Непобеждённая

      Тобиас взглянул на часы и заторопился. Прежде чем выйти из здания, предупредил секретаря, что уходит и до завтра не появится. Потом зашёл к Кристине, но к его изумлению, девушки на месте не оказалось. Решив, что на поиски времени нет, поехал домой.       Большая квартира в центе города не отличалась особым комфортом или изысканностью. Единственное, что Тобиас специально изменил по своему вкусу — это сделал камин. Он каждый день работал допоздна, домой приезжал только переночевать. Поэтому не видел необходимости украшать место, где почти не бывает. Камин Тобиас очень любил. И если бы неожиданно все вещи из квартиры исчезли, и остался только он, Тобиас бы отнюдь не расстроился. Сюда Итон никогда не приглашал никого кроме друзей. Места для того, чтобы поговорить, выпить, а иногда потанцевать, вполне хватало, а на остальное наплевать с высоты самого большого небоскрёба. Романтические свидания, случавшиеся изредка, предпочитал проводить на нейтральной стороне. Старинное утверждение «Мой дом — моя крепость» соответствовало его жилищу вполне.       Итон хотел по-быстрому ополоснуться, но проведя ладонью по лицу, обнаружил, что стоит ещё и побриться. С одеждой он обычно не заморачивался. Во фракциях практически исчезли строгие правила к определённой цветовой гамме. Тобиас любил чёрный, но в его гардеробе висели рубашки и футболки других цветов, и ему иногда нравилось смягчать с их помощью свой мрачноватый образ. Вот и сегодня, под чёрную куртку Бесстрашного, он надел тёмно-синюю рубашку, делающую его глаза ещё темнее и загадочнее. Итон окинул себя взглядом в зеркале и убедившись, что выглядит вполне прилично, захлопнул дверь и отправился к матери.       Крис после разговора с Глорией пришла в бешенство. Она носилась по кабинету, бубня поднос: «Что делать? Что делать?» Как злобная кошка шипела на всех, кто пытался сунуться в кабинет. Один сотрудник просочился, проигнорировав «вежливое» приглашение: «Вон!» Он начал приставать с вопросами, в результате чуть не остался без глаза.       Кристина в след орала так, что парень пришёл к выводу: лучше бы она подбила и второй глаз, чем услышать такое. В ответ на изумлённые взгляды сотрудников, идущих по коридору, стал возмущаться:       — Искренние, наверно, размножаются клонированием. Это какой мужик в здравом уме женится на бешеной кошке, которая к тому же ежедневно будет тыкать носом в его же дерьмо? А уж если искренняя стала бесстрашной, то только самоубийца или находящийся в коме.       Распахнувшаяся за спиной дверь, заставила митингующего отпрыгнуть на несколько метров и буквально катапультироваться на другой этаж. Кристина, наблюдая поспешное бегство, удовлетворённо усмехнулась:       — Придурок, хорошо, что хоть с реакцией всё в порядке. Если глух, как пень, учись читать по губам. Я же сказала: вон.       Придя к решению, что нужно сменить обстановку, иначе никогда не поймёт, что делать с кашей, которую сама заварила, а если и поймёт, то уже будет поздно, хлопнула дверью и отправилась домой. Всю дорогу ей мерещилось ехидная улыбочка Зика и ироничные подколки: «Я же говорил, не лезь туда, где сама ещё профан. Это твоя вина, что Тобиас связался с настоящей гарпией бла… бла… бла… Здесь должен работать профи…» Кристина закатила глаза: «Тоже мне профи, чуть ли не каждую неделю новая цыпочка… Бардак полный в личной жизни…» Увидев вытаращенные глаза прохожего, поняла, что уже начала разговаривать вслух сама с собой. «Детка, захлопни рот и рысью, рысью», — приказала она себе.       Оказавшись дома в привычном, уютном окружении немного расслабилась. Крис обожала свою квартирку. После войны родители предлагали вернуться в семью, но она не захотела. Девушка выбрала Бесстрашие. Новая фракция её вполне устраивала: любимый, подруга, ближе которой не было и уже, наверно, не будет, лучшие друзья. Бесстрашие сделало красивое тело — сильным, научило бороться с самыми жуткими страхами, а самое главное — дало семью, может, не по рождению, но по духу.       