Pov Лиам
День начинался так же, как и тысячи других, и отличался разве что тем, что, выйдя на кухню, я никого не обнаружил. Раньше тут всегда сидел Джейк и ел свой клубничный йогурт — в семье никто кроме него их не ел. Он бы улыбнулся, сказал, как я паршиво выгляжу, и предложил бы подбросить до института. Но теперь этого никогда не повторится. Смотрю на эти пустые стены, чистый кухонный стол, и пропадает желание завтракать. После его смерти вся квартира стала словно пустой и тишина поселилась тут, будто призрак. — Лиам, — послышался детский голос у меня за спиной. — Ты чего ещё здесь, малышка? — сажусь на корточки перед Аматой. Мама обычно рано утром забирала сестру и отвозила в школу перед работой, поэтому для меня было удивительно, что она дома. — Кажется, мама забыла, что меня нужно отвезти в школу, — Ами скуксила личико: ей стало обидно из-за этого. — Ну что ты, она вовсе не забыла про тебя, — убираю её мягкие волосы ей за ушко, — Она просила меня сегодня тебя отвезти, а я, дурак, забыл, — неприятно врать ей, но пусть лучше думает, что я забыл просьбу матери, чем мама забыла про неё. — Лиам, а Джейк теперь на небе? — её большие синие глазища начали слезиться. — Да, милая. Он сидит на облаке и наблюдает за нами оттуда. И он сейчас видит тебя, — вытираю слезы сестренки пальчиком, — Я думаю, он бы хотел, чтобы ты была сильной, хорошо? — киваю головой вместе с ней и после её «угу», нежно обнимаю, — Давай-ка быстренько иди собирайся, а я пока что приготовлю тебе завтрак и отвезу в школу, хорошо? — она кивает головой и, после моего поцелуя в лоб, убегает к себе в комнату. Пара тостов с джемом, хлопья и сок — это всё, на что я способен в готовке, но, кажется, Амате понравилось. В школе пришлось извиняться за опоздание и придумывать отмазку, но вроде бы прокатило. В институте особо никто не спрашивал, почему меня не было на первой паре — может, они думали, что это как-то связанно с Джейком и не хотели затрагивать эту тему, а может, просто не заметили, но только не она. Мики сразу же спросила, где я был, когда увидела меня на перемене, и я ей рассказал. И она слушала и понимала меня, действительно понимала, а не делала вид. — Она спрашивала про Джейка, — поджимаю губы. Элиз запустила руку мне в волосы и поцеловала в щёку. — Она уже большая, многое понимает, — успокаивает меня Маус, — Тебе стоит поговорить с матерью. Нужно напомнить, что у неё есть ещё два ребёнка, которые переживают то же самое, что и она, — я кивал и в поцелуе с Мики думал о том, как убью Эдмунда за все страдания, что он причинил нашей семье, — Давай погуляем сегодня после учёбы? — она складывает свои ладошки на моей груди и смотрит снизу вверх на меня. — Э-э… Я не могу, — кривлю лицо от досады: то ли от того, что придётся всё рассказать, то ли от того, что не смогу погулять с ней сегодня. — Почему? — Мики мимолётно хмурится. — Я работаю, — чешу затылок и неловко улыбаюсь. — Что? Почему я за всё это время впервые слышу о том, что ты работаешь? — она улыбается и закидывает руки мне за шею. Чувствую, как краснею. — Ну-у, об этом вообще мало кто знает, хотя я там работаю уже больше двух лет. — Серьёзно? Мистер Пейн, да Вы конспиратор, — Элиз запускает руку мне в волосы и приятно массажирует, — Расскажи мне. В обувной в конце пятой улицы на Стрит-Роуз я устроился после школы. У меня была мечта купить себе байк и разъезжать на нём по всему городу, чтобы все видели, какой я крутой парень, и девушки не переставая вешались на меня. Сейчас это, конечно, звучит очень глупо, но тогда мне безумно хотелось этого. Такова была моя школьная мечта. Я копил на него деньги, откладывая с каждой зарплаты двадцать процентов, но до сих пор не купил. Наверное, потому, что с каждым годом моё желание приобрести его всё уменьшалось, но тем не менее я не переставал откладывать, возможно, это просто вошло в привычку. Раньше я каждую неделю после института ехал прямиком на работу и возвращался домой только к десяти. В принципе, меня это устраивало, ведь всегда были деньги на то, чтобы классно провести выходные или помочь маме. Я приходил всегда исправно, не брал никогда отгулов или отпусков. А также год назад в моей жизни не было Элизабет, да и таких проблем, как сейчас, тоже, поэтому и появляться в обувном я стал реже, придумывал новые отмазки, чтобы лишний раз провести время с прекрасной девушкой, опаздывал, просил лишний выходной. Видимо, это достало начальника, потому что эта рабочая неделя станет для меня последней. Мики внимательно слушает мой рассказ и улыбается. Наверно, для неё это очень