Заграничная практика

Дорога до магазина прошла в гробовом молчании. Ни я, ни Гын Сок не решались нарушить эту хрупкую, можно даже сказать, спокойную тишину. Странно, эта тишина не была полной. Мягкий рокот мотора, свист ветра за окном, еле слышная музыка, льющаяся из моих наушников, просто висевших на груди без дела. И зачем я включила музыку? - Приехали, - сообщил он, когда мы, уже выехав за пределы города, подъехали к какому-то зданию, больше похожему на гостиницу. - Куда мы приехали? - спросила я, выходя из машины. - Это гостиница, но здесь же в подвале есть супермаркет. Он очень удобен для меня – в это время там почти не бывает народу, – пояснил он, вышагивая по тротуару ко входу в подвал. Пожав плечами, я последовала за ним, пытаясь не обращать внимания на духоту и жару, которая под вечер, казалось, стала только сильнее. Магазин оказался действительно огромным. Разнообразие товаров поражало воображение и удивляло – зачем делать такой выбор в месте, где почти нет людей? Оказалось, мимо этой гостиницы часто проезжают туристы, экскурсионные группы, да и просто люди, которые едут из города на пикник, поэтому и выбор в магазине такой обширный. А еще я поняла кое-что очень важное. Делать покупки с Гын Соком просто нереально! Он придирчиво осматривал каждую предложенную мною вещь, затем клал её на место и брал точно такую же, но с другой полки. И всё совершенно спокойно, с сосредоточенным лицом и невозмутимостью во взгляде. Походив так с ним минут десять, я плюнула на всё и пошла за отдельной тележкой себе, благо деньги Гон У выдавал мне регулярно. Спустя полтора часа брожения по магазину, когда Гын Сок уже набрал полную тележку и просто шёл рядом со мной, я, наконец, посчитала покупки вполне достаточными, чтобы прожить следующую неделю и направилась к кассе. Облегчённый вздох Гын Сока не заставил меня почувствовать себя виноватой – для него же стараюсь! Знаете, я никогда не видела такого выражения глаз, которое было у кассира за кассой, когда к ней, ругаясь и пререкаясь, подъёхали мы. Я – с огромной, забитой до верха тележкой и Гын Сок – с не менее забитой тележкой. При этом он был закутан в шарф и шляпу, что в довольно душном магазине смотрелось дико, а у меня было такое зверское выражение лица, словно я только что загрызла человека. Галантно пропустив меня вперёд, Гын Сок заикнулся было об оплате покупок единолично, то есть в одну его харю, но я выразительно погрозила ему шваброй и популярно объяснила, что, хотя и живу у него дома, но на шее сидеть не собираюсь. Сдался быстро, ибо швабра – весьма весомый аргумент. Дорогу до машины даже вспоминать страшно. Нет, честно! Я что? Я ничего. Я, правда, предлагала ему свою помощь в качестве носильщика и до сих пор не понимаю, почему, крепко выругавшись, что было редкостью (обычно они с Ын Кё предпочитали не выражаться в моём присутствии), он поднял разом все шесть огромных пакетов и, пошатываясь из стороны в сторону, перебежками рванул к машине. Мне же досталась туалетная бумага и пакет с чаями, кофе и прочей лёгкой дребеденью. А ещё ключи, которыми я под громкий скрежет зубов актёра пыталась попасть в замочную скважину багажника. - Алексан... дрина, чтоб тебя, давай быстрее! - прошипел он, и в тот же миг ключ всё-таки попал в замок, и багажник открылся. Погрузив туда нашу поклажу, мы загрузились в машину и поехали уже домой. По пути меня снедало чувство вины, ибо на нежных руках музыканта остались красные следы от ручек пакетов. От посыпания головы пеплом меня спас телефон, который голосом Гын Сока напевал «Позволь мне погрустить, Позволь мне погрустить». Снова скрежет зубов, который я проигнорировала и быстро подняла трубку. - Да? - Эй, Алекс, вы где? Я уже дома, готовить начал! Тут Гон У звонил, сказал, что отклоняет твоё прошение об отдельной жилплощади. Типа в контракте этот пункт прописан черным по белому. Хотя, весь