Тонкое кружево строк

Она каждый день вбегает в огромный Дворец Конгрессов, который они все в шутку кличут Аквариумом, всего за полчаса до спектакля. В это время он уже выходит из гримёрки с изуродованным до неузнаваемости лицом и закуривает очередную сигарету в надежде скоротать время до её прихода. За те месяцы, что они ежедневно выходят на сцену, ожидание её появления стало для него особым ритуалом, который он неизменно соблюдает уже много недель. Она всегда приходит в последний момент, с растрепавшейся прической и пылающими от быстрого бега щеками, но непременно сияющая. Спеша в свою гримёрку, она каждый раз поднимает голову и слегка вздрагивает, не заметив в царящем полумраке застывшего Гару и определяя его положение лишь по клубящемуся дыму. Он инстинктивно тушит сигарету и отворачивается к стене, поднося ладонь к глазам, – не хочет лишний раз демонстрировать свой грим – и вызывает тем самым её широкую улыбку. С присущей южанам открытостью и искренностью она заключает его в крепкие объятия, оставляя на расчерченной шрамами щеке мимолётный поцелуй, и исчезает в своей гримёрке, вновь заставляя его задуматься о том, как в таких непринужденных обстоятельствах женщине удаётся быть настоящим совершенством. Спустя каких-то полчаса она вновь появляется в коридоре в своём зелёном платье, на ходу поправляя микрофон, запутавшийся в накладных рыжих прядях, и, почти не глядя, делает ехидное замечание не сдвинувшемуся с места Гару, который докуривает уже пятую сигарету. Обнажая в широкой улыбке чёрные стараниями всё тех же гримёров зубы, он без тени злобы замечает, что она как всегда забыла снять свои белоснежные кроссовки, совсем не вяжущиеся с образом средневековой цыганки, на что получает лишь очаровательную гримаску, будто сошедшую со страниц Гюго. Увлекшись шуточной перепалкой за кулисами мюзикла, он слышит первые аккорды Le temps des cathedrales и одновременно шипит от боли, почувствовав в пальцах тлеющий бычок незатушенной сигареты. В этот же миг Элен одерживает победу в борьбе со своим микрофоном и, скинув кроссовки, быстро перебегает на другой конец кажущейся необъятной сцены, во второй раз за вечер оставляя его одного. Вскоре рядом как из ниоткуда возникает Патрик, весело вещающий что-то со своим неповторимым корсиканским акцентом, но ни одно из его слов не доносится до погруженного в размышления Гару, поэтому спустя миг Фьори надевает маску самовлюбленного капитана и делает шаг на сцену. До выхода Гару остаётся около пятнадцати минут, и он мысленно напевает текст своей первой арии, пусть даже в этом нет надобности уже несколько недель – слова врезались в память настолько ярко, что он может в любое время суток исполнить весь мюзикл в лицах, – но привычка прогонять в воображении предстоящее выступление стала неотъемлемой частью каждого вечера. Жаль, что в этой статичной постановке ничто не меняется на протяжении уже многих месяцев. Через какое-то мгновение он перевоплотится во всеми ненавидимого звонаря, обречённого на насмешки даже в день собственной «коронации». Он снова будет стоять на коленях и в мольбе протягивать руки к сидящей на полу женщине, с невыразимой мукой и безумной надеждой спрашивая, сможет ли она полюбить его. А она снова опустит голову, пряча виноватый взгляд и не смея признаться в том, что её сердце навеки принадлежит другому. А потом он в который раз будет молить беспощадную толпу о глотке воды, втайне ожидая, что лишь одна откликнется на его просьбу. Повернувшись спиной к публике, она будет корчить ему забавные рожицы и с лукавым выражением лица безмолвно предложит угадать, что в этот раз окажется в спасительной чаше. Но он не произнесёт ни слова, продолжая изучать её лицо нежным влюблённым взглядом. Потому ли, что стоит лицом к зрителям, или же из-за того, что это один из немногих моментов, когда можно не скрывать чувства за напускным дружеским весельем, – он уже не знает. Просто не может иначе. И каждый раз он с невыразимым восхищением выдыхает заветное «Belle», заставляя замирать сердца влюблённых в него зрительниц, даже не задумывающихся о том, что танцующая перед ним женщина – действительно идеал красоты. И так каждый раз – он испытывает несказанное наслаждение, отыгрывая совместные с ней сцены, но облегчённо вздыхает, когда спектакль заканчивается. Он подолгу задерживается в своей гримёрке, восстанавливая силы после невероятно тяжёлой финальной арии, когда приходится внушать себе, что её больше нет. Ради искренности в словах, ради болезненного надлома в голосе, ради слёз на глазах слушателей и ради её бледнеющих даже под толстым слоем помады губ. Но никто и не догадывается, насколько тяжела эта сцена для исполнителя. Он идёт к выходу по давно пустому коридору и слышит, как шаги эхом отражаются от холодных стен Дворца Конгрессов. К своему удивлению замечает пробивающийся сквозь приоткрытую дверь её гримёрки свет и не удерживается от соблазна заглянуть в щелку. Она сидит перед зеркалом, старательно расчесывая свои волосы, не менее прекрасные без вплетенных в них искусственных прядей. Гару внезапно ловит себя на мысли, что без плотного слоя тонального крема и огромных накладных ресниц она нравится ему куда больше. Элен тем временем аккуратно делит свою шевелюру на три пышных пряди и бережно переплетает их в косу, тихо мурлыча себе под нос мелодию из La volupte. Понимая, что и так уже слишком долго наблюдает за ней, Гару решает обнаружить своё присутствие и не придумывает ничего лучше, чем тихо затянуть арию на свой манер. Ange blanc de ma vie Je t'aimerai Au plus secret des nuits D'un seul regard Tu as mis le feu à ma vie* Спетая его надтреснутым голосом ария Феба звучит весьма непривычно для слуха и, конечно же, заставляет Элен тепло улыбнуться. – Вообще-то там был «чёрный ангел», – она словно и не удивлена его появлением. – Знаю, – просто отвечает он, окидывая её светлый наряд пристальным взглядом. – Но это явно не твой цвет. Случайно посмотрев на часы, он обнаруживает, что их стрелки плавно приближаются к полуночи. – Ты почему ещё не дома? Поздно ведь. – Кроссовки за кулисами забыла, – озорно улыбается она. – Не босиком же возвращаться. Он с трудом уговаривает сурового мужчину с ключами открыть ему выход на сцену и в полной темноте рыщет среди занавеса в поисках «туфель» для своей королевы. Обнаружив их на разных концах необъятной сцены, он со счастливым выражением лица возвращается назад и ловит её признательный взгляд как высшую на свете благодарность. Он всегда провожает её домой, потому что она живёт в небольшой квартирке, а его пристанище – весь Париж. Они болтают по дороге ни о чём и сразу обо всём, а их весёлый смех звоном разносится по прохладному воздуху вечернего города. На прощание она дарит ему крепкое объятие и дружеский поцелуй в щеку, как и при встрече, заставляя смущаться, словно мальчишку. Он громко хохочет над своей неловкостью, отвечая ей тем же, но никогда не переходит границ. Они просто друзья. Близкие и родные, как брат и сестра. А она просто самая прекрасная женщина на свете. Проследив её короткий путь до дома и поймав последний воздушный поцелуй из окна, он разворачивается и медленно бредёт в очередной клуб, чтобы провести в развлечениях всю ночь. И невольно размышляет по дороге – то ли он слишком вжился в роль, то ли и правда любит её...