глупо и нелепо, эти мысли заставляют чувствовать себя неловко и смущаться. Но Маус сладко целует в губы, когда я заканчиваю рассказ, и говорит, какой я милый и самостоятельный. Кажется, я даже услышал в её голосе гордость за меня. Это заставляет перестать стыдиться своей работы, по крайней мере, перед ней. В четыре я ухожу с пар и еду в обувной. Я опять опаздываю, и начальник снова будет ругаться. — Пейн, я тебя уволю к чертовой матери! — слышится, как только я захожу в магазин. — Вы и так это уже сделали, — нагло отвечаю и следую в свою каморку, где переодеваюсь. — И слава богу! — его брови то поднимаются, морщиня лоб, то опускаются, сводясь к переносице. Вообще человек он хороший, но на вид крайне неприятный: лысина на затылке, огромный щёки, второй подбородок. Он маленький и толстый, всегда ходит в сером костюме, но без пиджака, больше предпочитает жилетки, ботинки каждый раз начищены до блеска. Много курит и имеет такую вредную привычку, как без конца стучать ногой, словно кролик в ожидании, что изрядно всех раздражает. Выхожу переодетый в зал и встречаю клиентов. Работа однообразная и довольно скучная: всё, что ты делаешь, так это ждёшь клиентов (к слову, иногда их довольно мало и целыми часами ты не знаешь, чем заняться), обслуживаешь их, предлагая и принося обувь нужного размера. Иногда отравляют на склад считать поставки и заносить в базу, что тоже не очень весело и ещё отстойнее, чем работа в зале. Вот и сегодня за несколько часов зашло лишь два человека. Через полтора часа закрытие, а тут пусто, словно в пустыне. Когда я в очередной за сегодня раз ровно поправлял обувь, раздался звук колокольчика входной двери. Это был не кто иной, как Элизабет. — Здравствуйте, мне нужна обувь, — она пытается сдержать улыбку и быть серьезной, но выходит не лучшим образом. — Вот поэтому я никому не рассказываю, — ухмыляюсь от того, что она в действительности решила прийти сюда. — Мне правда нужна новая обувь, — она скрещивает руки на груди и, хитро улыбнувшись, деловито проходит вглубь, рассматривая полки с представленной обувью, — Мне нужны босоножки, — она смотрит мне в глаза и пытается быть обычным клиентом. Я провожу Мики по залу и предлагаю различные варианты, выбирая самые лучшие и красивые, на мой взгляд, — Я хочу померить эти четыре пары, — она указывает на понравившиеся, и я иду на склад искать нужный размер. Элиз в шутку капризничает, и это заставляет нас громко смеяться, досаждая начальнику, который стоял за кассой и наблюдал за нами. Мне казалось, что у него вот-вот начнёт дергаться глаз. Из всех категорий побеждают две пары обуви, остается самый сложный выбор. — Мне кажется, эти лучше сидят на твоей ноге, — нежно застёгиваю замочек на туфле. Девушка смотрит на неё со всех сторон и подходит к зеркалу сравнить (на ногах обуты разные босоножки). Она долго крутится перед ним и раздумывает, прежде чем повернётся ко мне и наконец сделает выбор. — Я беру обе пары, — она переобувается в свою обувь и следует к кассе. Киран так злобно посмотрел на меня, когда я принёс ему коробки с туфлями, что я подумал: «Он проклял меня». Магазин закрывался уже через восемь минут, я попросил Элиз подождать меня, чтобы проводить её до дома и предложить кое-что интересное. Мы идём за ручку от автобусной остановки до дверей её дома, а я всё ищу подходящие слова. — Сейчас столько всего навалилось на тебя и меня, — она внимательно смотрит мне в глаза и крепче сжимает руку, — Я хочу хотя бы на время забыться и уехать от этого всего куда подальше, — смотрю на неё, — С тобой, — она останавливается, — Я копил деньги на байк, но, как оказалось, он не так важен. Я крут и без него, — ухмыляюсь, — Да и самая лучшая девчонка уже запала на меня, — подхожу к ней ближе и любуюсь её яркой улыбкой, что так греет мне душу, — Давай съездим в Норвегию на несколько дней в дом моей бабушки? — Мики по-детски пищит и подпрыгивает на месте, перед тем как поднимается на носочки и, закинув руки мне за шею, целует нежно, как никогда раньше. Видя её такой счастливой, сердце, что так горько болит, временно утихает. — Я согласна, — Элиз соприкасается со мной лбами и ласково трётся нос о нос, что заставляет меня улыбаться как Чеширский кот. Она приглашает меня к ним домой, и вечером мы лежим на её кровати перед ноутбуком и решаем, когда нам лучше улететь. В конечном итоге берём билеты на субботу из Ливерпуля до Лиллехаммера. Бабушка жила в Норвегии возле лыжного курорта. То поместье принадлежит нашей семье уже много-много лет, и поскольку у нас все оборотни, то он находится в