контракт на корейском, но тут уже не придраться. Подпись-то там твоя! Так вот, о чём я. Вы сейчас где? – выпалил он на одном дыхании и замолчал, пока я переваривала новость. - Жулик твой дядя! - высказалась я, наконец, и устало покачала головой. – Мы едем из магазина под гостиницей. Слушай, ты вроде ужин праздничный запланировал? Тогда почисти картошки, там должна была оставаться. Я салат сделаю. А ещё мы продуктов закупили, так что как приедем, будем готовить. Хорошо? Ладно, пока! - сказала я и повесила трубку. - В чем дело? - спросил Гын Сок, не отрывая взгляда от дороги. - Да директор Ши запретил мне съезжать от тебя. Оказывается, это обговорено в контракте, а контракт был на корейском. Эх, придётся мне до конца практики у тебя куковать! - сказала я, набирая номер Ваньки. Гудки начали проходить. Пол минуты, минута... Молчание, ставшее уже привычным. Тяжёлый вздох вырывается наружу и глаза устало закрываются. - Заколебал! - тихо сказала я, вешая трубку. Гын Сок коротко глянул на меня, но ничего не сказал. Молча продолжил вести машину, пока я, вдев в уши наушники, погружалась в мир музыки и его же голоса. Так странно – ехать рядом со своей мечтой. А перед этим ругаться с ним, спорить, обниматься и даже реветь на его плече! Наверное, фанатки всего мира душу продали бы за такой шанс. Но сейчас я почему-то не чувствовала восторга. Наверное, потому что человек, с которым я встречаюсь, и который является моим самым лучшим другом, вот уже две недели упорно игнорирует меня. Нет, ну что за нафиг? Ванька был со мной в стольких ситуациях, в стольких передрягах, он знает меня лучше, чем кто-либо на этой планете и... Вот так поступает. Да, я эгоистка до мозга костей, пускай, я не люблю его как парня. Хотя нет, люблю, но немного. Гораздо больше я люблю его как друга, самого верного и преданного друга, способного терпеть мой невыносимый характер. Думаете, я не понимаю, что поступаю жестоко? Да всё я понимаю! И каждый раз, когда он пытался меня поцеловать или говорил, что любит меня, мне становилось настолько стыдно и тошно от самой себя, что даже словами этого не описать. Но ведь нам же всегда весело вместе. Пускай, это не любовь с моей стороны, но он-то... Он-то мог понять, как мне его будет не хватать! Такой дурак! - Эээй! Аууу! Мы приехали! - перед моим носом помахали рукой, заставляя очнуться от мыслей. - Уже? - удивилась я, но из машины послушно выползла. Почувствовав на коже приятный вечерний ветерок, которого просто не может быть в городе, я вытянулась всем телом, потягиваясь, встала на мысочки и блаженно улыбнулась. - Кра-со-та! - сказала я, любуясь закатным небом. Солнце еще не успело скрыться за горизонтом и разукрасило небо росчерками алого, оранжевого, золотистого и розового цветов. Смотрелось так, словно художник-экспрессионист вылил на холст сначала бледно голубой краски, а потом залил это всё остальными цветами, кое-где размазав, для порядка, кисточкой. - Ага, красота! - донеслось сбоку, и я, обернувшись на довольный голос Ын Кё, заметила его мечтательный взгляд, скользящий по мне. В свете заката его волосы отливали золотистым оттенком, а глаза искрились весельем. Да, действительно, красота. - Мысли выключи, а то в нос дам! - предупредила я и, фыркнув, пошла в дом. Гын Сок уже начал таскать в дом сумки. Ын Кё последовал его примеру, а я направилась к себе. Необходимо было принять душ и заняться подготовкой праздничного ужина. Захватив сменную одежду, я включила воду и стала расчёсывать волосы, пока ванна заполнялась ароматной, пенной водой. Уж чего-чего, а всяких пен для ванны, шампуней и т. д. в доме Гын Сока была просто тьма тьмущая. А что, ему по профессии положено следить за собой! Сложив полотенца на тумбочку рядом с купальней, я скинула свою одежду. - Tell me your love... - тихо напевала я, залезая в ванну и сразу погружаясь в тёплую воду с головой. Продолжая