя угробит. Или… его угробят. Вытащив из-под своей подушки ствол, я понял, что в довесок ко всему Сэм ушел еще и абсолютно безоружный. Идиот! Снаружи, внутри – везде все болело, зудело, кололось, пульсировало и дергало. Раздражением, нервами, страхом, злостью… А телефон все звонил! Схватив его, в первый миг я захотел швырнуть именно им, но вовремя передумал, замахнулся подушкой и швырнул ею. - Утро на бренной земле порой еще хуже, чем в аду. Твое уж точно. Поднимайся, Кроули! У нас полно работы!