довольно уединённом местечке, подальше от людей, тем не менее не так далеко от цивилизации, и буквально через час ходьбы от дороги можно было оказаться на центральной улице, полной магазинов и ресторанов. Обсуждая количество дней пребывания, решили, что нам хватит и пяти. От девушки ухожу поздно ночью совсем тихо, чтобы не разбудить её отца. С ним у меня сложились довольно хорошие отношения, кажется, я ему нравлюсь в качестве парня его дочери, по крайней мере, так выглядит со стороны. Дни до вылета прошли незаметно, рутинно и бездумно, не чувствовалось, что ещё немного, и мы улетим в другую страну. Казалось, что этот разговор был давно и поездка ещё не скоро, лишь в последний день ощущался трепет в груди. В субботу пришлось вставать рано и ехать с сумкой к дому Мики. Её отец пообещал отвезти нас в Ливерпульский аэропорт. До него мы добрались быстро: на дорогу ушло всего лишь три часа, к двум мы были уже на месте. За два часа мы прошли регистрацию, досмотр, погуляли по магазинам (между прочим, последнее было даже забавным) и наконец уселись в самолёт. Я ранее летал и не боялся высоты или того, что самолёт может рухнуть, а вот от Элизабет чувствовалась тревога, которая неожиданно заразно передалась и мне. Всё, что нам оставалось, так это говорить нелепые вещи, что заставляли нас нервно смеяться, держаться за руки и пить воду, которую попросили принести стюардессу. В полёте девушка подняла подлокотник между нами и улеглась мне на грудь, включив на планшете скачанный ранее фильм. Это была комедия, притом довольно смешная, хотя, может быть, мы смеялись от глубоко затаившегося страха. Мики нежно поглаживала мне грудь своей тёплой ладошкой, периодически пальчиком вырисовывая круговые узоры. Рядом с ней чувствовался уют и трепет в груди, запах её волос и молочной кожи кружил голову, она была ласкова и заботлива, часто шутила и создавала такую обстановку вокруг себя, что хотелось вновь и вновь возвращаться к ней, желать её и быть рядом. Невероятная девушка. И как такой ангел достался мне? Холодно, снег скрипит под ногами, ветер задувает, поднимая с земли снежинки и заставляя их танцевать в своём вальсе, лапы и верхушки могучих елей покрыты белым пухом, что блестит даже вечером. Такси довезло нас до ближайшей от поместья остановки, и теперь оставалось дойти до него пару миль пешком. — Ты точно меня ведёшь к дому твоей бабушки, или решил затащить куда подальше и съесть? — Мики шутит, догоняя меня. — А что? — веду бровью и хитро ухмыляюсь. — Ну-у, и в том, и в другом случае мне нужно срочно помыться, — она широко улыбается, когда замечает, что снег начинает падать крупными хлопьями, — Тут та-ак классно, — она по-детски хихикает, нелепо подбегает ко мне, обнимает и задирает голову вверх, ловя ртом снежинки. Одна из них приземляется ей на нос, отчего Элиз косит глаза, но та быстро тает. Я нахожу это забавным и, посмеявшись, целую Мики в носик. Розовые щёки от мороза, шапка, из-под которой торчат две чёрные косы, густые ресницы усыпаны снежными блестками, белое лицо и бледные губы, накрашенные блеском — она так прекрасна. Всматриваюсь в каждый дюйм лица девушки и всё больше влюбляюсь в неё. Обхватив руками щёки, нежно-нежно целую эти мягкие губы. Моя. Поместье огромное. Это старая большая усадьба с двумя этажами, множеством комнат и большими залами. Снаружи она выглядит чёрной, но на самом деле окрашена в бордовый, окна под шесть с половиной футов, округлённые к вершине, и широкое крыльцо с маленькой дверью. Владение окружено чёрным забором с острыми наконечниками в виде копьев. Сейчас оно пустует, кроме сторожа и служанки, которая держит дом в чистоте, никого нет. Это поместье построено ещё в девятнадцатом веке. Здесь не раз проводились балы и разные пиршества. Вознёс этот огромный дом мой очень давний предок — он был инженером и сам начертил план здания, которое позже было построено именно здесь под его руководством. Он тоже был оборотнем, поэтому некоторые комнаты спрятаны и специально оборудованы, что сейчас было очень кстати, ведь скоро полнолуние. У ворот нас встречает Тайлер и ведёт в дом, где уже ждёт Софья с горячим чаем и ягодным пирогом, который, по её словам, она готовила с самого утра. Я позвонил им сразу же на следующий день, как мы с Элизабет определились с датой, когда поедем сюда, и попросил подготовить нам комнаты и купить еды на эти дни. Перекусив, Мики предложила отложить раскладывание вещей и прогуляться вокруг, пока готовится ужин. Я охотно согласился: мне так же, как и ей, хотелось осмотреть окрестности. Тепло одевшись, отправляемся