бубнить себе под нос песенку, я с наслаждением смывала дневную пыль и усталость, думая о том, как хорошо мы сегодня вечером посидим. Даже странный и громкий выкрик не особо удивили меня – скорее всего, Ын Кё опять сковородку уронил на ногу. Ничего необычного. Но, когда вскрик повторился снова, и я услышала довольно громкий топот ног на этаже, я всё таки отвлеклась от намыливания волос и задумчиво уставилась на дверь. Секунда, другая, и она резко распахивается, а мимо, не глядя никуда, проносится Гын Сок, закрывающий лицо руками. Шипя и ругаясь, натыкаясь на стены и тумбочки, он пытался нащупать раковину, на все лады кляня Ын Кё за что-то. - Фак, - еле слышно сказала я, когда Гын Сок всё-таки повернулся ко мне, немного отодвинув руку от глаз. Его глаза покраснели, распухли и слезились так сильно, что можно было подумать, что он только что отыграл в десяти мыльных операх, где ему всё время надо было плакать. - Что случилось? - воскликнула я, пытаясь встать, и тут же вспомнила, что сижу в ванне, в полнейшем неглиже. «Дежавю, твою ж...» - мелькнула мысль. - Сиди на месте! Я сейчас умоюсь и уйду! - рявкнул он, наконец-то нашарив раковину. Судя по всему, он ни черта не видел. Глядя на его мучения и попытки нашарить кран и отрегулировать воду, я не выдержала и, схватив два полотенца, быстро встала, обматывая одно на груди, а второе на талии. Выскочив из воды и, поскальзываясь, подбежав к нему, быстро сказала. - Расслабься, не дёргайся, а то в глаз дам! - прорычала я, чувствуя, как он упирается. Наконец, он успокоился и только тихо шипел от боли. Отрегулировав воду, я осторожно взяла его за затылок и наклонила вперёд, подставляя лицо холодной струе. Осторожно направляя воду одной рукой, я второй как можно более аккуратно водила по его векам, стараясь сильно не давить, но всё же промыть глаза. Спустя пару минут он даже перестал ругаться, только расслабился и почти лёг на полку, на которой стояла раковина. Шепча что-то успокаивающее и бредово-ласковое, я взяла ближайшее полотенце для рук и, выключив воду, заставила его подняться, предупредив, чтобы глаза он не открывал. Как можно нежнее промокнув его лицо, я отошла на пару шагов. - Попробуй открыть глаза, - сказала я, смахивая со лба капли воды, стекающие с намыленных волос. Медленно, неохотно Гын Сок приоткрыл сначала один глаз, а потом второй, отчаянно заморгав, попытался сфокусировать взгляд. «Ндя, глаза у него основательно распухли. И вообще в две щёлочки превратились. Надо будет теперь чем-нибудь успокаивающим смазать. И чем его так?» - подумала я, откладывая полотенце. Наконец, сфокусировав взгляд на мне, он вдруг вспыхнул краской и поспешно перевёл взгляд на моё лицо. - Ты... это... спасибо, но... Оденься, что ли! Или голову смой уже! - сказал он, а я посмотрела на себя в зеркало. Мокрые намыленные волосы торчали в разные стороны, покрасневшие от воды глаза слезились, а полотенца намокли и так облегали каждый изгиб тела, что казалось, что меня ничто не прикрывает. «Вот жопа...» - подумала я, а потом повернулась к нему и нахально упёрла руки в бока. - Чего смотришь? Как будто девушек в полотенцах никогда не видел! О, вот тока лапшу мне на уши не вешай, что ты, здоровый, красивый парень, никогда обнажённую девушку не видел! А я вот даже не голая, я, можно сказать, одетая, так что не надо мне тут краснеть и вообще, вали на кухню. Когда выйду, требую полный отчёт, почему ты ворвался ко мне в ванную, и почему твоё лицо в таком состоянии, понял? - наступала я, тыкая пальцем ему в грудь. А потом, вытолкав из ванной офигевшего от такого напора певца, демонстративно захлопнула дверь перед его носом. - Фух, - выдохнула я, мысленно обещая, что завтра же я сама лично приделаю задвижку на эту чертову дверь. - Ладно, хватит с меня экстремальных ванн! - сказала я, направляясь к ванне, чтобы смыть, наконец, шампунь с волос.