***
— Вот чёрт! — простонала Женя, пяткой отталкивая кроссовок в угол прихожей. Из-за вчерашнего вояжа в натирающих туфлях на ступнях, как и следовало ожидать, образовались мозоли. Теперь обуть ни туфли, ни любимые девочкины кроссовки не представлялось возможным. Женя помянула пресловутую обувку нелестным словечком и нервно покосилась на настенные часы. До начала уроков оставалось пятнадцать минут. Взгляд скользнул по прихожей и упал на скромно стоявшие у двери кеды. Женя мысленно ухмыльнулась — вчера самым тяжёлым было даже не доковылять до дома в обуви на несколько размеров больше, а объяснить потом маме причину появления этой самой обуви у них в квартире. Девочке удалось наплести что-то о том, что кеды принадлежат её однокласснику с непропорционально большим размером ступни, и что он дал их Жене, чтобы та пришила подошву, которая наполовину оторвалась, и завтра, то есть уже сегодня, ей нужно отнести обувь обратно однокласснику. Судя по выражению лица родительницы, та мало что поняла из нечленораздельного рассказа дочери, однако сочла за лучшее расспросы не продолжать. Девочка вздохнула — нет, кеды надеть тоже нельзя, до школы она в них не дойдёт. А что же тогда остаётся? Наконец Женю осенило — кинувшись к шкафу в углу прихожий, она, порывшись, извлекла из его недр пару слегка помятых и грязноватых сапог, которые некогда принадлежали её старшей сестре. Сестра, правда, давно уже выросла, окончила школу и, переехав в другой город, поступила в университет, а всеми забытые сапоги её так и остались лежать в глубинах шкафа — вроде и выкидывать жалко, и носить некому: Женя ещё не вполне до них доросла. Натянув рыжевато-коричневые сапоги, девочка прошлась по прихожей. Так и есть, не доросла: обувь на ногах держалась до неприличия свободно. Однако решив, что сапоги более гармонично, нежели видавшие виды кеды Виктора, смотрятся со школьной формой, она решила пойти-таки в них, предварительно засунув в сумку обувку музыканта.***
На первый урок восьмиклассница, конечно же, опоздала. Робко приоткрыв дверь кабинета географии, она просительно уставилась на учительницу: — Извините за опоздание, можно зайти? Географица смерила девочку взглядом, не сулящим ничего хорошего, и, перекидывая из-руки в руку длинную дубовую указку, медленно и, как показалось Жене, зловеще кивнула. Девочка бочком двинулась к своей парте, однако и тут не обошлось без приключений. — Малиновская, … ! — заорал одноклассник, прижав обе ладони к глазу. Женя, которая секундой раньше споткнулась о выставленный в проходе портфель парня и, падая и для равновесия широко взмахивая руками, случайно заехала обладателю портфеля по лицу, вздрогнула от нелестного эпитета в свою сторону и пробормотала извинение. — Артишевский, не матерись! — запоздало среагировала учительница и кинулась к месту происшествия. — Покажи глаз! Сильно болит? — Сильно-о-о… — прохныкал Артишевский, с неохотой позволяя географице оторвать его ладони от его же лица. Та осмотрела место удара: — Да… Синяк будет. Малиновская, осторожнее надо быть! А тебе, Вова, так и надо — нечего рюкзак между партами выставлять. — Ему же в медпункт нужно! — оборвал праведную речь женщины чей-то голос с задней парты. — Нужно, — согласилась та. — Я могу его проводить, — подала голос Женька. — Сам дойду! — шарахнулся от неё одноклассник, испепеляя девочку взглядом уцелевшего глаза. — Вот именно, — подтвердила учительница и, дождавшись, когда раненый покинет клас, обратилась к Жене: — А тебя я попрошу к доске. Девочка поставила школьную сумку около своей парты и обречённо двинулась в переднюю часть кабинета. По вполне понятным причинам, выучить географию она вчера благополучно забыла, и теперь вся надежда была лишь на интуицию и на крохи информации, не успевшие выветриться из головы со времени предыдущего урока. Учительница вручила Жене указку, которая, как показала практика, оказалась не только длинной, но и удивительно тяжёлой, и приглашающе простёрла руку к карте. — Ну, рассказывай. — Что рассказывать? — изо всех сил тянула время девочка, мусоля в пальцах древко выданного ей орудия. — Домашний параграф, — уточнила учительница. — Про климатические пояса. Женя глубоко вдохнула и начала: — Климатические пояса… Располагаются на нашей планете. — Да неужели? — усмехнулась географица. — Продолжай. А ученица неожиданно осознала, что этим, собственно, её знания в области климатических поясов и заканчиваются. Убедившись, что продолжения не последует, учительница в молчании сняла очки, протёрла их рукавом блузки, вновь водрузила их на своё законное место, вздохнула и обратилась к девочке: — Ну, ты хоть на карте пояса покажи. Женя послушно обернулась к висящей на стене карте, занесла над ней указку и замерла в позе великого полководца перед решающим боем. О расположении климатических поясов она также имела весьма смутные представления. Однако окинув взглядом старенькую карту ещё семисотых годов печати, она мысленно возликовала: неизвестный добродетель подписал на ней простым карандашом всё, что только можно было подписать. Расположение треклятых поясов в том числе. — Экваториальный пояс! — вскричала она, с силой опустив указку на карту. — Спокойнее, Евгения, спокойнее! — вздрогнула учительница. — Продолжай. Пристально вглядываясь в сделанные ученической рукой пометки, Женя с горем пополам сделала то, что от неё требовалось. — Ну что же, — задумчиво произнесла учительница. — На троечку вытянула. Присаживайся. Восьмиклассница осторожно прислонила указку к стене и прошествовала к парте за дневником. Учительница вывела в нём отметку, размашисто расписалась и неожиданно подмигнула девочке: — А про надписи на карте я в курсе!***
