Мир Нового года
1 января 2016 г. в 17:36
Примечания:
Новогодний выпуск, продолжающий общую историю.
Ай!
Что-то укололо в щеку, заставляя открыть глаза. Зелёное, блестящее, пахнущее хвоей. Да это же ёлка! Новогодняя ёлка!
Просыпаться под ёлкой мне еще никогда не приходилось. Прям как алкоголик из старых советских анекдотов. Большой красный шар пошатнулся перед носом. Рядом стояли подарочные упаковки, пахнущие мандаринами и конфетами.
Где я? Мы стояли на Московском мосту, затем прыгнули...
Зараза, не помню!
Вокруг была комната. Такая знакомая, только откуда? Ковры на полу и стенах, еще советского изготовления диван, столик, на котором стояли разные снадобья — торт, бутылка шампанского, салат "Оливье", жаренное мясо.
Запах! Запах этого мяса был таким родным, приятным, будто вместе с ним в мой нос проникали какие-то воспоминания. Только какие?
Телевизор! Только сейчас я обратила на него внимание. Старенький "Электрон" показывал какой-то концерт с Аллой Пугачевой, Йосифом Кобзоном и прочими звездами двадцатилетней давности. Ненавижу подобную музыку.
— О, Юль, ты уже здесь! — донеслось до меня. — Садись за стол! Сейчас и Макаровы придут, и Кисилевы!
Я медленно поднялась и посмотрела на улыбающуюся женщину. Подкрученные волосы, золотые серьги в ушах, простенькое, но симпатичное платье и приятная улыбка. Да это же...
— Мам! Мам! Можно еще конфету! — девочка лет пяти в костюме Красной Шапочки, громко топоча ногами, забежала в комнату и принялась весело прыгать...
...вокруг моей матери!
— Возьми еще одну, — мама пригладила взъерошенные волосики девочки, — но только одну!
— Ура! Ура! — запрыгала дочка и выбежала из комнаты.
Боже мой! Да это же маленькая я! Это личико мне не раз приходилось видеть на старых фотографиях, которые мама бережно хранит до сих пор!
— С Новым 1991 годом! — прозвучал голос из телевизора, подтверждая мою догадку.
Это прошлое! Мое прошлое! Но что я здесь делаю и как тут оказалась?
— Тебе плохо? — мама сделала шаг ко мне. — Ты вся белая. Налить тебе воды?
— Нет, все хорошо, — кивнула я, присаживаясь на диван.
Значит, с моста меня каким-то образом закинуло в девяносто первый год. Но откуда мама меня знает? Что вообще происходит?
За окном медленно кружили снежинки, закрывая пейзаж белой пеленой. Пейзаж из окна в квартире, где мы когда-то жили. Вон там детская площадка с качелями, а там лавочки, за ними магазин, где продавщица тетя Люда всегда угощала меня конфетой, когда мы с мамой заходили за продуктами, чуть дальше — моя школа.
В голове завертелся миллион вопросов, но как и кому их задать? За кого мама меня принимает?
Папа?
Высокого темноволосого мужчину с небольшими усиками я помнила плохо, он погиб в автокатастрофе, когда мне было семь лет, но точно знала — это мой отец.
— Здравствуй, Юль, — спокойно кивнул он.
По коже пробежал холодок, будто передо мной стоял призрак. Меня будто парализовало — ни шагу сделать, ни пальцем пошевелить, ни даже моргнуть.
— Здравствуйте, — мой голос показался чужим.
— Просил же на ты, — усмехнулся отец.
Кем они меня видят? Комод с зеркалом, насколько помню, стоял в соседней комнате. Я поднялась, молча вышла. Да, та самая комната! Старый красный ковер под ногами, лампочка Ильича под потолком, на стене картина, изображающая узкую лесную речушку, старенький магнитофон "Весна" в серванте, пара десятков аудиокассет. А вот и зеркало!
Так и есть!
На меня смотрела длинноволосая блондинка в юбке по колено и сером свитере. Мамина подруга Юля и моя крестная! Именно в честь неё меня и назвали!
— Идем к столу! — рядом запрыгала маленькая я. Рот у неё был весь в шоколаде. Явно больше одной конфеты съела! Ну и молодец! До сих пор не понимаю, почему родители не позволяют детям есть много сладкого.
Она ухватила меня за руку и потащила к столу.
— Вырасту — буду как ты! — она посмотрела на меня и радостно затопталась ногами.
— Это уж точно, — обронила я про себя.
— И у меня будут такие же красивые белые волосы!
