Стань моим ангелом

      - Екатерина Андреевна, мы нашли! - В аудиторию с радостным воплем ворвался Саблин. - У этого Потапова, точнее, у его тетки, есть дача возле Кусково! Екатерина Андреевна, его надо брать!       - То, что установили, это хорошо. А теперь сядьте и успокойтесь, - сухо ответила на пламенную речь капитан.       - Да как, Екатерина Андреевна? Может, он уже бежать собирается! Брать его надо!       - Сядьте! - повысила голос Лаврова. Саблин опустился на стул, недоуменно глядя на куратора.       - "Брать", как вы выражаетесь, мы никого не будем. Во-первых, наличие дома недалеко от места убийства - это не улика. А во-вторых, если вы забыли, мы всего лишь помогаем следствию, прав кого-либо допрашивать, а тем более задерживать, у нас нет.       - Но, Екатерина Андреевна... - попытался возразить на отповедь курсант.       - Никаких "но". Мы с майором Чиглинцевым только уточним у Потапова некоторые детали, а дальше посмотрим. И я запрещаю вам лезть со своей самодеятельностью. Это приказ. Не забудьте передать его остальным. Саблин уныло поплелся к выходу, огорченный, что самое интересное в расследовании опять проходит мимо.

***

Стук сердца в тишине кабинета казался оглушительным. "Тук-тук-тук", - отдавалось в висках. Воздух, казалось, был пропитан электричеством, и дышать было трудно. Мысли путались. Марина вцепилась пальцами в столешницу, пытаясь не выдать дрожь. Решиться. Она должна была решиться. Именно здесь и сейчас. Другого шанса может не быть.       - Михаил Львович... - Получилось тяжело и взволнованно, вся привычная уверенность исчезла, словно растворившись в пространстве.       - Да, Марина? - Чиглинцев взглянул невнимательно, словно успел забыть о ее присутствии здесь. Никишина нервно вздохнула, словно перед прыжком в воду, и, подавшись вперед, положила руки на плечи майора. Он даже не успел ничего сказать - Марина накрыла его губы своими, не позволяя возразить, отстраниться, воспротивиться ей. Поцелуй был жарким, уверенным, настойчивым, словно Никишина надеялась подчинить майора себе, надеялась вытравить из его сердца любовь к Лавровой, надеялась, что этот поцелуй изменит все, буквально все в их отношениях. Наивно.       - Я, наверное, невовремя? Курсантке в первое мгновение показалось, что она ослышалась. Не могло это чудесное мгновение, о котором Марине так мечталось, быть прервано так грубо, да еще не кем-нибудь, а Лавровой.       - Кать, Катюш, подожди! - Чиглинцев догнал ее в коридоре, развернул к себе, на мгновение поразившись странному взгляду подруги. Ему показалось, или в ее глазах мелькнуло что-то, похожее на ревность и горечь? Но в следующую секунду лицо капитана приобрело свое обычное холодно-спокойное выражение, и голос тоже был совершенно ровным.       - Извини, что помешала. Лаврова сама удивилась вспышке эмоций, охватившись ее, когда увидела целующихся Чиглинцева и Марину. Катя не могла объяснить непонятное чувство не то обиды, не то ревности, которое словно молнией поразило ее. Правда, почти сразу прошло, но осадок остался.       - Кать...       - Я вообще-то хотела съездить к Потапову этому, но если ты занят...       - Да не занят я! Поехали.

***

      - Да, это я ее убил! Я! - нервно выкрикнул Потапов, едва услышав вопрос о даче. Сцепил пальцы и заговорил зло, разгоряченно:- Я ведь любил ее, любил...       - И поэтому издевались над ней два дня подряд, - с трудом произнесла Катя, испытывая желание очутиться как можно дальше отсюда. Слишком сильно это все напоминало ее случай.       - Она сама виновата. Сама, - словно заклинание твердил убийца, бессмысленно глядя в одну точку. - Она сама со мной поехала. Поверила, дура, что извиниться хочу...       - И убила она себя тоже сама, - Чиглинцев с трудом подавил желание заехать кулаком в эту холеную рожу. Потапов не ответил, словно впал в кому.       - Ну вот, Катюш, с помощью твоих орлов распутали это дело, - улыбнулся Чиглинцев, когда они с Лавровой вышли на улицу, с удовольствием вдыхая свежий воздух, которого так не хватало в квартире преступника. Капитан только рассеянно кивнула в ответ, погруженная в свои мысли.       - Может, отметим? Ну, как раньше? Кать?       - Что? Нет, Миш, извини, в другой раз. Отвезешь меня домой?

