Лагерь

— Можно? — за дверью раздался голос, заставивший встрепенуться клевавшего носом Андрея. Теперь, когда он вожатый, любая дрожь в голосе ребенка звучит на подобие сирены. — Кто на этот раз? — Это я, Игорь. — Чего тебе? — вожатый пристально смотрел на своего подопечного. — Только не говори, что не спится. Васильев, не ожидавший такого поворота событий, начал перебирать в голове всевозможные варианты ответа. Заметив такое промедление в поведении парня, Андрей смягчился: — Ладно, говори. — Не спится. Можно с тобой посидеть? — Я тебе нянька, что ли? — возмутился сонный Кисляк, но тут же сник. — Ладно, сиди. Чай? Кофе? Хотя, наверное, кофе тебе еще рано... — Мне почти семнадцать. - обиженно заметил парень. — А у меня почти закончился кофе, и до родительского дня ещё долго. Прости, но обойдешься зеленым чаем. В нём достаточно кофеина. Андрей наполнил старый чайничек и с максимальной аккуратностью — такой, чтобы не пролить воду на все телефоны, оставленные «добросовестному» вожатому на зарядку — поставил его кипятиться. Затем, призвав Игоря следить за раритетной техникой, прошел по балкону и остановился напротив двери в комнату вожатых младших отрядов. Сделав небольшую паузу, Кисляк постучал: — Щука, выходи. Чай с плюшками пить будем. Снова пауза. Теперь длиннее. Из вожатской вышел парень, главенствующий над третьим отрядом. Затем показался Вадик. Оба выглядели весьма недовольными, что вызвало в Андрее волну дружеской поддержки: — Я знал, что вы не спите! Вчетвером веселее. В итоге, сам же Кисляк с товарищем Назаровым свалились раньше, оставив Щукина откровенничать с Игорем. Ночь выдалась на удивление теплой и безветренной. Прошла гроза. Воздух был свежим. Для трех часов ночи этого времени года было достаточно темно. Оба парня сидели на кровати, откинувшись спиной на стекло. — Что произошло между тобой и Кисляком? — на выдохе произнес вопрос Васильев. Щукин удивленно посмотрел на парня. — Ты слишком холодно ведешь себя около него. Такое ощущение, что вы что-то не поделили, — поспешил объяснить Игорь. — Всё мы поделили, — отмахнулся Егор. Видимо, это была больная тема для него. Юноша продолжал требовательно смотреть на вожатого. Такого взгляда никто бы не выдержал, поэтому хоккеист сдался. — Кисляк — редкостный говнюк. Был раньше. Знаешь, эдакий очаровательный языкастый бабник. «Зачем я рассказываю всё это семнадцатилетнему мальчишке?»- подумал Егор, опуская голову. — Так вот, в это же время моя девушка вела себя особенно резко со мной. Мы поссорились. Что происходило после ссоры, я не знаю. Потом все стало еще сложнее, — парень вздохнул. Ему тяжело давалось вспоминать об этом. — Кисляк изменился. Конечно, его языкастость никуда не делась, но в целом он стал приятным молодым человеком. И всё бы хорошо… — Если бы потом вдруг не открылась тайна, я угадал? — Да, — на выдохе произнес Егор, снова зарываясь руками в волосы. — Видимо, всё прошло не очень успешно. — Я бы сказал просто ужасно, — появился Вадим. - Ну, прости Щук, если бы ты тогда не зашел на кухню, то сейчас жил бы припеваючи с Мариной… Впрочем, рано или поздно всё тайное становиться явным. Назаров уселся на приступочек у двери и широко зевнул. — Окей, а что на счет вашего личного фронта, Вадим Саныч? Грустивший Щукин слабо улыбнулся и, видимо, решив мстить, ответил: — Назар у нас личность таинственная. Никто не в курсе, что у него на уме. Среди черлидерш ходят слухи, что он… - Егор многозначительно замолчал. — Серьезно? Я думал: у них фантазия побогаче будет, а оно вон как, — хоккеист тихонько взвыл, но при этом забавно захихикал. - Так, теперь наша очередь спрашивать тебя. Ты ведь давно ездишь сюда? — И в этом году последний: старый стал, — Игорёк печально хмыкнул. — Что вы хотите услышать? Традиции? Легенды? Истории? По растерянному взгляду парней было легко понять, что они даже не подозревали о лагерных возможностях. — Оу, тогда начнем с традиций, — Васильев покачал головой, выражая неловкость. - Ну, вообще, большинство традиций — самые обыкновенные…