на прогулку. Её лицо озаряет широченная улыбка — Маус никогда прежде не видела такое большое количество снега. Ей нравилось, как он блестел и скрипел под ногами, она специально тяжело наступала, продавливая его и завороженно слушая этот звук. Пока она забавляется сама с собой, я незаметно для неё собираю снег в руки и делаю комочек, после чего прицеливаюсь и отправляю его ей в спину. Он сразу же разбивается, разлетаясь на мелкие частички, а Элизабет заливается смехом. Кажется, я разбудил в ней азарт. Она наклоняется, чтобы зачерпнуть снега и сделать снежок, пока я ищу, куда бы мне спрятаться, но не успеваю — он прилетает мне в плечо. Мы бегаем друг за другом и кидаемся снегом, смеясь с промахов, неуклюжих падений и чётких попаданий. Очередной снежок прилетает мне прямо в грудь, и я нарочно падаю на спину, сдаваясь этой властной женщине. Она становится надо мной и гордо проговаривает: — Сдавайся, лорд Лиам Пейн! — после чего не может сдержать улыбку, как бы сильно она ни старалась быть серьёзной. — Я уже у твоих ног, — отсюда она выглядит ещё красивее: фонарь, стоящий позади, освещает её голову, словно нимб, снег тихо падает на её лицо, и тёплый, согревающий душу взгляд устремлён на меня. Мики садится мне на бёдра и зажимает руки у головы. — Я тебя победила, — изо рта вылетает пар, и ещё больше краснеют её щёки. Она наклонятся ко мне и целует, тем временем я, воспользовавшись моментом, высвобождаю свои руки и помещаю их на попу Элиз, кажется, она вовсе не против. Огонь зарождается в груди и спускается в низ живота, переворачивая все органы. Ещё немного, и у меня встанет. Чтобы этого избежать, одним движением скидываю девушку с себя, укладывая её рядом. — Посмотри какое небо, — завороженно проговариваю, любуясь им, хотя сам думаю далеко не о нём. Комната освещена ярким светом, посередине стоит стол, вокруг — плиты, ящики, холодильник. Это кухня. Мы предпочли есть здесь, нежели в зале, где стоит длиннющий стол, есть за которым было бы крайне некомфортно. На столе зажаренная индейка, тарелка с картофелем, вино в кувшине, прочее кушанье, приборы, тарелки, бокалы — всё накрыто, как для господ, пусть и в этой небольшой комнатке. Находясь среди этого старинного интерьера в атмосфере девятнадцатого века, мысленно мы невольно окунаемся в ту эпоху благородства и вежливости, что сказывается на нашем поведении и даже манере речи, пускай и на короткое время. — Я чувствую себя герцогиней Кингстон, — шепчет через стол мне Мики, отрезая ножом кусок птицы. — Только второго мужа себе тут не найди, — она смеётся от моей шутки и говорит, что не обещает мне этого. После трапезы мы следуем в комнату, что приготовила нам Софья. Маус рассматривает каждую картину, украшающую стены этого дома, по пути до спальни её завораживает их красота и величественные взоры с портретов. Красота комнаты поражает её не меньше, она выполнена в тёмных тонах: мебель из красного дерева, широкая кровать с бордовым узорчатым балдахином, комод в одном из углов с четырьмя ящиками, кресло возле него, письменный стол у огромного окна с золотыми шторами, высокий шкаф, почти до потолка, старинная люстра и много подушек и ковров. Сложно привыкнуть к такой роскоши после того, как много лет живёшь в обычной ничем не примечательной квартире. Всё это кажется слишком дорогим (по сути это так и есть), из-за чего чувствуешь себя некомфортно, так как считаешь, что не достоин даже просто находиться здесь. Элизабет оставляет сумку у входа и сразу же плюхается на мягкую кровать, с детской улыбкой пружиня на матраце. — Боже, Лиам, я не могу поверить, что это всё принадлежит твоей семье, — она откидывается назад и раскидывает руки в стороны, наслаждаясь мягкостью постели. Я подхожу ближе и оставляю свою дорожную сумку у тумбочки возле кровати, Мики тянет ко мне свои ручки и просит подойти к ней. Взяв в свои маленькие ладошки мои, Элиз тянет меня на себя, но, чтобы не раздавить её, я плюхаюсь рядом и переворачиваю Маус на себя. Теперь она сидит на мне верхом и мило улыбается, наши пальцы переплетены, и Мики смотрит на меня с трепетом и любовью. В следующий миг она наклоняется и чутко целует. Её губы бархатные, мягкие, сливочные, так не хочется отрываться от них, они словно наркотик, которого с каждым поцелуем, с каждой секундой хочется всё больше и больше. Руками провожу по её спине и останавливаюсь на талии, ближе прижимая к себе, чтобы чувствовать её тепло. Нежный поцелуй перерастает во что-то иное, порочность сменяет невинность — он более грубый, требовательный, жаждущий. Это заставляет