Пропавшие

      Где-то под потолком пищал комар. Муромец сидела возле стола, развалившись на стуле. Рука сжимала меч по-хозяйски небрежно.        Муромец думала о чем-то своем, рассеянная улыбка блуждала на ее лице. Печальные глаза блестели, придавая лицу болезненность.        Лиана Григорьева сидела с другой стороны стола, собранная и уверенная, как всегда, но притихшая.       В доме Муромец тихо не бывало никогда: кто-то спорил, кто-то ругался, время от времени распахивалась дверь и молодой, обычно, часовой сообщал какую-либо весть. Тогда Муромец поднимала голову, внимательно слушала часового. Если весть была «рядовой», кивала, отпуская часового с миром, а сама начинала шелестеть бумагами, тихо посмеивалась и объясняла что-то.       Если же весть была тревожной, вскакивала, отдавала приказы невесть откуда взявшимся солдатам. Тут уже гремели доспехи, орудия, топали тяжелые сапоги по деревянному полу. Муромец кричала, а печаль исчезала из глаз. Муромец выбегала на улицу и исчезала.       Но сегодняшний день, видимо, был исключением, так как комар, пищавший под потолком, был единственным посторонним звуком в доме.       Тикали часы, доносившиеся с улицы звуки, были приглушенными. Лиана никогда бы не поверила, что именно здесь работает ее сестра. Точнее, просто не узнавала это место. Муромец была настолько спокойна, что Григорьева боялась сделать лишнее движение, которое могло нарушить этот покой.       Муромец прикрыла глаза, наслаждаясь тишиной. — Давно такого не было, — тихо сказала она, — Знаешь, только когда тишина и покой становятся чем-то непривычным, понимаешь, что что-то пошло не так в жизни. — Что всё в твоей жизни пошло так, — поправила Лиана, — Ты же Хранитель! А Хранителям покой неведом. — Разве же это правильно? — Муромец грустно усмехнулась, печально посмотрев на Лиану.       Когда она, пятнадцатилетней девчонкой, узнала, что Муромец — не только фамилия, но и ее призвание, она совсем не понимала спокойных до бешенства начальников. Таких неторопливых, будто они не людей спасают, а обсуждают книгу за чаем перед камином.       Тогда Муромец рвалась в бой. Ей хотелось, чтобы ее узнавали не по фамилии и подвигам предков, а по ее собственным делам.       Но вот, прошло каких-то одиннадцать лет, она узнала цену не только чужой жизни, но и своей собственной.       Если раньше, горящая боем, она рубила всех подряд, то сейчас предпочитала устранить зачинщика. А остальных… А остальные пусть траншеи роют и по хозяйству помогают.       Муромец вздохнула, и Лиана, знавшая сестру, услышала в этом вздохе объяснений больше, чем в словах. — Хранитель — это рабочее название, — огласила Муромец и так известный факт, — Есть Хранители Леса, Хранители Судеб, есть Хранители Чего-либо — это да, тут и не поспоришь. А кто мы? Непонятные люди, спасающие понятных людей непонятно от чего! — Но с этой своей непонятной деятельностью вы стоите выше других, понятных, деятелей, — усмехнулась Лиана, знавшая о высоком положении сестры, — Может, ты просто не можешь никому объяснить? — Объяснить-то я могу, а поймут ли?       Муромец снова отвернулась, приняв исходное положение. Лиана, как по команде, замолчала. Григорьева поняла, что посидеть в тишине сестре удается не часто, хотя сама этого прочувствовать не могла. С Муромец у них были разные отцы, разное воспитание, поэтому им не всегда удавалось понять друг друга.       Муромец звали Юлей. Их мама обожала это имя. Муромец — старший терпеть его не мог. Ему вообще много чего не нравилось в их маме. Поэтому вскоре он с ней развелся, женившись на другой, с которой не прожил и года. Не за долго после развода у него родилась еще одна дочь, которую, по решению суда оставили с матерью. Зная, что бывшая жена не позволит ему видеться с дочерью, он попросил об одном: назвать дочь… Юлей.       Парадокс.       Но просьба была выполнена, вскоре у новорожденной Юли появился новый папа, который дал ей воспитание, фамилию и отчество.       Про эту, вторую, Юлю и думала Муромец. Виделись они с ней часто, тут уж Александра Сергеевна, мать младшей Муромец, противиться не стала. — Гай на «слабо» меня взять хочет? — внезапно спросила Муромец. Лиана вздрогнула. О цели визита она так и не сказала сестре. А вообще… Кого она хотела обмануть? — Почему на «слабо»? — смутилась женщина с решительными ногами, — Просто меня попросили… Я же с тобой знакома… Ну, передать попросили. — Мы не просто знакомы, — Муромец подняла палец к потолку, — Мы не просто знакомы. Мы — родственники, близкие. Безотказный вариант. Что ему опять надо?       Григорьева замялась. — Не знаю, он не сказал. Просто спросил: сестры ли мы? ну я и сказала, мол, да. Он попросил пригласить тебя что-то там спросить, посоветоваться. — А говоришь, ничего не сказал! — Муромец улыбнулась, печальные глаза засияли добротой, — Посоветоваться. Ладно уж. Посоветую. Только вот… Крылова должна приехать.       Лиана промолчала.       Крылова, она же — Муромец-младшая, относилась к ней средненько, и обладала не самым лучшим характером.       Лет ей было — всего семнадцать от роду, а амбиции и принципы были, как у взрослого человека.       