— А вот это вряд ли, — вспомнилось, как лет в четырнадцать мне хотелось стать блондинкой, но покраситься не позволила мама.
— Хочешь в школу? — спросила я маленькую себя, усаживаясь на диван.
— Ага! — воскликнула она.
— И в музыкалку её запишу, — добавила мама. — Чтоб была занята, пока у меня рабочий день кончится.
Я недовольно поморщилась. Помню эту музыкалку и чертову скрипку! И ничего, кроме ненависти, эти воспоминания во мне не пробуждают! На четвертый год бросила её так и не доучившись. Те, кто придумали сольфеджио и школьную форму точно заслужили себе место в аду!
— Может, не надо? Может, она не хочет?
— Захочет, — ответила мама. — Вон Петровы своего Колю хотят записать, будут вместе с ним ходить.
— Петровы — у них вся семья — музыканты. А твоей-то зачем?
— Надо же чем-то заниматься, пожала плечами мама и принялась резать торт. Маленькая Юлечка, смотря на него, уже облизывалась. — А ты вытрись! Сколько конфет съела? Признавайся?
— Две, — опустила взгляд она.
Пять как минимум...
— Не ври, — взглянула на неё исподлобья мама.
— А может, её на каратэ записать? — предложила я, пытаясь охладить мамин пыл. — Вон секция через дорогу открылась.
— Она же не мальчик, — ответила мама, вытирая рот своей дочурки салфеткой.
— И что? Вон сколько хулиганья развелось.
— Юля права, — добавил вернувшийся в комнату папа. — Вот зачем ей скрипка? А так хоть за себя постоять сможет. Вон Машку Орлову недавно ограбили и в добавок сломали пару ребер. Почему бы ей не поучиться драться? Физподготовка в любом случае лишней не будет.
— Да, да! Хочу! — заерзала в кресле маленькая я.
— Да ладно! Только с синяками после тренировок ходить будет, — ухмыльнулась мама и обвела нас всех негодующим взглядом.
— Хочу! Хочу! — затрясла руками Юлечка.
Теперь она точно добьется своего! Вместе с папой переубедит маму!
И тут затрещал дверной звонок.
— Макаровы пришли! — воскликнула мама и бросилась открывать дверь. Юленька устремилась вслед за ней, оставив нас с отцом вдвоем.
Как сказать ему? Как сообщить о том, что случится? Предупредить, чтобы он в тот злополучный день не садился за руль? Зараза!
— Угощайся, — из-под своих усиков усмехнулся папа, но мне было не до угощений. Колени задрожали, мышцы всего тела напряглись, будто собрались порваться.
— Пап, — сказала я, и что-то изменилось.
Он отдалялся от меня. Комната исказилась, потеряла очертания. Блестящая пушистая ёлка обратилась разноцветным пятном, музыка из телевизора стала далёкой-далёкой, еле слышной. Ковры вокруг, картина на стене, окно, за которым бушевала белая пелена, становились плоскими и двухмерными.
Меня вырывало из этой реальности. Из прошлого.
Вокруг светились миллиарды огоньков, а комната отплывала все дальше. Там моя семья вместе с Макаровыми праздновали новый год, а я летела куда-то сквозь множество искр. Куда?
Мир тряхнулся, и я чуть не потеряла равновесие.
— Осторожно! — кто-то ухватил меня за руку.
По голове будто молотом ударили. Кто это? Я! Опять я!
— Ты же не пила, Свет, — сказало мое воплощение.
Мое воплощение в возрасте четырнадцати или пятнадцати лет. Пухловатые щечки, из-за которых мое лицо тогда казалось мне толстым, выглядывающая из-под шапки челка, синяя короткая курточка, против покупки которой мама рьяно протестовала, мол, будет холодно, разноцветный шарфик. Мой любимый тогда.
Вокруг послышались крики, стук, музыка.
"С новым 2000 годом", — гласила огромная надпись под сияющей центральной ёлкой Киева. А вокруг неё сновали тысячи людей всех возрастов и степеней опьянения. С выстроенной рядом с ёлкой сцены распинался Вакарчук, его перебивали взрывы петард и хлопушек, словно по заказу в воздухе кружились белесые снежные хлопья. Мороз защипал мои щеки и забрался под одежду.
Кто я теперь?
Света? Какая Света? Да, точно, была у меня тогда подруга с таким именем.
— Пошли ближе, — сказало мое воплощение пятнадцатилетней давности.