чувства бурлить во мне, словно спящий вулкан начинает просыпаться. Мики отрывается от меня и смотрит сверху вниз, в ней больше не отражается детская, ангельская нетронутость, теперь это женщина-дьяволица, жаждущая палящего огня. Она снимает с себя кофту и даёт пару секунд рассмотреть её тело, прежде чем вновь возвращается к моим губам. Мне нравится происходящее: в штанах сразу же начинает поджимать, я позволяю рукам спуститься ниже её талии и жадно сжать попу. К черту всё! Снимаю свою кофту, она помогает мне, после чего припадает к моей шее и ненасытно целует её, оставляя засосы, затем спускается губами ниже по моему телу, рукой проводя по торсу. Дойдя до штанов, Элиз расстёгивает ремень, затем — пуговицу и ширинку, и спускается всё ниже по кровати на пол, чтобы снять с меня их. Теперь, когда я практически голый, Мики решает уравнять шансы и эротично снимает с себя джинсы, она двигается медленно, плавно, завораживающе, что вызывает у меня ещё больше напряжения между ног. Она словно кошка, вернее сказать, пантера, которую ты хочешь приручить, но ни с той, ни с другой это невозможно сделать — они дикие животные. И сейчас, именно как дикая кошка, она вновь залезает на меня, чувствуется жар, воздуха, как и терпения, становится меньше, желание возрастает. Поцелуй более страстный, чем все предыдущие, языки переплетаются, чувствую, как её рука спускается вниз по прессу и обхватывает член через боксеры, поглаживая и немного сдавливая его. Это заставляет дыхание участиться, и я тяжело хватаю воздух через нос. Запускаю руки ей под трусики и пытаюсь снять их, но в итоге Мики приходится сделать это самой, после чего она возвращается в прежнее положение. Элиз жадно смотрит на моё тело, проводя ладонью по мышцам, и спускается всё ниже. Припустив трусы, она достаёт уже упругий член и рукой проводит по всей его длине, надевая презерватив, после чего аккуратно насаживается на него. Её грудь тяжело вздымается и опускается. Ещё некоторое время она не двигается, лишь водит бёдрами, позволяя привыкнуть себе к его размерам, но уже через несколько секунд Элизабет облокачивается о меня и начинает медленные движения вниз-вверх, с постепенным ускорением. Пыхтения, стоны разносятся по комнате, в воздухе повис запах секса, стало невыносимо жарко и холодно одновременно, руки блуждают по её телу, взгляд прикован только к ней. Мики выгибается в спине, выпячивая грудь вперёд, закидывает голову назад и открывает рот. Волосы растрепались, тела стали липкими, приятное чувство разнеслось внутри, проникая в каждую клеточку наших тел. Чувствую дрожь в её бёдрах — признак того, что нужно брать инициативу в свои руки. Ловко переворачиваю нас. Теперь она подо мной, и если раньше она была королевой процесса, то теперь Мики кажется беспомощной. До конца сняв боксеры, продолжаю начатое. Её тело кажется таким хрупким подо мной, но взгляд твёрдый и решительный. Как ей удаётся сочетать в себе такие противоречивые качества, как милую душу ребёнка и стерву с острым язычком, невинную девушку и страстную дьяволицу, уязвимость и стойкость, умиротворение и дикость? Рядом с ней я схожу с ума, голова идёт кругом, рассудок теряется, и кажется, нет, я уверен, что готов на всё ради Элизабет Маус. Тонкие руки жадно хватают ткань под нами, я оставляю жаркие поцелуи на её кремовой коже, ощущая горячее дыхание на плече, после которого становится холодно. Дрожь проносится по её телу, бедра сжимаются, чувствую пульсацию члена, делаю несколько последних толчков, и удовлетворение и слабость чувствуются каждым дюймом с ног до головы. И даже сейчас, когда нет сил, тянет к этим малиновым губам. Поцелуй нежен как никогда, и сладость его не передать словами. Наверное, именно таков был на вкус запретный плод Адама и Евы. Мики лежит на животе с закрытыми глазами, её дыхание ровное, на голых хрупких плечах рассыпались родинки, и солнечный свет, пробивающийся из окна, играет с ними. Я лежу на боку и смотрю на Элизабет: её черты лица, изгибы шеи, спины, тоненьких рук, наблюдаю за тем, как переливаются на свету её черные волосы. — Хватит на меня пялиться, — её голос хриплый ото сна, для моих ушей это в сто раз прекрасней любой музыки. Я улыбаюсь и убираю волосы с лица. — Соня, — Мики приподнимается на локтях, и я начинаю смеяться с того, как на её левой щеке отпечатался след от подушки. — Ты сейчас позвал домработницу или меня так назвал? — она потирает левую половину лица в надежде, что отпечаток сразу же пройдёт. Люблю её шутки. Нет. Её люблю. Притягиваю Элиз к себе и обнимаю, целуя в лоб. Нет ничего