Виктор сидел на своей излюбленной лавке под клёном и, задумчиво глядя вдаль, перебирал струны гитары. Мыслей в его голове роилось, как всегда, много, но отдельные фразы в полноценные куплеты не связывались и на музыку не ложились. — Среди связок в горле комом теснится крик, Но настала пора, и тут уж кричи-не кричи… — вполголоса напел Цой и огорчённо отложил гитару. Не то, всё не то! Мелодия не такой должна быть, и слова не такие… Виктор пошарил рукой в кармане кожаной куртки и вытащил пачку сигарет. «Да… Дожил — денег с трудом на сигареты хватает. А что же дальше будет?» — подумал Цой, поднося сигарету к язычку пламени зажигалки. — «Борис, конечно, замечательный друг, человек, продюссер. Но я уже не рад, что в это ввязался». Дело было в том, что Борис Гребенщиков, хороший приятель Виктора, несколько месяцев назад загорелся идеей — помочь Цою и его приятелю Рыбе записать их первый альбом. Борис эмоционально рассказывал, что он лично знаком с главой одной из питерских подпольных студий звукозаписи, так что с записью альбома проблем не возникнет. Виктор и Алексей несказанно обрадовались и согласились. А проблемы взяли и возникли. Причём возникли не у самих музыкантов, а у того самого главы студии — Андрея Тропилло. Студия потерпела финансовый крах и находилась на грани разорения, вследствие чего пришлось платить за запись. Сумма, в общем-то, была не особо крупная, однако и Цою, и Рыбину, у которых деньги в больших количествах никогда не водились, она казалась огромной. Но мечта записать альбом была превыше всего, и музыканты платили, то и дело высказывая Борису Борисовичу свои праведные возмущения («Что? Ещё доплатить? А твой Тропилло, извини, не зажрался случаем?! Ты же вначале говорил, что запись бесплатная!» — «Ребят, ну откуда же мне было знать, что такая ситуация возникнет… Зато это ваш путь в известность!»). А вчера Гребенщиков сообщил: через день, точнее, уже завтра, всем троим нужно прибыть на студию. Зачем —Тропилло сообщить не удосужился, второпях бросив телефонную трубку. «Да уж, тяжёлый наш путь в известность…», — подумал Цой, грустно наблюдая за уносящимися к небу кольцами дыма и делая очередную затяжку. Побыть наедине со своими мыслями ему не дали. — Виктор, привет! Виктор обернулся на голос и увидел приближающуюся к нему восьмиклассницу. Приближение давалось ей нелегко — девочка старалась не отрывать ноги от земли, поэтому, торопливо шаркая по бетонной дорожке, выглядела она как очень неплохо сохранившаяся старушка. — Привет, — отозвался Виктор, потушил сигарету о скамейку и бросил бычок на землю. Тут же в непосредственной близости раздался гневный окрик местной дворничихи. Цой так, чтобы не увидела Женя, завёл руку за спинку лавочки и показал ей выставленный средний палец. Борец за чистоту, махнув рукой и бормоча что-то про хулиганьё и недостаток воспитания, двинулась вглубь сквера, решив с Виктором не связываться. — Что с ногами? — поинтересовался музыкант, когда восьмиклассница присела на скамейку рядом с ним. — Я сапоги старшей сестры надела, — пояснила Женя. — А они мне велики и сваливаются. Виктор усмехнулся и приподнял бровь: — Тогда, может, проще было бы надеть что-нибудь другое? — Нет, это самый оптимальный вариант, — вздохнула девочка. — Я же туфлями вчера мозоли на ступнях натёрла, поэтому эти сапоги — единственная обувь, в которой мне не больно ходить… — Женька помолчала и добавила: — Я столько времени угробила, пока их искала, что на географию опоздала. И тройку получила. — За опоздание? — удивлённо глянул на неё Виктор, отметив про себя, что учителя нынче в школах пошли крайне жестокие. — Ну, не совсем, — отозвалась девочка и в подробностях описала события первого урока. — Весело живёшь! — присвистнул Цой, дослушав повествование до конца. — Но ты не переживай, исправишь ещё свой трояк. — Исправлю, наверное, — согласилась Женя. — А глаз у того парня как, прошёл? — Ну, почти. Синяк есть, но он слабо заметен. — Ну, синяки долго не держатся, — сообщил музыкант. — Ничего его глазу не будет. Тут восьмиклассница глянула на наручные часы и вздрогнула: —Пятнадцать минут четвёртого! Мама, наверное, с ума сходит! Я пойду, ладно? — Конечно. До встречи, — махнул ей рукой Виктор. Девочка вскочила со скамейки и на удивление быстро зашаркала прочь. Впрочем, минут через пять она вернулась, держа в руках вынутые из сумки кеды: — Вот, забыла отдать! — Спасибо, — улыбнулся Цой. — Хотя могла бы и не возвращаться — вернула бы завтра. Ты же домой спешишь. — Точно, я же домой спешу! — простонала девочка и рванула к выходу из сквера. Виктор грустно усмехнулся — ему бы её проблемы! «Хороший она человек. Вот, даже вернулась, чтобы кеды мне отдать», — подумал он. — «Хотя могла бы действительно завтра…» Мысль оборвалась на середине. Не могла бы завтра! Завтра он, Цой, уезжает! — Вот дурак, не предупредил её, — пробормотал парень, рывком вставая с лавочки и намереваясь догнать девочку, однако потом обессилено рухнул обратно — она, наверное, далеко уже ушла. Не догонит. Виктор достал ещё одну сигарету и закурил.