Четыре сезона в Хейвене

«Кейп Руж» качалась на волнах. Судно с ржавыми бортами и роскошной каютой, спрятанной внутри. — Беды… — тихо проговорил Нэйтан, коротко топнув ногой по выпирающей доске причала, — их становиться всё больше и больше. Он поднял голову, бросил взгляд на напарницу, потом устремил его в другом направлении — на корму лодки, где Крокер складывал рядами ящики с должно быть контрабандой. Дюк демонстративно не замечал их, стоящих в каких-то двух метрах от борта его лодки. — Да, Нэйтан, — произнесла Одри, кивнула, не зная, что еще сказать. — От них уже никуда не уйти, от них нельзя избавиться, — пессимистично продолжил шеф. — Моя беда не опасная, глупая, но она мешает жить. Живешь, словно в ватной комнате, словно во сне, где всё не по настоящему. — Ты можешь чувствовать меня, — поддержала детектив и положила пальчики на его ладонь. — Да, — улыбнулся Уорнос, — спасибо, Паркер, но это всё равно не то. Блондинка запоздало укорила себя, что редко прикасается к нему, лишая так необходимой ему способности к осязанию и боли, но вдруг ее осенило. — Погоди, Нэйтан, что мы знаем о бедах? Что они проявляется в момент сильного душевного потрясения и часто связаны с тем, что человек хочет иметь или хочет забыть, с тем, что он любит или ненавидит. — То есть?.. — неуверенно переспросил полицейский, в его глазах появилась робкая надежда: если Паркер так взбудоражена, значит, она что-то придумала. — То есть в этом случае мы просто устраняем причину этих переживаний, и беда останавливается! — Да? — в голосе Нэйтана не было уверенности. — Вот смотри. Помнишь семейства Киганов и Новелли? Их беда с корнями проявлялась, когда они ссорились? — А потом… — Нэйтан вспомнил, что когда он добрался до их усадьбы, уже всё закончилось. — А потом мы выяснили причину их вражды и помирили! Беда исчезла! — И что это мне даст? — скептически фыркнул Уорнос и опять скользнул взглядом по Крокеру. — Как что, Нэйтан? Ты говорил, что твоя беда активировалась, когда вы дрались с Дюком. Тебе было больно, ты изо всех сил желал ничего не чувствовать, не испытывать боль, вот так и случилось! Шеф уже не сводил с Крокера глаз, мысленно вернувшись в тот далекой солнечный день. — Ну… Это не совсем так… — А как? Из-за чего произошла ссора? Из-за того, что Дюк обманул тебя? — Я думал, он предложит мне дружбу, — Нэйтан потер нос. — А он использовал меня… И мне было так мерзко от этого, так противно, и я захотел больше никогда ничего не чувствовать. Но я был не прав, я потом это понял, но так и не признался ему. — Так, может, сейчас настало время признаться, поговорить? — с жаром принялась убеждать Одри. — Поговорить, перестать конфликтовать? Тебе надо разрешить себе чувствовать, Нэйтан. — Не думаю, что Дюк захочет, — Уорнос покачал головой, бросая взгляды на контрабандиста, который по прежнему перекладывал ящики. — А ты попробуй! — Паркер подтолкнула его к лодке. — Хорошо, — вздохнул полицейский и прыгнул на борт. Дюк остановился, удивленно с нарочитым недовольством уставившись на стремительно приближающегося копа. — Частная собственность, шеф. Где ордер на… Он не смог договорить. Уорнос уже оказался рядом, схватил его за рубашку и порывисто обнял. — У… Ууу, — замычал Крокер, но потом сдался, обнял Нэйтана, похлопал по спине. Одри смотрела, как ее парни обнимаются. Те с неохотой оторвались друг от друга, на раскрасневшихся лицах блуждали ошалевшие улыбки. — Давай дружить, — предложил Уорнос. — Что ж, — помедлил Дюк. — Хоть ты и остался занудой, но… давай. Будешь моим другом? Они протянули руки и крепко пожали ладони. — С удовольствием, Дюк. Тогда, в детстве, я побоялся сам предложить. — А сейчас? — ухмыльнулся Дюк, всё ещё сжимая ладонь. — Сейчас я знаю, что ты мне друг. И я… чувствую тебя! Спасибо, Паркер. — Да не за что, — отмахнула детектив. — Идёмте праздновать! — широким пригласил Крокер, и все поспешили в каюту.