прекрасней, чем держать малышку в свои руках и знать, что она моя. Этот день решили начать с завтрака и изучения поместья. Софья приготовила оладьи и подала их с ягодным джемом. Она всегда готовила богато и сытно. Мики, как всегда, пила чай, а вот я без кофе с утра не мог продолжать этот день. Меня всегда удивляло, как это можно не любить кофе и становиться бодрым после обычного чая, ведь чего стоит один аромат этого кофейного напитка! Домработница ушла на весь день, и мы остались тут вдвоём (сторож жил в своём небольшом домике). Закончив завтракать, Элиз складывает всю грязную посуду в раковину и начинает мыть. Рассматриваю её отличный вид сзади и потягиваю остатки кофе, что может быть лучше? Когда ставлю свою грязную кружку, раковина уже пуста. Я обнимаю Маус со спины, руками с талии смещаясь на живот и нежно целую в шею, из-за чего мурашки мгновенно пробегаются по её телу. Выключив воду, Мики разворачивается ко мне и складывает руки у меня на груди. Она снова шутит и смеётся, я нахожу это привлекательным и одним движением сажаю Элизабет на стол, она тут же обвивает меня ногами и целует. Халатик задирается, и это возбуждает, как и требовательные поцелуи. Действия переходят в более резкие, мои руки блуждают по её телу, губы — по шее, оставляя засосы и мокрые следы, она же в свою очередь очень ловко приспускает спортивки и сжимает попу. Интересно, мы все комнаты в этой усадьбе будем изучать таким образом? Врачи говорят, что контрастный душ с утра очень полезен, и я ещё никогда так не соглашался с ними. Может, хоть он потушит этот пожар, так ярко полыхающий у нас внутри. Принимаем его по отдельности, и после действительно становится гораздо лучше. Я захожу в комнату, где моется Элиз и обнаруживаю, что она ещё не вышла. Девушка просит подать ей чистое белье красного цвета. Порывшись в вещах, нахожу такой комплект и замираю у двери, которая слегка приоткрыта, и в щель видно, как Элизабет стоит перед зеркалом обнаженная и вытирается. Наблюдаю за её изгибами, формами, как капельки воды, капающие с мокрых волос, медленно текут по спине. Она словно богиня, спустившаяся с небес, чтобы убить меня своей красотой. Что ж, такой смертью я бы хотел умереть. Прокашливаюсь и стучусь в дверь, протягивая сквозь неё бельё, отворачивая голову, чтобы не смотреть. Она забирает вещи со словами: «Можно подумать, ты там ничего не видел» и с усмешкой закрывает дверь. Все комнаты огромны и отличаются друг от друга неповторимым интерьером. Мики с восторгом рассматривает каждый предмет мебели и поражается роскоши. Всего семь комнат на первом этаже, огромная гостиная с длинным столом для трапез, кухня, комната для прислуги и большой зал для проведения балов с двумя лестницами на второй этаж. Наверху восемь спален и просторная библиотека с кабинетом. Мне будет стыдно просить Софью прибраться почти в каждой комнате после нас, но так или иначе придётся. Мы обошли не весь дом, тут ещё имеются две лестницы: одна ведет на чердак, а вторая в подвал, где скрыты ещё две комнаты с массивными дверями и толстыми непробиваемыми стенами. Вести туда Элизабет не очень хочется: это не простые комнаты, и я боюсь реакции девушки на них — всё ещё думаю о том, что могу потерять Мики из-за монстра, который живёт глубоко внутри меня. — Я хочу узнать, что там, — в её взгляде читается спокойствие и нежность, я так страшусь того, что это пропадёт после увиденного. Опускаю голову и раздумываю, поглядывая на Мики исподлобья. Она замечает, что я колеблюсь, и сладко целует в губы, которые всё ещё болят после многочисленных «проверок комнат». — Ладно, — соглашаюсь в итоге и веду Элизабет показывать сокрытое. Когда мы спускаемся вниз, перед нами представляется обычный сырой и очень холодный погреб со стеллажами, в которых стоят различные банки и некоторые нескоропортящиеся продукты. Но если пройти вглубь и заглянуть за один из шкафов, можно обнаружить незаметный проход, в который мы и ныряем. Недлинный каменный туннель с подсвечниками на потолке, в конце которого по обеим сторонам две двери, возле которых закреплены подставки для факелов. Двери железные, с небольшим окошком наверху, защищенным толстыми решетками. Внутри комната размером в несколько ярдов, совершенно тёмная, без освещения, в стены плотно вбиты длинные цепи с кандалами для нескольких человек. Это должно пугать людей и наводить на них ужас, поэтому я наблюдаю за реакцией Элиз. Тут глухо, и лишь надоедливое капанье эхом раздаётся раз за разом. Мики медленно обходит всё помещение, освещая его фонариком, проводит рукой по тяжёлым цепям, ощущая холодный металл кончиками пальцев, и рассматривает расцарапанный пол и стены. — Эта комната для полнолуний? — она разворачивается ко мне, но из-за темноты не могу разглядеть её лица. — Да, — эхо гулко раздаётся в помещении, глухо ударяясь о стены.***
