Пропавшие

            Рина брела вдоль дороги, раздосадованно пиная камешки. Ей внезапно открылись не совсем приятные вещи о…ней самой? Рина вспоминала, как постоянно плевалась и чуть ли не дралась с Долбушиным и его гиперопекой, она же всё сама, сама! Она же шнырка самая настоящая, до Москвы пешком по рельсам, до Питера бегом и на попутках. Корка хлеба и вода из лужи — вот весь рацион истинного шныра. А она что? Работа Лианы всегда была для неё непонятной, а поэтому и не интересной, и до этого самого момента Рина воспринимала заместительницу отца чем-то естественным, обыденным и недостойным внимания. Что бы Лиана там себе ни думала, какие бы чувства ни испытывала, Рина была всё-таки дочерью Долбушина, и Лиана не могла его ослушаться. Так казалось. Будто нет у Лианы Григорьевой никакой другой жизни, кроме бумажек, прихотей отца и неизменного насмешливого взгляда. И сейчас, когда её буквально выставили за дверь, заставляя, как истинную шнырку, добираться обратно своим ходом, где-то внутри взметнулась волна возмущения. Как это так? Никто не бросил свои дела, не помчался доставлять её к папе, сдувая на ходу пылинки? Почему происходит что-то, что не касается её? Казалось, что такое происходит вообще впервые, или…       Рина задумчиво пнула более крупный камень, и он с глухим звуком ударился о колесо машины. Рина резко вскинула голову. Пусть она и брела всё это время, утопая в своих мыслях, но машины перед ней никакой быть не должно. Взгляд тут же выхватил высокого мужчину в сером костюме, и его образ был настолько притягательным, что выходящая из-за его спины охрана, бросилась в глаза слишком поздно, когда её под руки, абсолютно ненавязчиво и непринужденно, заталкивали в салон. Мужчина со вздохом уселся рядом с ней, и молниеносно перехватил руку шнырки, летящую к его шее. — Брось, ты уже в закрытой машине, — беззлобно, скорее, очень устало, вздохнул он, — Не стоит меня бояться, с тобой не случится ничего плохого, мы просто поболтаем, и после мои ребята отвезут тебя куда тебе надо.       Он посмотрел на неё, вжавшуюся в пассажирскую дверь, пачкающую ботинками сидение, и почти снисходительно покачал головой. Шнырка потянулась было к нерпи, но вспомнила, что та полностью разряжена. Она немного расслабилась, разглядывая его, пытаясь понять: тиллевский? Гаевский? Не похож. Будь от отца — сказал бы об этом сразу, и обращался бы помягче. — Мой отец будет недоволен! — как могла грозно выкрикнула Рина, но это вызвало лишь дежурную улыбку у мужчины. — Не сомневаюсь! — он похлопал её по коленке и сел прямо, давая водителю сигнал ехать. — Меня зовут Александр Муромец, — глядя вперед, представился мужчина, — Я просто очень беспокоюсь за свою дочь, и хотел бы поговорить с тобой кое о чем.       Рина недоверчиво сощурилась. В лаборатории у Язвы она успела наслушаться гадостей про этого человека, но сейчас, сидя в полуметре от него, ей не хотелось верить ни единому слову. Почему-то сразу вспомнился Долбушин: сутулый, строгий, с вечной печалью в почти бесцветных глазах. Она ведь тоже сначала сочла его чуть ли не за маньяка, а он ведь…действительно любит её.       Теплые воспоминания об отце на доли секунды растопили её сердце, и она зачем-то коснулась пальцами серого костюма. Казалось, ток прошел через всю её руку прямо в мозг. Рина вскрикнула, отдергивая руку. — Прости, не очень люблю, когда меня трогают чужие, — слабо улыбаясь, проговорил Александр Муромец, после чего нерешительно накрыл своей большой ладонью Ринину руку, — Понимаешь, она же совсем ещё ребёнок. Ей кажется, что весь мир против неё, и я против неё. Это же совершенно не так. Я хочу ей помочь, пойми меня. Расскажи, что ты узнала? Просто дай мне знать, что замышляет моя дочь, чтобы я смог уберечь её.       Его голос, бархатистый, тягучий, окутывал мозг, словно горячая жидкая карамель, проникая в самые потаённые уголки души и разума. Рина открыла было рот, но внезапно нерпь под рукавом вспыхнула необычайно ярко. Рина уставилась на неё не менее удивленно, чем Александр Муромец, и только через доли секунды до неё дошло, что они едут какими-то закоулками Москвы, где в арках старых домов спрятаны зарядные закладки. И сейчас большой автомобиль еле-еле протискивался через одну из таких арок, да так близко к стенам, что нерпь смогла зарядиться даже через толстую дверь. Только осознание этого отразилось на лице Александра Муромца, как Рина рывком задрала рукав. — Своих не сдаем! — крикнула она, и ладонью ударила по сирину. Почему сдаем и кого своих, Рина подумать не успела. Муромец схватил рукой воздух, а потом ударил со всей силы по спинке переднего сидения да так сильно, что та отлетела, и только сдавленный стон напомнил, что на этом сидении кто-то всё это время сидел.

***

      Оказавшись на лужайке ШНыра, Рина бросилась в свою комнату. Девочек в ней не было, но зато был оставленный ими бардак. — И как из восьми обязательных вещей получилось это, — недовольно пробурчала Рина, роясь в этой куче зарядников, кисточек для макияжа и прочих «необходимых» вещах. Закон восьми вещей никогда не работал, и доказательством этого был кухонный Гоша, у которого одних только футболок было не менее двадцати. Наконец, Рина разгребла этот бытовой мусор, и извлекла из-под его завалов белую плотную визитку, на краешке которой был отпечаток губной помады. Это была стародревняя визитка Лианы с её личным номером, которую Рина нашла в кабинете отца, и оставила себе «на всякий случай». Телефоны Рина в последнее время специально теряла, и Долбушин покупал ей всё новые и новые, и в какой-то момент Рина решила и вовсе не забивать в телефон номера, и сейчас эта визитка была её спасением.       Несколько раз звонок сбросили, на седьмой, после долгих гудков, Лиана наконец ответила. — Привет, это я, то есть, Рина, — быстро затараторила шнырка, — У меня важная информация. Ты сбрасывала, потому что не знала, что это я? — Сбрасывала, потому что знала, что это ты, — чуть помолчав, ответила Лиана, — Твой папа узнает обо всех твоих номерах. В следующий раз хоть не по своему паспорту симки покупай, а то у меня уже слишком много номеров, подписанных «Не брать 1», «Не брать 2», скоро числа закончатся.       Рина терпеливо снесла нападение. Она относила к язвительности снисходительно, зная, что иногда человеку нужно прыснуть в кого-нибудь ядом, чтобы жить счастливо. — Прости, я тут твою визитку с поцелуйчиком у папы в мусорке нашла, думаю, дай позвоню, — не сдержавшись, нахамила в ответ она. На том конце замолчали, и Рина подумала, что Лиана сейчас сбросит вызов, поэтому закричала, — Александр Муромец похитил меня и вёз куда-то, хотел узнать о планах дочери. За визитку извини, она не в мусорке лежала. — Хорошо, я тебя поняла. — ответила Лиана, и Рине показалось, что её голос теперь прозвучал чуть надтреснуто и как-то болезненно, — Спасибо.       Лиана отключилась, и Рина и не поняла, поблагодарила Лиана за ценную информацию или за правду о визитке.