А с кем это я? С Ленькой? Блин, это же мой первый парень! И зачем тогда был мне нужен этот хулиган? За что масса девчонок по нему сохла? Мало того, что страшный, с носом как птичий клюв и впалыми щеками, так еще и подраться любил, и уроки срывал, но зато был внуком завуча, из-за чего ему все прощали.
Смотря вслед себе, я пошла за ними. Холодно же, и почему меня тогда угораздило одеться в короткую юбку и эту курточку? Так и заболеть чем-то недолго. Это сейчас так думаю, а тогда — главное, чтоб смотрелось красиво... То есть модно и привлекательно.
— С Новым Годом! — усмехнулся мне незнакомец в шапке Деда Мороза.
— С Новым, — усмехнулась я.
Загрохотали фейерверки, небеса покрылись миллионами разноцветных вспышек, но я смотрела не на небо, а на себя, которой Ленька предложил сигарету, и та закурила. Дура, блин! Выкинь гадость!
Но почему я здесь?
Точно не ради того, чтобы не дать себе увлечься курением. Сперва детство, потом подростковый возраст. Что-то или кто-то проводит меня через собственное прошлое. Кто? Зачем? Почему? И реально ли все это? Может, вокруг меня что-то наподобие виртуальной реальности, воспроизводящей моменты из моей жизни?
Я смотрела со стороны, как мое воплощение пытается курить, кашляет, выбрасывает сигарету под ноги. Ну и молодец!
— Пошли, найдем какой-то ларек, вина купим, — предложил Ленька, а затем развернулся ко мне. — Ты пойдешь?
Ну и морда! И глаза как у тупого скота! Вот что мне в нем тогда нравилось?
— Пойду, — кивнула я.
Блин, покупать вино в ларьке! Нет в ресторан сводить или в клуб. Шмурдяк из ларька. Но что там, детьми были, какой нормальный отдых в четырнадцать лет? Тусня на морозе и самый дешевый алкоголь, распиваемый во дворе.
Впрочем, это мое воплощение уже было пьяное. Она прижималась к Леньке, что-то шептала ему на ухо. Ужас! Как хотелось потом его забыть!
— О, и ты здесь! — воскликнул Ленька, заметив в толпе Андрея.
Зараза!
Сейчас начнет к нему цепляться. Андрей был маленьким толстячком в больших, как у совы из мультика о Винни Пухе очках, за что в школе над ним издевались все кому не лень. А ведь стал высокооплачиваемым юристом, в отличие от Леньки, который, как приходилось слышать, лечился от наркозависимости.
— Пару рубчиков не найдется? — Ленька перестал обнимать меня и направился к Андрею.
— Нет, у самого только на дорогу домой.
— А если подумать?
— Не трогай его, — возмутилась стоявшая впереди юная я, но мне, наблюдавшей за всем со стороны, известно, чем все закончится.
Ленька отберет у Андрея последние деньги и толкнет его так, что тот окажется на снегу. И ни прохожие, ни стоявший неподалёку милиционер не обратят на это ни малейшего внимания!
Что же делать? Мороз перестал жечь в щеки, внезапно стало жарко, как в июле. Крики прохожих, музыка, взрывы хлопушек слились в длинный, протяжный гул.
Теперь я была собой. Четырнадцатилетней собой, смотрящей, как Ленька сейчас ударит Андрея.
— Не трогай его! — само по себе вырвалось у меня.
Но он не слышал и продолжал приставать к Андрею. Тот испугался, весь побелел, будто из него откачали всю кровь, а взгляд его метался по сторонам в поисках помощи. Но помощи не было. Народ вокруг праздновал Новый Год, не желая заниматься чьими бы то ни было проблемами.
Ленька ухватил Андрея за куртку, сильно тряхнул.
— Отпусти его! — крикнула я уже громче.
Ленька лишь искоса посмотрел на меня, будто велел заткнуться.
— Хватит! — мой голос почти сорвался на крик.
— Будешь защищать этого неудачника? Ладно тебе, — громко рассмеялся он. — Над ним вся школа ржет, — и занес руку, чтоб ударить свою жертву.
Моя рука сама бросилась вперед, ухватила его запястье. Как там на каратэ учили? Оттянуть назад, а потом подсечку под опорную ногу.
Ленька упал на снег и посмотрел на меня удивленными глазами.
— Ты чего... Как? Что? — его и без того скудный словарный запас пропал без следа. А Андрей уже бежал от нас куда глаза глядят.
— С тобой потом разберусь! — заорал мой недо-бойфренд и снова повернулся ко мне.
— Не разберешься. И вообще ты чмо, которое только и может, что унижать других! Через пять лет ты будешь колоть себе какую-то дрянь и в припадке ломки выносить последние деньги из дома.