***

Звонок в дверь раздался весьма неожиданно. Катя даже не могла сообразить, кто мог навестить ее. Мама уехала отдыхать, Игорь вряд ли пришел бы после того, как она попросила его уйти и не отвечала на звонки. Чиглинцев? Курсанты?       - Екатерина Андреевна, мне нужно с вами поговорить. На пороге стояла Никишина, причем с таким выражением лица, будто собиралась отвоевывать у Кати самое дорогое. Хотя на самом деле так и было.       - Проходите, - немного замешкавшись, Лаврова все же посторонилась, впуская курсантку в квартиру и задала первый пришедший в голову вопрос: - Что-то случилось?       - Пока нет, Екатерина Андреевна. Пока, - сделав акцент на этом слове, Никишина достала из сумки тонкую тетрадь и протянула ее куратору. Капитан наугад открыла ее и пробежала глазами по строчкам. "...мне попался достойный противник..." Катя подняла глаза от дневника и тихо спросила:       - Откуда это у вас?       - Просто мне хватило сообразительности обыскать квартиру Нила Александровича. Удивляюсь, как вам это в голову не пришло? Зато теперь многое становится понятно. И где вы пропадали те три дня, и почему внезапно взяли отпуск, и отчего на похороны Рокотова не пришли. Надо же, как удачно подстроили короткое замыкание. Пятерка по физике была? Капитан вздрогнула. Слава богу, Марина ничего не знает о роли Михаила в этой истории. А если узнает, если догадается о чем-то?       - Что вы хотите? - с трудом спросила Катя и, отойдя к окну, прислонилась лбом к стеклу, пытаясь привести в порядок мысли, избавиться от тяжелых, невыносимых воспоминаний.       - Я хочу, чтобы вы оставили Мишу в покое! - не сдержавшись, Марина почти перешла на крик. - Вы просто пользуетесь его любовью, вам просто удобно, что рядом есть верный друг, который на все готов и ничего не требует взамен. Очень удобно, не правда ли?       - Вы ошибаетесь, - покачала головой Катя. - И потом, вы что, будете бороться со всеми знакомыми Чиглинцева?       - А меня не волнуют все, - уже спокойней ответила Никишина. - Я просто хочу, чтобы он...       - Чтобы он принадлежал вам безраздельно, чтобы не видел никого и ничего кроме вас. Это так по-детски. И вряд ли возможно.       - А я сделаю невозможное, - усмехнулась курсантка и убрала дневник Рокотова в сумку. - Я добьюсь своего.       - Кажется, теперь я понимаю, - задумчиво произнесла Лаврова. - Теперь я понимаю, почему именно Миша. Вы ведь пережили то же самое, что и я. Марина вздрогнула. Только сейчас она вдруг осознала, что именно было написано в дневнике преподавателя-убийцы. Только сейчас поняла, какой ужас пришлось пережить куратору. А ведь при первом прочтении она совсем не задумывалась об этом. Марину волновало только то, что она нашла оружие против Лавровой, об остальном курсантка даже не беспокоилась. И только когда Лаврова напомнила ей о том, что Марине пришлось пережить несколько лет назад, Никишина в полной мере ощутила испытанное Катей.       - Что он... - побледневшими губами начала курсантка.       - Много чего, - по-прежнему не оборачиваясь, еле слышно ответила Лаврова. - В дневнике о многом не написано... Катя содрогнулась. Слезы, так давно копившиеся, но никак не желавшие проливаться, подступили к глазам. А ведь она не плакала ни когда этот садист издевался над ней, не плакала, когда жутко болело все тело от побоев, не плакала, просыпаясь от кошмаров. А вот сейчас слезы непрерывным потоком хлынули по щекам, словно плотину прорвало. Наверное от молчаливого сочувствия курсантки, ведь Никишина понимала ее как никто другой, потому что испытала то же самое.       - Екатерина Андреевна... Никишина осторожно коснулась ее плеча и почувствовала, как куратор вздрагивает от беззвучных рыданий. Внезапная жалость к этой женщине, которую раньше считала бесчувственной стервой, охватила сердце курсантки. Она не могла не восхититься выдержкой Лавровой, которая ни разу не показала своих чувств, даже при расследовании дела Грачевой. А ведь сложно представить, что испытывала она, постоянно слыша то, что так напоминало ее собственный случай.       - Вы сильная, вы справитесь, - тихо говорила Никишина, неуверенно гладя Лаврову по волосам. Сейчас перед ней будто была не взрослая женщина, капитан полиции, а девочка, измученная страхами и не знающая, как с ними бороться. Разве что валерьянка, упаковки от которой громоздились на подоконнике, немного, совсем чуть-чуть помогала. Знакомо. Только у нее был валокордин.       - Я устала, - рвано выдохнула Катя сквозь слезы. - Если бы вы знали, как я устала... Эта ночь была такой же, как все прежние. Снова одна, снова наедине с воспоминаниями. То бессмысленно ходить по пустой, холодной квартире, то вновь пытаться забыться сном. Бесполезно. Кате казалось, что с каждым днем ее боль не затухает, а лишь усиливается, выматывая, изнуряя до невозможности. Она действительно устала, устала бороться. Еще одна таблетка снотворного, очередная за ночь. Вряд ли поможет, ей уже ничто не способно помочь. Если бы можно было память удалить, стереть, отформатировать... Жаль, что невозможно. Катя несколько мгновений смотрела на упаковки лекарства, лежавшие на столике. Решение, мелькнувшее вдруг в голове, не было основано на эмоциях, но и абсолютно продуманным не было тоже. Сейчас словно действовала не капитан полиции Екатерина Андреевна Лаврова, а какой-то книжный или киношный персонаж, за действиями которого она наблюдала будто со стороны. Вот горсть таблеток на ладони. Стакан с водой. Опуститься в кресло. Закрыть глаза. Забыться. Забыть. Так будет лучше. Будет ли?