Ужин проходит спокойно. Мики, как и всегда, шутит и ведёт себя обыденно, что напрягает меня. — Почему ты себя так ведёшь? — резко прерываю разговор и откладываю приборы в сторону. — Как так? — Спокойно. Я показал тебе ужасающее место, а ты делаешь вид, будто ничего не случилось, — она встаёт из-за стола и, мягко улыбнувшись, идёт ко мне и садится на колени. — Я выбрала тебя, а значит, и твоих демонов, — Мики запускает пальцы мне в волосы, — Да, может, парень-оборотень — это что-то новенькое для меня и к этому я ещё не скоро привыкну, но я уверена в том, что ты не причинишь мне боли, так почему же ты не веришь в это? — она всматривается в моё лицо, и в её глазах всё те же нежность и трепет. Я опускаю голову словно провинившийся ребёнок и крепче прижимаю её к себе. — Скоро полнолуние, я не хочу, чтобы ты видела меня таким. — Как же ты не поймёшь, — она обхватывает ручками моё лицо, — Ты не потеряешь меня из-за своей сущности, — Элизабет вглядывается в мои глаза и убирает чёлку назад. Меня поражает её нежность, верность, непреклонность, то, как она умеет любить. Не понимаю, как такое сокровище попало мне в руки. Притягиваю Мики для поцелуя, после чего крепко обнимаю, вдыхая запах тела и впитывая её тепло. Дни проходили скоротечно и незабываемо: на следующий мы съездили в город, ходили по магазинам, обедали в уютном кафе, и всё создавало романтическую обстановку. Но не на четвёртый день. Я много злился, раздражался из-за пустяков и плохо контролировал себя — всё это вкупе говорило о полной луне. Мики старательно это терпела и пыталась сглаживать мои колючки, иногда даже получалось очень хорошо. Время походило к десяти, когда я спускался в подвал с нужным снаряжением. Я предупредил Элизабет не заходить туда до завтрашнего утра, но она, как всегда, была упряма. «Раз так, — решил я, — то попрошу помочь её приковать меня». Она под моим руководством застегнула кандалы на ногах, на торсе и в конечном итоге на запястьях. — Там в рюкзаке есть шприц и баночка с жидкостью, достань их, — всё тело ломит, дрожат мышцы в ногах, адски болит челюсть и ногти на руках. — Что это? — она рассматривает желтоватую жидкость. — Волчий аконит. Его нужно вколоть мне, — говорить становится труднее, воздуха не хватает. Мики вставляет иглу и набирает в шприц жидкость. Заметно, что её руки дрожат, но она отчаянно пытается сохранять спокойствие, — Вколоть в мышцу. — Я… я не умею, — дьявольская боль проносится по всему телу, кости ломаются одна за другой, суставы выворачиваются в другую сторону. Стоять не выходит, ноги не выдерживают, и я приземляюсь на четвереньки. Это невозможно держать в себе, мои крики звонко эхом ударяются о стены. — В б-бедр-ро, — пытаюсь говорить внятно, но боль невыносимая, всё, что я могу, это раздирать горло криками. Элиз вкалывает настойку в заднюю мышцу, отчего боль становится ещё сильнее, а после я не чувствую эту часть тела, — Б-бут-тыл-лка, — Элизабет сразу же реагирует и быстрыми движениями рыщет в рюкзаке бутылку. В ней тоже налит аконит, его приём ослабевает меня, и в состоянии оборотня я становлюсь слабее, чем мог бы быть. Она без лишних слов соображает, что мне нужно это выпить, и пытается напоить этой разъедающей гадостью. Он жжёт, оставляет язвы, ожоги, но я продолжаю пить его, хоть боль неимоверная. Я не могу себе позволить, чтобы в случае чего я хоть как-то навредил Мики. Ломает ещё сильнее, хрустит весь позвоночник, шерсть прорастает по всему телу, режутся клыки, меняется изображение, усиливается обоняние. Я чувствую, как сочно пахнет её кожа, слышу, как пульсируют вены, вижу её хрупкое тело, пропитанное страхом, голод усиливается, в голове пролетают мысли о том, как я разрываю на части плоть и сочная кровь стекает по подбородку. Кажется, она хочет подойти ближе. Нельзя. Я её убью, — УЙДИ! — кричу, словно демон вылезает из меня, отчего она вздрагивает и поспешно выходит, закрывая за собой тяжелую дверь. Но я слышу, как быстро бьется её сердце, и знаю, что она села у входа и пытается успокоиться. Я уже не могу кричать, рыки и рёв исходят изо рта, задние ноги стали уродливыми лапами, черные ногти на руках всё острее, шерсть продолжает расти по всевозможным местам, уши заострились, клыки вылезли. Ещё немного, и я полностью стану волком. Не знаю, стоит ли мне радоваться тому, что это произойдёт, ведь пройдёт боль, но её заменит жажда крови и голод. Надеюсь, аконит, что мне успела дать Элизабет, не позволит вырваться отсюда.Pov Автор