— С тобой я тоже разберусь! — зашипел он, попытался подняться, но поскользнулся и снова упал на снег.
Я громко захохотала. Света за моей спиной тоже. Первое, что получил этот хулиган в новом году, — унижения и насмешки. Теперь вся школа знать будет!
Обозленный Ленька, крича маты на всю округу, поднялся.
— Счя получишь, тварь! — заорал он.
— Что тут происходит? — милиционер возник прямо у него за спиной.
— Да так, ничего, — испугавшись, забормотал он. У него же наверняка и травка с собой есть, и ножик, с которым он никогда не расставался.
— Как зовут? — строго спросил милиционер, а я, перестав чувствовать холод, хохотала во всю, а затем площадь утонула.
Новогодний центр Киева мелькал огнями, переливался и искрился. Рядом со мной вспыхнул фейерверк, еще один, но они не обжигали, лишь приятно согревали. На какой-то миг я снова оказалась на мосту вместе с Сашкой. Мы взялись за руки, собираясь прыгнуть, и без страха шагнули в пустоту.
В мир дитуранцев!
Но почему я оказалась не там, а в прошлом? Может, нет никакого Я-99, есть только некая виртуальность, которая показывает воспоминания каждого, кто в неё попадает?
Мир раскрутился, площадь внизу стала разноцветным пятном. Куда меня бросит в этот раз?
— Ты притащил сюда ёлку из М-32? — послышался знакомый голос.
— Тут только виртуальный образ!
— Как ты собираешься её отсюда убрать?
— Говорю же, это образ! Ни черта не понимаешь! Ёлка на своем месте, в М-32, а тут лишь воплощение!
— И ты тратишь кучу ресурсов на вот это?
— Новый год же!
Огромная ёлка из ниоткуда появилась перед моими глазами. Высотой в километр так точно, Бурдж-Халифа позавидует. Вся она сияла и переливалась мириадами огоньков. А рядом Сашка с Мишкой спорили о том, что первый тратит слишком много энергии на это воплощение самого большого в истории нашего мира символа Нового Года.
Да, помню! Прошлый новый год! 2015! Ох и задал тогда Богдан Валерьевич Сашке взбучку за трату ресурсов. И жаль же, что такую ёлочку никто, кроме нас троих, не увидит! Сашка тогда еще сфотографировал и разместил в Фейсбуке. Реакция народа была однозначна — плохой фотошоп.
Кстати, Богдан Валерьевич...
Что-то с ним неладно, а вот что — не вспомнить. Зараза!
— Ну как, красиво? — Сашка щелкнул пальцами, и по всему нашему межмировому купе зажглись миллионы разноцветных огоньков.
Вау! Хоть я и видела это во второй раз, но впечатления были те же. Огоньки тянулись вверх и в стороны сколько хватало взгляда, будто бы и не было ничего, кроме вот этих огоньков. Даже пол превратился в исполинскую гирлянду! Пахло хвоей и мандаринами. В воздухе танцевали маленькие голографические снежинки. Умеет же Сашка порадовать, когда хочет!
Мишка сидел рядом на диванчике и попивал шампанское. Хорошо ему, утром домой пойдет, а нам с Сашкой... Нам еще вечером Деда Мороза по Киеву ловить! Но и ладно, поймаем!
— Начинается! — воскликнул Сашка и еще раз щелкнул пальцами, включая телевизионную голограмму.
Упс... Дарт Сидиус. То есть президент Путин. С новогодним приветствием. Как всегда говорит, что в следующем году будет лучше, чем в предыдущем.
— Год козы — это твой год, — покосился на меня Сашка, поправляя сползшую на глаза шапку Санты. — Деревянной козы!
— Вот деревянной или нет — это ты не узнаешь, — пробурчала я в ответ. — Зато твой будет следующий, обезьяна.
— Да не ссорьтесь вы, — встрял Мишка. — Новый год! Время радоваться...
— Я же в шутку, — улыбнулся Сашка. — За российский Новый Год! — поднял бокал он. — Через час еще наш отпразднуем!
— За новый год!
Мы чокнулись и выпили. В животе стало тепло-тепло, будто там появился небольшой огонек.
— Надо кое-кого поздравить, — воскликнул Сашка, поставил бокал на столик и метнулся за свой комп. Вот она, его любовь всей жизни. — Подарим-ка ей меняющее цвет живое платье из С-64. Пусть поломает голову, синее оно или белое!
— Он уединился с любимым, мы одни остались, — констатировала я, пялясь в телевизор, где начинался какой-то новогодний концерт.
