Стань моим ангелом

Фотография мужчины в полицейской форме. Черная лента в правом нижнем углу. Ядовитая ухмылка, насмешливый прищур глаз. Наверное, таким он - Нил Александрович Рокотов - и останется в памяти коллег и курсантов - холодным, саркастичным, но в то же время успевшим зарекомендовать себя как отличный оперативник и преподаватель. Человеком с неясным прошлым, этаким загадочным и непонятным. И только капитану Лавровой удалось проникнуть в его жизнь. Намного больше, чем хотелось бы, и отнюдь не по своей воле. Узнать о его прошлом и, как сказали бы раньше, "тайных пороках". Вряд ли кому-то из окружающих могло прийти в голову, что язвительный, суховатый, замкнутый майор полиции может оказаться одним из тех, с которыми они должны бороться по роду своей будущей или настоящей службы. А теперь уже не узнают. Катя прошла мимо фото торопливым шагом, даже не взглянув в ту сторону. Было жутко смотреть на портрет казавшегося живым человека, которого убила своими руками. Слишком живо все было в памяти: и его изощренные издевательства, и свое преступление, и - словно титры фильма ужасов - столб огня, призванный уничтожить пусть не память о днях кошмара, но хотя бы следы двух преступлений. Официальное следствие пришло к выводу, что все случившееся - лишь несчастный случай. Но мысли о том, что истинная причина могла быть установлена, что на нее бы вышли, совсем не беспокоили Лаврову. В ней словно что-то сломалось, и ледяное безразличие поселилось в душе, вытесняя малейшее волнение за свою судьбу. Единственное, что царапало душу - участие Чиглинцева. Скорее, соучастие. Зачем, зачем она втянула Мишку во все это?.. Катя вышла на улицу, поежившись от прохлады. Несмотря на середину мая, последняя неделя выдалась на удивление холодной и пасмурной. И гораздо проще было свалить все на погоду, нежели объяснить отвратительное настроение непреходящим чувством вины. Перед всеми. Перед Чиглинцевым - за то, что он оказался в этой истории из-за нее; перед Игорем, отношения с которым начали рушиться, словно карточный домик; перед мамой, курсантами и коллегами, которые считали ее принципиальной и слишком правильной, не подозревая, что у этой почти идеальной леди тоже есть своя неприглядная тайна. От этого было даже противнее, чем от всего, что было пережито в том сгоревшем доме. Капитан чувствовала себя актрисой, усиленно играющей роль, причем роль, так расходящуюся с нею настоящей. Мерзко, как же мерзко...       - Кать, - раздалось от стоявшей неподалеку машины. Погрузившись в мысли, Лаврова не заметила, как подъехал Чиглинцев. Губы капитана дрогнули в слабой улыбке. После всего произошедшего они с майором сблизились еще сильнее. И Катя вдруг с удивлением поняла, что внимание Чиглинцева совсем не раздражает ее, как раздражала порой опека мамы или Игоря. Почему-то в присутствии друга на душе становилось легче, как будто он делил вместе с ней груз их общей тайны. А может, так было оттого, что он ничего не требовал взамен, ему было достаточно просто быть рядом, просто осознавать, что его присутствие хоть немного помогает ей отвлечься от того, что было еще так свежо в памяти...       - Ты как? - внимательно глядя в лицо подруги, заботливо спросил майор и помог ей сесть в машину.       - Все нормально, Миш, правда. - Лаврова захлопнула дверцу и вопросительно посмотрела на Чиглинцева. - Новое дело?       - Лаврова, ты такая догадливая, что мне иногда даже страшно, - усмехнулся Михаил и протянул Кате бумаги. Спохватившись, поинтересовался: - Поможешь?       - Спрашиваешь... - Капитан тут же открыла папку и погрузилась в чтение. Но буквально через несколько секунд лицо ее изменилось; она подняла на Чиглинцева потемневшие глаза и тихо произнесла:       - Нет, Миш, извини, но... Майор пару мгновений недоуменно смотрел на девушку.       - Но почему, Кать?.. Ох, черт... Кать, прости, я... Лаврова, отвернувшись к окну, сделала несколько вдохов, пытаясь успокоиться. Когда, когда она сможет снова отстраненно реагировать на подобные дела? Или вся ее выдержка и умение абстрагироваться исчезли навсегда после того случая? Но ведь если это так, то ей больше не стоит заниматься расследованиями. Эта мысль буквально обожгла Катю. Неужели теперь даже любимая работа не будет приносить радости? Неужели эта мразь смогла не только сломить ее морально, но даже после своей смерти будет разрушать всю ее привычную жизнь? Нет, она этого не допустит! Катя, вскинув голову, повернулась к майору и уже абсолютно спокойно проговорила:       - Все в порядке. И знаешь, я возьмусь за это дело.       - Ты уверена? - переспросил Чиглинцев, хотя понимал, что если Катя приняла решение, то это наверняка.       - Уверена, - твердо ответила Катя и напомнила: - Может, поедем уже? Автомобиль тронулся с места и вскоре затерялся в потоке остальных машин. Обычный вечер после рабочего дня, обычная жизнь... Вот только будет ли все как раньше? Катя очень в этом сомневалась. Машина Чиглинцева скрылась из виду, но Марина еще несколько мгновений бессмысленно смотрела в окно. Больно, почти физически больно было наблюдать за Лавровой и майором. Столько нежности, преданности, искренней, рыцарской почти любви к капитану сквозило в каждом действии Михаила. То, как он смотрел на Лаврову, с каким вниманием слушал, как открывал перед ней дверцу автомобиля. Невыносимо было осознавать, что ей, Марине, никогда не испытать заботы и любви этого человека. Ну почему, почему все именно так?! "Да она же просто пользуется тобой!" - хотелось порой крикнуть Никишиной, пробудить майора от этого любовного гипноза. Как можно что-то чувствовать к этой ледяной стерве, неспособной на эмоции, бездушной эгоистке?! Ведь она, Марина, так любит его, ну неужели так сложно это понять, так сложно пойти ей навстречу, забыв о своей болезненной привязанности?.. Марина резко выпрямилась и отошла от окна, охваченная решимостью. Она должна сделать все, что возможно, чтобы стать счастливой. А за счастье нужно бороться. И неважно, какими средствами. A la guerre comme a la guerre*.       - Может, зайдешь? - Лаврова с надеждой обернулась к другу, ожидая ответа, и с невеселой усмешкой подумала, что раньше он все время набивался в гости, а теперь она сама приглашает его. Но страх перед пустой квартирой, перед сжигающими изнутри воспоминаниями был сильнее гордости. Только одна мысль билась в голове: "Только бы не отказался..." Чиглинцев, кажется, совсем не удивился. Понимал, как невыносимо ей оставаться наедине с воспоминаниями, как невыносимо слушать тишину, терзаться от сомнений и угрызений совести. Знать бы еще, как ей помочь...       - А Игорь еще не вернулся? - кинув взгляд на пустую вешалку, спросил майор.       - Еще нет. Наверное, это к лучшему. Не знаю, что будет дальше, как я смогу... Лаврова замолчала и не глядя закинула плащ на вешалку. Меньше всего хотелось думать, что ей вновь придется делать вид, будто ничего не произошло. А это становилось все труднее. Поездка Леоновского оказалась небольшой передышкой, и вскоре ей придется принимать решение: оставить все как есть, признаться или... даже разорвать отношения. Впрочем, это случится в любом случае, в глубине души Катя прекрасно это понимала.       - Может, надо рассказать...       - О чем, Миш? - перебила она. - О том, что со мной вытворял этот... - Она осеклась, перевела дыхание. - Или о том, что я его убила и уничтожила все следы преступления?       - Допустим, следы уничтожил я. А ты не человека убила, ты защищала себя. Себя, понимаешь? Или лучше бы ты позволила ему себя застрелить?       - Я все понимаю, Миш, - тихо ответила она, отворачиваясь от зеркала. Даже смотреть на собственное отражение почему-то было стыдно. - Но это ничего не меняет. Я убийца, так чем я от него отличаюсь? Только тем, что он убивал ради удовольствия, а я боролась за свою жизнь?       - Это огромная разница, Кать. - Чиглинцев неуверенно прижал ее к себе. Совсем как тогда. Она могла его оттолкнуть, но не сделала этого. Такое забытое чувство защищенности вновь охватило ее. То, чего так не хватало все это время.       - Все пройдет, слышишь? - Теплые прикосновения рук, мягкий, успокаивающий голос действовали лучше валерьянки, которая в последнее время все чаще заменяла чай. Вот только толку было мало.       - Я сделаю все, чтобы ты об этом забыла, верь мне, - он осторожно коснулся губами ее волос, как будто надеялся этим действием облегчить непроходящую боль. Катя обхватила руками его плечи и замерла, наивно надеясь продлить эти мгновения покоя, мгновения без страданий, мук совести и всего остального, что, кажется, напрочь въелось в душу. Всего несколько мгновений... Но, может быть, им суждено пережить их очень много? Время покажет.