Родные её не понимали, как можно считать близкими абсолютно чужих людей. Мать и сестра твердили, что они могут быть только соратниками, знакомыми или друзьями. Семья у человека только одна и роднее ничего нет и быть не может. Доведённая до белого каления Крис кричала: «А как же «Фракция сильнее крови?» Разве не эту догму многие годы мы ставили во главе всего. И вас ничего в этом не смущало. А теперь вы возмущаетесь, что я считаю Бесстрашие своей семьёй!» Разве могли они понять, что людей, которые сражались бок о бок, ежедневно рисковали собой, прикрывая друг друга, теряли друзей и любимых связывают самые крепкие в мире узы. Из семьи ты можешь уйти, а от них никогда. Придя к выводу, что ей не доказать ничего людям, которые слушают, но не хотят услышать, Крис больше не спорила и домой старалась заходить как можно реже.       Несколько лет назад, получив свою, пусть небольшую, но желанную квартиру, Кристина с удовольствием приняла робкую попытку Роуз наладить отношения. Они с сестрой тогда долго бродили по маленьким магазинчикам, чтобы приобрести всякие милые безделушки для жилища Крис. Большие светящиеся шары, так уютно горевшие в углах комнаты по вечерам. Подушки, которые при желании можно в любой момент сбрасывать на пол и использовать, как для прозаических, так и романтических целей. Небольшие изящные статуэтки теперь не только украшавшие, но и создававшие ауру уюта. Покупая зеркала, Кристина невольно представляла реакцию Трис на них, если бы та каким-то чудом ожила и пришла в гости.       Сейчас всё это мало трогало девушку. Вдруг схватив с полки изящную статуэтку, с силой швырнула на пол. И только звон разбившейся безделушки привёл в чувство. Она на секунду замерла. В её голове наконец-то забрезжил намёк на выход. «Так спокойно, спокойно, — развела в стороны руки и сделала несколько дыхательных упражнений. — Первое, необходима консультация Роуз, она любит и понимает кошек, может, что дельное посоветует». Быстро набрала вызов. Ответ последовал незамедлительно:       — Кристина?       — Привет, сестрёнка. Позарез нужен твой совет.       — Буду рада помочь, — удивлённо откликнулась та. На её памяти Кристина в первый раз обратилась за советом. — Неужели есть что-то, чего ты ещё не знаешь, — не удержалась Роза от ехидной шпильки.       — Роуз, я сейчас не в настроении, а если я не в настроении, то у окружающих с ним тоже могут возникнуть проблемы. Неужели так трудно быть хоть иногда только сестрой, а не истинной Искренней, — фыркнула Кристина.       — Извини, Крис, — покраснела девушка. — Конечно, я помогу. Так в чём проблема?       — В кошках, — огорошила сестра.       — В кошках? — изумлённо переспросила Роуз.       — Именно в кошках, — и добавила: — только двуногих.       — Двуногие кошки? Крис, ты там что, перебрала на столько, что кошки бродят пред тобой на задних лапах? Тогда тебе к врачу.       — Не на лапах, дорогая, а на ногах. Нужно слушать внимательно, что тебе говорят. Так ты дашь совет или мне нужно искать другого любителя этих животных?       — Ничего не понимаю, кошки, двуногие кошки… Впрочем, не важно... Что тебя интересует? Крис, совет я дам, но в благодарность, пожалуйста, расскажешь потом, когда сможешь, что там за двуногие? — добавила она умоляюще.       — Ладно, уговорила, только предупреждаю сразу — ничего интересного. Роуз, как отвадить кошку? — решительно тряхнув головой, спросила она сестру.       — Отвадить от чего?       — Ну, не знаю… От всего. Что кошки терпеть не могут?       — Шума, громких неожиданных звуков.       — Шума… без Зика тут не обойтись, — задумчиво протянула Кристина. — Так, а ещё чего?       — Воды, запаха чеснока, колющих предметов…       — Колющих предметов?! О, класс — эта работёнка для меня. Наконец-то мне пригодиться моя подсознательная принадлежность к Искренности, — и тут же отключилась.       — А спасибо у нас в ассортименте, — пробормотала обиженная Роза.       