— Тебе его не хватает? — засмеялся Мишка.
— Та он прикольный. Когда не дурачится.
— Еще по бокалу? — предложил он.
— А куда деваться? Хоть официально мы вроде как работаем. Прикинь, влезет какой-нидь дитуранец, а мы тут пьяные.
Воспоминание про красномордых будто что-то разбудило в моей памяти. Напомнило, что все не так, как должно быть. Только что? А может, это алкоголь?
— Надеюсь, они сегодня тоже празднуют, — Мишка разлил шампанское по бокалам и сел рядом. — За Новый год!
Искристая жидкость теплом разлилась по всему телу, прикоснулась к каждой клеточке тела, погладила каждый нерв. Глаза закрылись, и показалось, что пол вместе с мягким диванчиком ушел вниз.
Прикосновение Мишкиных губ было теплым и приятным, как весенний ветерок после затянувшийся зимы. Его рука аккуратно обхватила меня за талию. По телу пробежала электрическая волна. И это было приятно.
А ведь тогда, в тот раз...
Я отшила Мишку. Что же изменилось?
Комплекс! Бзик в голове, порожденный первыми неудачными отношениями, укоренился в сознании, вызывал подсознательный страх, заставлял отказывать всем, кто пытался проявлять ко мне хоть немного внимания.
Сашка громко смеялся, но мне было все равно. Пусть смеется на здоровье!
И я взлетела. Но в этот раз было больно, будто от меня что-то отрывали. Мир завертелся с неистовой скоростью, бросая меня то в одну сторону, то в другую. Я слышала свой истошный крик, от которого звенело в ушах, видела надвигающуюся навстречу квадратную плоскость.
А потом все опять вспыхнуло. Мир вокруг складывался в одно целое. Новогодняя ёлка, праздничный стол, запах мандаринов и вкус шампанского.
Дитуранцы! Черт их дери, я же должна была оказаться в их мире! Но это точно не он!
Это была самая обычная комната, в которой мы с Мишкой праздновали Новый Год. Новый год две тысячи шестнадцатого!
О Боже! Я что, беременна! Не могла себе представить такое. А он ухаживает за мной как за больной! Приносит еду и напитки.
— Следующий Новый Год будем встречать уже втроем, — сказал он, поглаживая меня по животу.
Я в ответ лишь усмехнулась.
Мы женаты! Мы с Мишкой! Значит, мы ушли из организации, и нам стерли память. Чего-чего, а такого я точно не ожидала! Но что это? Кто-то показывает мне другой вариант моей жизни? Зачем?
— Реверс-инжиниринг жизни, — ответил кто-то.
— То есть? — я попыталась взглядом найти того, кто говорил со мной, но не находила. Голос доносился будто отовсюду, и на миг это даже напугало.
— Было подозрение, что тебе в голову засунули программу, которая работала бы против нас, — ответил кто-то.
— Кого это нас?
— Дитуранцев. Подполья, восставшего против ангелов. Единственным способом извлечь программу было не дать её поставить. Потому мы создали альтернативный мир, в котором ты сама этого не допустила. Мир-фаервол. Так работает система пропуска в Я-99.
Блин! Они переписали мою жизнь? И что я теперь? Какое прошлое настоящее?
— Ты дитуранец?
— Я лишь программа. Искусственный живой разумный мир, воплощающий точки судьбы, в которые можно внести изменения.
— Почему Новый год?
— Потому что эти воспоминания приятны для вас. Это важно — чтобы человек не сопротивлялся изменениям в прошлом и делал их сам.
Память окончательно прояснилась. Юрий, предательство Богдана Валерьевича, крушение поезда, прыжок с моста. А как же Мишка?
— То есть всей моей прошлой жизни не было?
— Была. Реальности слились воедино. Никто не может переписать прошлое мира, но может конкретного человека. И ты сейчас помнишь две реальности своей жизни, а установленная ангелами программа исчезла.
— Что с Мишкой?
Мир опять закружился вокруг меня. Прошлое, настоящее, будущее, альтернативные реальности — все сливалось в единую серую кашу.
— Могу только сказать. что он жив, — ответил голос.
— Ответь мне! Ты здесь?
Но в ответ слышалось лишь молчание. Зараза! Опять никого! Я снова бегу не зная куда, ищу не зная что. А стена впереди приближалась. Что-то красное плыло навстречу. На надвигающемся прямоугольнике колыхалась красная трава, росли красные деревья, вдали виднелись исполинские живые горы.
Теперь точно он. Мир дитуранцев.
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.