Муки парня не передать словами. Вам никогда не испытать такой боли, когда каждая косточка твоего тела ломается раз за разом и видоизменяется, никогда не узнать этой неподвластной дикой жажды убивать и желания есть ещё тёплую плоть. Поздно ночью обращение происходит окончательно и Лиам уже больше не Лиам. Хищный волк рвёт и мечет из стороны в сторону, пытаясь освободиться из оков, оставляя огромные следы когтей на полу и стенах, он голоден и где-то на подсознательном уровне знает, что совсем близко находится пища. Мики некоторое время сидела у двери и пыталась успокоиться, осознать увиденное, но выходилось туго. Слушать больше эти душераздирающие крики она не могла, и, как бы она ни хотела помочь Пейну, Маус просто на просто не знала как. Это заставило её подняться в спальню и уснуть в полном одиночестве, перед сном долго мучаясь мыслями о своём парне. Проснулась девушка рано утром. Ещё долго она лежала комочком в кровати и смотрела в пустоту. Её напугало такое состояние Лиама и собственная беспомощность. Пожалуй, к такому никто не будет готов, а если и будет, то так или иначе в ответственный момент всё равно растеряется. Наблюдать превращение — ужасающая вещь, ведь если даже не брать в счёт, что происходит перевоплощение в чудовище, то смотреть на то, как дорогому тебе человеку адски больно, — невыносимо. Элизабет не знала, закончилось это или нет, и боялась спуститься проверить, но всё же заставила себя это сделать. В подвале было тихо, лишь раздавался шум от её шагов. Девушка нерешительно заглядывает в окошко и видит голого Пейна, беспомощно лежащего на холодном каменном полу. Мики без раздумий отворяет дверь и накрывает парня флисовым пледом, что взяла с собой. Лиам обессилен, грязен, весь в ссадинах, на местах оков грубые раны и покраснения. Как можно аккуратнее сняв кандалы, девушка помогает подняться парню на ноги и отвести его в первую же спальню. Она ухаживает за ним: обтирает губкой, приносит воды, укрывает одеялом. Несмотря на свой страх, Элиз заботится о Пейне. Лиам скоро засыпает, и девушка решает оставить его, чтобы он восстановился, а она подумает над своим ураганом в душе. К полднику Пейн вышел из комнаты и нашёл девушку на кухне — она беседовала о чём-то с Софьей, но, завидев парня, умолкла. Лиам не знал, как себя вести, ведь он и не знал, как происходящее сказалось на Мики. Софья заметила, что этим двоим следует поговорить, и решила оставить их наедине, выйдя под предлогом, что ей нужно принести картошки из подвала. В комнате явно ощущались неловкость и напряжение. — Ты не должна была меня увидеть таким, — Пейн, понурив голову, трёт озадаченно шею. Наступает тишина. Мики пытается придумать, что сказать, но сложно подбирать слова в такой ситуации. — Я даже не знаю, что сказать, — наконец произносит девушка, — Это определённо было жутко, и страшно, и волнительно, я переживала за тебя, — она делает паузу, — Я не думала о том, что может случиться что-то плохое, но в то же время чувствовала себя паршиво из-за того, что не знала, что сделать, как тебе помочь, и всё, что мне оставалось — это слушать твои пронзительные крики, — её руки затряслись и сердце забилось быстрее. Лиам тут же обнял Элизабет, и она почувствовала родной запах и тепло, что в какой-то степени успокаивало её. Поцелуй в макушку и слова нежности скрасили тёмные мысли девушки, позволяя практически отпустить эту историю. Лиам понимал, что невозможно привыкнуть к такому, ведь он сам ещё не привык, но смирение помогло свыкнуться с этим, для Мики же это было чуждо, ново, пугающе… Тот вечер проходил спокойно, мило, уединённо, они гуляли вокруг поместья, разговаривая о том о сём, ели вкусности, что приготовила для них Софья, и смотрели скачанный фильм в обнимку. Это был их последний день тут — на следующее утро парочке уже нужно было уезжать в аэропорт. Покидать это место совсем не хотелось, то ли от роскоши, которая буквально пропитала здесь каждый дюйм, то ли от насыщенных событий, которые здесь произошли. Я думаю, что можно сказать определённо точно: эти двое за эти несколько дней узнали друг друга с совершенно других сторон. Лиам узнал, что Мики может быть дикой, желающей, ненасытной, когда он же в её глазах открыл свою опасную, неконтролируемую, дьявольскую сторону. Можно подумать, что теперь они знают друг о друге достаточно, но будущее покажет, какие сюрпризы могут ожидать их ещё.