Тобиас подъехал к дому матери. Вокруг царил безупречный порядок. Он подошёл к двери и тихонько постучал. Дверь тут же открылась, как будто мать стояла прямо возле неё и караулила.       — Привет, мама. Тобиас нагнулся и чмокнул её в щёку.       — Привет, дорогой, — Эвелин обняла сына и на секунду прижала к себе. - Я соскучилась.       — Извини, я же сказал, что много работы.       — Я знаю, просто мне вечно не хватает того времени, что мы проводим друг с другом. Постоянно мерещится, что я не всё сказала, а другого случая не будет. К сожалению, ты отклонил моё предложение переехать ко мне.       — Тебе не кажется, что я уже слишком большой мальчик, чтобы жить с мамой? — шутливо протянут Тобиас. Эвелин весело рассмеялась.       — Ой, что это я держу тебя на пороге, проходи. Не волнуйся, я помню, что ты торопишься, но на чашку кофе с маффином время найдёшь?       — Спрашиваешь! Конечно, найду. Только давай, чтобы не терять времени, без всяких церемоний пообщаемся на кухне.       — Как скажешь. Я смотрю, что, не смотря на то, что ты лидер города, манеры твои не меняются, — добавила она с лёгкой усмешкой.       — Ты считаешь, что если человек лидер, то кофе он должен пить только в торжественной обстановке в парадном зале?       — Угу, а по углам должны стоять лакеи в шикарных ливреях.       — Мам, ты вспомни, как мы с тобой встретились после твоего «воскрешения». Куча народу в нашей гостиной и все едят из одной банки, а ты тогда, как и сейчас была лидером Афракционеров. Тогда следуя правилам твоей фракции, отпив из чашки кофе, я должен пустить её по кругу? Нет спасибо. Я лучше с тобой на кухне, зато и делиться не придётся. Они переглянулись и весело рассмеялись.       — Вот уж не думала, что мой сын жадина, — подколола Эвелин.       Весело подсмеиваясь друг над другом, они старались оттянуть неприятный разговор. Тобиас, выпив кофе и с удовольствием проглотив несколько маффинов, отставил чашку: "Нам нужно поговорить," — спокойно сказал он.Итон внимательно посмотрел в лицо матери и вдруг впервые увидел, какое оно уставшее и постаревшее. Тобиасу стало по-настоящему больно, ведь мама права, лекарства от бессмертия ещё не изобрели. Они столько лет были в дали друг от друга, а теперь он тратит время на всякие обиды.       Эвелин по прежнему была главой Афракционеров. Она зорко следила, чтобы никто не ущемлял прав фракции. Вновь прибывшие в город были под её неусыпным контролем. Афракционеры стали выполнять роль своеобразных социальных работников. Труд этот был тяжкий и иногда не благодарный. В результате жёсткой политики, проводимой Эвелин, Афракционеры перестали быть всеми презираемыми. Они заняли достойное место в жизни города. Когда Эвелин убедилась, что у её новой фракции есть будущее, хорошее будущее, она хотела уйти с поста лидера и посвятить свою жизнь сыну. Услышав о решении своего главы, Афракционеры чуть снова не устроили бунт. Эвелин, единственная кому они безоговорочно доверяли, могли и хотели подчиняться.       Женщина никогда не рассказывала сыну, как однажды поздно вечером на пороге её дома появилась Рэйерс. Они долго говорили. Джоанна внимательно выслушала все аргументы Эвелин в пользу нового, более молодого и сильного лидера, который нужен Афракционерам. Помолчала, покачала головой и мягко сказала:       — Я понимаю тебя. Но и ты пойми, твоим людям не нужен новый лидер. Где гарантия, что молодой не захочет больше власти и с этой целью он подтолкнёт твою фракцию к войне? Опять смерть, разрушения, потеря близких... Готова жить с этим, зная, что могла всё это предотвратить? Ты для них гарант свободы, лучшей жизни. Я понимаю, как тебе хочется снова стать матерью своему сыну. Но они тоже твои дети. Разве ты сможешь бросить их?       — Тобиас, — в отчаянии закричала Эвелин, — Тобиас тоже нуждается в матери! Меня так долго не было с ним, что он почти забыл меня. — По щекам женщины потекли слёзы. — Иногда он смотрит на меня, так недоверчиво, как будто ждёт, что я снова брошу его. Пожалуйста, Джоанна, не мучай меня. В этом мире мне не нужно ничего, кроме Тобиаса.       — Хорошо, я не хотела этого говорить, потому, что это может, прозвучать жестоко, но очнись Эвелин, твой сын уже вырос, вырос без тебя, — увидев, как лицо женщины исказилось от боли, голос Джоанны смягчился: — Дорогая, Тобиас стал настоящим мужчиной. Ты можешь им гордиться. Сейчас ему нужна не мать, а друг. Ты же знаешь, что твой сын страдает, ему нужна поддержка, а не жалость. Мы все должны помочь ему выбраться из депрессии с наименьшими потерями. Если ты сейчас бросишь всё и будешь сидеть возле него, то это только будет больше и больше растравлять его отчаяние. Тогда не известно, сколько ему понадобиться времени, чтобы прийти в себя. Пойми, я сейчас с тобой говорю, не столько, как женщина, а как глава нашего города, лидер твоей фракции. Эвелин Итон, твоя ближайшая задача помочь сыну и выполнить ты её должна не покидая пост лидера Афракционеров. Тобиас должен видеть, что его мать сражается за Чикаго, за свою фракцию. Заставь его работать. Эвелин, мне нужен толковый помощник, которому я могу доверять. Помощник, который не начнёт плести интриги за моей спиной. Такого человека я вижу в твоём сыне. Чикаго нуждается в нём, твоя фракция нуждается в нём, а уж потом мы с тобой. Собери волю и нервы в кулак. Нам предстоит много дел.       — Джоанна, незаменимых нет, — мать Тобиаса покачала головой. — Неужели после стольких лет я не могу пожить, просто пожить для себя, не неся бремя ответственности за других?       — Можешь, но вот захочешь ли, вот в чём вопрос. Ты хочешь уйти, ладно, но скажи, что будет если на твоё место придёт человек вроде Маркуса? Ты готова пойти на такой шаг?       В тот вечер много чего было сказано, а ещё больше не сказано. Эвелин решила не уходить с поста, и как показала жизнь, правильно сделала. Работа не давала ей времени цепляться за сына. Постепенно Тобиас более или менее оправился, и их отношения наладились.       — Мам, ты где? — вывел её из задумчивости голос сына. — Мне нужно с тобой серьёзно поговорить, а ты в облаках витаешь.       — Да, конечно, прости сынок. Я слушаю, — Эвелин, чуть наклонив голову на бок, внимательно посмотрела на сына.       — Мама, я хочу ещё раз извиниться за всё, что наговорил. Прости, я был неправ. Мне очень хочется, чтобы ты, наконец, поверила, что прошлое осталось в прошлом. Нет причин стыдиться. Случилось то, что должно было случиться, и никто, кроме отца в этом не виноват. — Тобиас закрыл лицо руками, — я никогда не говорил тебе, но Маркус долгие годы был одним их самых сильных моих страхов, — Тобиас взглянул на побледневшее лицо матери, схватил её холодные руки и крепко сжал.       —Боже, сынок, я и не подозревала...       — Подожди, я ещё не сказал главного. Мой страх изменился. Я теперь вместо отца, замахивающегося на меня ремнём, вижу себя превращающегося в него. И то, как я с тобой вёл себя в последний раз, доказывает, что мои страхи не так уж необоснованны. Я твой сын, но ещё и сын Маркуса, — Тобиас немного помолчал и тихо добавил: — А вдруг отец возьмёт верх, и я превращусь в такого, как он?       — Нет, никогда, слышишь, никогда ты не станешь таким как он, — замотала головой Эвелин.       — Ты уверена?       — Да, совершенно, абсолютно, вне всяких сомнений.       — Спасибо, спасибо, что веришь в меня, — Тобиас прижал руки матери к лицу. — В моей жизни был только один человек, который так же сильно верил...точнее была.       Эвелин мягко отняла руки и тихонько погладила сына по голове… Такой сильный, храбрый, такой мужественный.       — Тобиас, я тоже прошу простить меня за жестокие слова, которые сказала, что ты цепляешься за призрака. Я не должна была говорить, что радуюсь смерти Трис. Это неправильно. Ты не знаешь, однажды мы говорили с ней наедине. Я сказала, что никогда не допущу, чтобы она была рядом с тобой — только я твоя семья, а она временное явление. Понимаешь, до меня долго доходило — скорей, она была твоей семьёй. Стыдно, но во мне говорила ревность. Это недостойно. Тобиас, — женщина взяла лицо сына в ладони, — я видела твои страдания после смерти этой девушки и думала: "Слава, Богу, что умерла, иначе она отняла бы его у меня", — Эвелин не отступила, когда увидела застывшую боль в глазах сына. Она должна, наконец, высказаться и покончить со всеми недомолвками. — Это было гадко и недостойно и я никогда не смогу простить себя за те мысли. Твои страдания всё продолжались и продолжались — было невыносимо видеть, как ты мучаешься. Поверь, Тобиас, если бы я могла отправиться в то время, ту, минуту, когда пуля забрала жизнь твоей любимой, то я заслонила бы её собой. Если честно, я была не уверена, что ты вообще когда-нибудь полностью оправишься.       — Мам, всё хорошо, всё нормально. Никто из нас не идеален, уверен, если бы ты узнала Трис поближе, то полюбила. Её невозможно было не любить. Даже такой мерзавец, как Питер не мог устоять перед притяжением этой малышки, бывшей Отречённой. Иногда мне казалось, что Эрик, законченный психопат, хочет её у меня отнять.       Эвелин, опустила голову, слёзы закапали ей на юбку.       — Нет, Тобиас, не нормально. Это не может быть нормальным, если мать желает смерти любимой девушки сына. Но я главного не сказала: сынок, мне страшно.       — Почему? — тихо спросил Итон.       — Ты твердишь, всё хорошо, но я вижу — это не правда. Мать не обманешь, она видит сердцем. Ты застыл.       — Как застыл?       — Не позволяешь себе любить и другим не разрешаешь любить себя.       — Что ты выдумываешь? А Крис, Зик…       — Да, конечно, — перебила Эвелин, — но они просто друзья. Ты никого кроме друзей к себе не подпускаешь. Мне невыносимо смотреть на то, как ты одинок. Это объясняет, почему я так на тебя накинулась.       Тобиас обнял мать и прижал к себе. Эвелин почувствовала себя самой счастливой матерью не земле. Сын так редко проявлял нежность, что эти мгновения становились самыми дорогими.       — Всё хорошо, мама, всё хорошо. Я люблю тебя. Ты храбрая. — Эвелин рассмеялась и пробормотала сквозь слёзы:       — Не такая храбрая, как твоя Трис. — Тобиас кончиками пальцев стёр слёзы с лица матери.       — Такой, как Трис, в природе больше не существует, но, ты тоже храбрая, — Итон встал. — Спасибо, что была честной — это иногда полезно, так, во всяком случае, вбивает мне в голову Крис. — Мать и сын опять рассмеялись.       — Она неподражаема.       — Ты права, она такая.       — Приходите в следующий раз вместе и живчика Зика приводите.       — Идёт, слушай, может организуем вечеринку. Я давно не видел твою помощницу, эту обаяшку Миру. Ты скрываешь её?       Эвелин снова рассмеялась.       — Нет, конечно, она в последнее время не вылезает с работы. Вы, молодёжь, вообще трудоголики. Если так пойдёт и дальше, то город лишится большей части жителей.       — Почему? — опешил Тобиас.       — А потому, дорогой, что создавать свои продолжения вам некогда. Люди не куры, яйца которых положи в инкубатор и жди новое поколение. Тут тоже надо поработать, а вам всё некогда.       — Убедила. Поговорю с Джоан о демографической политике. На работу теперь будем принимать после сорока.       — Почему? — не поняла Эвелин.       — Ну, как же. До сорока срочно делаем копии, а потом уж приступаем к работе.       Эвелин, представила эту картину и не смогла удержаться от смешка.       — Ну, и фантазии. На свидание не опоздаешь?       — Нет, уже бегу.       Сын и мать испытывали невероятное облегчение от того, что им удалось всё выяснить до конца. Ссора позади, теперь ничто не должно омрачать их отношения. Эвелин проводила Тобиаса до двери.       — Не забывай, сынок, звони, а лучше заезжай. На счёт вечеринки, я думаю, ты прав, постараюсь всё устроить как можно быстрее. О месте и времени сообщу дополнительно.       — Буду, обязательно. Только не затягивай. У нас тут на носу важные переговоры намечаются, возможно, придётся ненадолго уехать. Не волнуйся, всё будет хорошо. Слушай, а что у вас там за кутерьма приключилась с расчисткой завала?       — Ох, и смех и грех! А всё твои сумасшедшие Бесстрашные.       — Не понял, излагай.       — Ну, в общем, история яйца выеденного не стоит. Выделили мы несколько расчистных машин. Совершенно не учли, что на расчистку должны в этот раз придти из твоей фракции.       — И что, — спросил обеспокоенный Тобиас, — они что, драку затеяли?       — Хуже, соревнование. Вот, никогда бы не подумала, что Отречённые и Дружелюбные могут быть азартными. Ну, устроили они это соревнование. Гам, крики, кутерьма. Перевернули пару машин, стали выяснять, кто больший болван. Естественно во мнениях не сошлись.       — Ну, и?       — Что, и? Подрались естественно.       — Так, а почему я это слышу впервые от тебя? Кто-нибудь серьёзно пострадал?       — Нет, не беспокойся. Так, пару разбитых носов и подбитых глаз. Когда наводить порядок явились Бесстрашные, ребята тут же объединились, и чуть не завязалась новая потасовка между теми, кто дрался и теми, кто явился наводить порядок. К счастью у Бесстрашных был грамотный командир. Он быстро разобрался, что к чему и отряд увёл. Так что обошлось без нового кровопролития. А бывшие драчуны отправились праздновать мировую в ближайшем кафе. Правда, потом опять чуть не подрались, поспорили в какой фракции крепче дружат. Хозяин, достал из под стойки огромную дубину и предложил одним махом решить спор. Естественно, спорщикам ничего не оставалось, как тихо ретироваться.       — И что, всё этим закончилось?       — Ходят упорные слухи, Бесстрашные отправились с новыми друзьями на какой-то свой аттракцион. Говорят, он не для людей со слабым кишечником. — Тобиас застонал, догадавшись, о чём идёт речь.       — Все хоть живы?       — Живы — да, насчёт штанов не уверенна, не спрашивала, — со смешком добавила она.       — Вот, балбесы, — покачал головой Итон. — Ладно, мне пора, ещё раз чмокнув мать уже собрался выйти, как вдруг вспомнил, что забыл спросить о Глории: — Хм, мам, забыл спросить, кто тебя с Глорией познакомил?       — Никто.       — То есть? — опешил Итон.       — Она сама со мной познакомилась. На вечере Согласия.       — Мам, извини, но нельзя ли поподробней.       — Почему бы и нет, — пожала плечами мать, — тут секрета никакого. Она подошла не помню с кем из фракции Эрудитов, представилась, а когда узнала, что я твоя мать очень обрадовалась. Мы поговорили. Она намекнула, что вы встречаетесь. Во мне проснулась надежда, наконец, и мой сын будет счастлив. А потом девушка приходит… Мы поговорили... Ты мой сын и я должна была, прежде всего, выслушать тебя. А вместо этого…       — Здорово поговорили! Значит, это ей я обязан нашей ссорой.       — Я же извинилась. Пойми не могу больше смотреть на твоё одиночество. Сколько можно? Это объясняет мои резкие слова, объясняет, но не извиняет.       — Ты хочешь опять поссориться? — тихо пробормотал Тобиас. Эвелин испугалась.       — Нет, нет, живи как хочешь. Не скажу, что я была в восторге от этой девушки, но подумала, сколько можно маяться эгоизмом, пусть сын, наконец, будет счастлив.       — Здорово, а меня ты спросила, хочу ли я быть счастлив с Глорией? — Тобиас почувствовал, что снова начинает заводиться. — Ты и Крис почему-то считаете, что имеете право вмешиваться в мою личную жизнь, но вы, дорогие мои, ошибаетесь. И если так будет продолжаться, я, пожалуй, сбегу от вас в другой город, штат или даже континент! В общем, давай договоримся, что моя личная жизнь только моя. Хотите спросить, пожалуйста, если будет, что сказать я скажу, но больше... Мы договорились?       — Да, да, не сердись, — соглашаясь, торопливо закивала головой Эвелин.       — Вот и хорошо. Спасибо ещё раз. Я поехал, завтра позвоню, — и исчез за дверью.       Эвелин ещё некоторое время постояла, а потом провела рукой по закрытой двери. Вздохнула — работа ждёт. На сердце впервые за много дней стало легко. Она почувствовала себя такой счастливой, что захотелось петь.