***

Алена Алексеевна только что накричала на девочек из своего отряда, которые в столь поздний час никак не могли улечься в кровати. Они были абсолютными тунеядками, как бы выразилась её учительница по русскому, и совершенно не воспитанными особами. Разве можно в час ночи жрать вонючий БИЧ-пакет, сосаться с мальчиком из другого отряда и прыгать в одних труселях по комнате?! А одновременно?! Вот и Алена считала, что нет, поэтому оставила мелких на пытки Диме, который отменно читал лекции о достоинстве, благородстве и морали. Измученная вожатая взяла полотенце и направилась в душ к первой команде. На втором этаже было невозможно тихо. Поразительно, но старшие подростки укладывались баиньки довольно проще её деток. Девушка на какое-то время замерла и просто стояла, вслушиваясь в отсутствие посторонних звуков. Это было прекрасное чувство, но необходимость сна его победила, и Алена направилась к душу. Она почти разделась, когда за закрытой дверью раздалось стеснительное всхлипывание. Вожатая нахмурилась, оделась и покинула свое укрытие в поиске источника слез. На подоконнике сидела девочка из первого отряда, и она её прекрасно знала, потому что в прошлом году была её вожатой. — Юль, что-то случилось? Девчонка дрогнула и чуть не свалилась с деревяшки. — Всё хорошо, — она попробовала улыбнуться. — О да, если у тебя всё хорошо и нормально, то я звезда Большого Театра, — Алена усмехнулась, приземляясь на краешек ногомойки. — Давай, колись. Васильев обидел? — Нет. — Он просто тебя не любит, да? — вожатая с надеждой посмотрела на бывшую подопечную. Та только покачала головой и снова ударилась в рыдания. — Вот тварь. Что на этот раз? — Ваша эта… как её… Капитанша, — мямлила Юля. — Опа, а она что? — Алене становилось все интереснее и интереснее. — Ничего. — Ну, нет, так не пойдет, дорогуша. Говори. — Она меня ненавидит, пото… потому что я… это… ну, танцевала с Васей… и не раз. — И че? — вожатая сделала паузу. - Я, конечно, понимаю, что в прошлом году она с ним танцевала, но ведь, по сути, эти танцы — ни-че-го. Вот смотри, я танцевала с вашим вожатым, так? А теперь что? Всё те же «дружеские» издевательства и не больше. — А…, а ты бы хотела? — Юля взглянула своему психологу прямо в глаза. Может на лице девушки и сияла улыбка, но глаза её выдали. — Ну, не знаю, может быть. Абрамова повела бровями в немом вопросе. Алена повторила за ней. Это продолжалось какое-то время, пока Юля не спросила: — Почему они нам нравятся? — Это сложный вопрос, — пробормотала вожатая. — Просто они сильные. И с ними классно обниматься. А ещё у них потрясные руки. Ты видела эти вены? Они такие… м-м-м-м… Вообще, я не знаю... Правда, не знаю. Я только поняла, что мы не такие требовательные. Заметила? Им нужно, чтобы в нас всё было идеально: тело, характер, умения. А что нужно нам для счастья? — Юмор и доброта? — предположила девочка, наблюдая за насекомыми, тщетно летающими около лампочки. — И желательно умение готовить, — добавила Алена. — Ладно, тебе пора спать, а мне мыться. Доброй ночи. — Доброй, — Юля спустилась с подоконника и ушла к себе, шаркая сланцами о пол. Юный психолог так и осталась сидеть на ногомойке. Вопрос был и правда сложный. Над ним нужно было подумать. Не просто подумать, а поразмышлять часами, находясь в прострации и чуть ли не трансе. Она не любила такие моменты, но это того стоило.