Так же не стыковалась с ее возрастом и поведение, и чрезмерная свобода, коей была наделена девочка. — Ладно, — шепотом заключила Лиана, — Не мне решать.       Муромец искоса глянула на нее и криво усмехнулась. Люди, не особо знавшие ее младшую сестру, первым дело всегда смотрели на плохие стороны Крыловой. Долго размышляли над тем, куда же смотрят родители ребенка, а заканчивалось всегда тем, что они приходили к разумному выводу: «Не нам решать»       Муромец окликнула некого Браслета, который появился из-за двери в ту же секунду, будто все это время только этого и ждал. — Друг ты мой, Браслет, — выдохнула Муромец, поднимаясь и опираясь на спинку стула, — Я уезжаю. Где искать меня, всем известно. По ерунде беспокоить меня не надо, бумажки и без меня разобрать сможете. Ну, а в остальном, работайте, как работали.       Она замерла, глядя в одну точку, отбивая пальцами такт по дереву спинки, эту же мелодию она задумчиво напевала. — А Глебу Егоровичу что сказать? — осведомился Браслет. Муромец глянула на него быстро, будто желая убедиться: он ли задал этот глупый вопрос? — А Глеб Егорович и так в курсе всего. Может быть, даже раньше, чем это происходит. Можешь идти, уважаемый.       Девушка кивнула на дверь, и Браслет тут же исчез за ней. — Сейчас, я вещи соберу кой-какие.       Муромец обошла стул и поднялась по лестнице, которая незаметно пристроилась возле стены, на второй этаж. На втором этаже находились четыре двухъярусные кровати, два стола и несколько маленьких шкафчиков. В основном, на втором этаже отдыхали после смены часовые или солдаты, вернувшиеся с заданий. Где-то между столом и шкафчиком Муромец оставляла рюкзак. Сейчас же на месте его не было. Пошарив глазами по второму этажу, Муромец не обнаружила и телефон, который стоял на зарядке все это время. Заглянув под стол, не нашла она и кеды, в которых ходила по городу. Собираясь уже разозлиться, Муромец вдруг поняла: как только Лиана приехала, секретарь исчез.       Догадался, значит, Глеб Егорович, догадался! Облегченно вздохнув, она спустилась вниз.        Лиана оглядела ее с ног до головы, но «кой-каких вещей» не нашла. — А где?.. — Там, — Муромец кивнула в ту сторону, где была припаркована машина.       Машина стояла на месте. Возле машины, прислонившись к ней спиной, стоял высокий мужчина с приятной внешностью. Одет он был в строгий серый костюм и белоснежную рубашку.       Григорьева видела Глеба Егоровича чуть реже, чем саму сестру. Порой, ей казалось, что Муромец без своего секретаря не может ничего, поэтому и таскает его всегда с собой. — Здравствуй, Лиана! — секретарь улыбнулся. Лицо у него было спокойное и доброе, улыбка приятная, почти лучистая. — Здравствуйте, — Григорьева улыбнулась в ответ и смущенно опустила глаза. Быть деловой рядом с ним у нее никогда не получалось. — А ты, Горыныч, экстрасенс! — бодро крикнула ему Муромец, усаживаясь на заднее сиденье. — Это ты, Юлия Александровна, слишком предсказуема! — усмехнулся Горыныч, усаживаясь за руль, — Хоть бы раз отказала для разнообразия!       Лиана, сидевшая на переднем пассажирском, почувствовала, что сестра нахмурилась. Ей очень хотелось обернуться, но Юля сидела прямо за ней, и незаметно посмотреть на нее никак не получилось бы. — Домой едем, Глеб Егорович, — скомандовала Муромец, — Домой.       Секретарь дернул головой, два бравых паренька в комбинезонах открыли ворота. Секунду — две их трясло, после чего черный внедорожник выехал на дорогу. — Личного водителя себе завела? — добродушно спросил Горыныч у Григорьевой. Григорьева глянула на него и деловито улыбнулась. — Могу себе позволить! Муромец молчала. Она всегда молчала, если была возможность.       За рулем Глеб Егорович чувствовал себя уверенно. Лиана заметила, что даже крутя баранку, он улыбается и лицо его остается добрым. Глядя на это лицо, Григорьева всегда забывала, что этот человек — великолепный боец, и большую часть побед Муромец одержала исключительно благодаря ему. Она этого не скрывала, и частенько подчеркивала незаменимость своего секретаря.       Лиана Григорьева смотрела в окно. Запоздало до нее дошло, что едут они совсем не к Гаю. После секундного размышления, она вспомнила, что Муромец приказала ехать домой. Заместительница Долбушина посмотрела сначала на Горыныча, а затем, развернувшись, и на сестру, которая сидела с закрытыми глазами и, кажется, дремала. — Нам же не туда! — негромко воскликнула Лиана, снова поворачиваясь к секретарю. — М? — Горыныч посмотрел на нее, приподняв брови, — Всё нам туда. — Но нам нужно к Гаю! — Это Гаю нужно к нам, — подала голос Муромец, не открывая глаз, — А если ему надо, пусть сам и едет. Горыныч беззвучно засмеялся. Такую Муромец он знал и любил. За такую Муромец он хоть в огонь, хоть в воду.       Лиана Григорьева шумно выдохнула через нос и нахмурилась. Не то, чтобы Гай был для нее таким уж авторитетом, но к тому, что Долбушин приезжал к нему даже ночью, или откладывая свои дела, она привыкла. Муромец же относилась к Гаю почти снисходительно. Но спорить Лиана не стала, к тому же, Гая вполне устраивало такое отношение, раз снова и снова он обращался к Муромец за помощью.       Григорьева вздохнула и закрыла глаза.       Горыныч ехал быстро, но плавно, поэтому Григорьева сама не заметила, как заснула.