Глава 2. Особенности контактов третьего рода
3 августа 2014 г. в 14:10
Это довольно занимательный факт, но в моменты критического напряжения человек весьма и весьма меняет свое поведение. Более того, само восприятие действительности становится острее и начинаешь обращать внимание на мелочи, недоступные в другие моменты.
На удивление, шок от пережитого прошел достаточно быстро. Являлось ли причиной этому придуманная мной гипотеза о грабителе, или же тот факт, что вреда мистер Икс мне пока не причинил, или же почти животное чувство его самого – не то, что он не опасен, а скорее, что он не предполагает агрессии по отношению ко мне и больше обороняется, нежели нападает. Нет, колени от будущего в крови адреналина подгибались, сердце отплясывало гопак, что вы, но в мозгах уже не было того тумана. Наоборот, в тот момент мое сознание было кристально чистым, а логика была готова перемолоть в муку все ради внятных объяснений.
Он снова что-то мне сказал. Язык… Какой это язык? Испанский? Итальянский? Каталонский? Но явно что-то из романских языков. Ладно, хорошо. Если бы он еще и говорил помедленнее, то было бы вообще прекрасно. Нет, итальянского я не знаю. Я никогда не была в Италии, я практически не общалась с итальянцами, по собственной воле даже не интересовалась культурой Италии вне каких-то базовых вещей мировой истории. Но смутное ощущение, что если собеседник все же соизволит использовать нормальную скорость речи, то я его пойму, меня не отпускало.
Тут, наверное, нужно еще одно небольшое лирическое отступление. До этого неожиданного приключения я мало задумывалась о том, насколько сильно прошлое, наши предки и наше место обитание влияют на нас. А ведь из седых глубин до нас доходят сказки, песни, поучительные рассказы. Семья существует как единый организм, передавая в будущее свой прошлый опыт, создавая свой собственный миф, который живет века, плотью которого являются слова, а кровью – интонации рассказчика. И я была порождением Севера. Вся моя родня была родом с Поморья. В детстве прабабушка мне рассказывала не сказки, а скорее полуреальные истории о том, как ее брат пошел ловить рыбу и встретил русалку. Или как дед Матвей отправился в Соловецкий монастырь, заблудился, отчего ему явился рассерженный архангел Михаил и указал правильное направление и наказал впредь брать карту. В юности я интересовалась Исландией и Норвегией, вслушивалась в ритмы скальдических размеров тех редких песен викингов, что дошли до нас. Я с самого раннего возраста видела бесчисленные озера с холодной и чистой водой, болота, полные клюквы и смертельно опасных топей, черный, безмолвный и прекрасный в своем равнодушии лес и молчаливое, скованное льдом море. Граниты Карелии, на которых еле-еле росли низкие, полупрозрачные сосенки, и в которых было огромным трудом пробить дорогу. Дома, стоящие без фундаментов веками. Деревянное резное кружево наличников.
Часто вместе с Юргеном я уходила на берег лесного озера, там мы молча сидели на поваленном дереве часами, глядя на зеркальную гладь воды. Мы учились у леса выживать и ждать. Ведь лес каждый год девять месяцев спал под слоем снега в ожидании короткого и не самого жаркого лета. И в эти короткие три месяца умудрялся успеть вырасти, отцвести, принести плоды и вспыхнуть золотом перед очередным долгим летаргическим сном.
В этом краю не было места спешке, суете и взрывам эмоций. Все было основательно, неспешно, но в то же время и с оглядкой на тот неизбежный рубеж, после которого наступит нечто, что неподготовленные не переживут. Здесь каждый чувствовал ледяное дыхание океана и знал, что оно может налететь в любой момент.
Поэтому меня вовсе не смешили анекдоты о неторопливости финнов и эстонцев, тем более, что в наследство мне досталась такая же неторопливая манера речи с привычкой немного тянуть гласные. Это была та «нормальная» речь, к которой я привыкла, и теперь же быстрый, четкий и дробный говор незнакомца с взрывными согласными и такой острой «и», что казалось, она впивается мне в уши стальными иголками, вызывал во мне большее отторжение, нежели то, что он заломил мне руки.
Но наладить контакт как-то требовалось. Я постаралась спокойно подвигать кистью правой руки, чтобы дать знак присутствия у себя самообладания и готовность вести переговоры. Вернее, для начала найти общий язык. Потому что этот парень – голос был молодым, хотя голоса часто врут в плане возраста – явно считал, что я обязана понимать его тарабарщину. Он снова и снова темпераментно, похоже, все-таки итальянец, интонации узнаваемые, пытался что-то донести до моего сознания, но, судя по появлению ноток сомнения, начал осознавать, что я его не понимаю.
Наконец он развернул меня к окну и ткнул пальцем в… И вот тут до меня дошло. Это не грабитель. Это у Аркаши его эксперимент получился.
Все. На этом мой мозг работать дальше отказался. Одно дело грабители, другое дело черт знает что. И кто это? Аркадий, помниться, говорил про Дезмонда Майлза. И в игре он говорил по-английски. Тогда почему сейчас он шпарит по-итальянски? Тем более, что юбисофтовцы французы.
Ага, а свет, значит, отрубился из-за успешного эксперимента. Насколько эти катушки усиливают заряд? Это если учесть, что Аркадий явно молнию ловил. Тут в пору удивиться, что только свет погас, а не весь район испепелило. Ай да Кулибин местного разлива, ай да сукин сын. Надеюсь, хоть катушки целы, мне же их еще возвращать.
Я тяжело вздохнула, пытаясь понять, что в такой ситуации нужно делать в первую очередь. Лично я хотела сесть прямо на пол и заплакать, и чтобы пришел кто-то и все разрулил. Но остаток здравого рассудка намекал, что лучше, если никто не придет и в целом не узнает об этой маленькой шалости. Ведь могут. А если кто-то эту молнию успел сфотографировать? Или на подстанции отследили, что первое погасло. Это же пахнет уголовным делом! По статье терроризм. И приедет к нам черный воронок. А тут интурист без визы и штампика о пересечении границы. Надеюсь, хоть паспорт у него в порядке. Ужас!
Я почувствовала, как по спине стал стекать холодный пот. Нет, ребята, одно дело пасть жертвой грабителя, другое дело – выступать в роли ответчика перед государством. Первое, конечно, неприятно, но сулит куда меньшие проблемы.
Незнакомец уловил мой страх и снова что-то спросил, теперь уже обеспокоено. Я не понимаю тебя, друг, хоть ты тресни. Но тут он, поколебавшись, отпустил меня.
Я потерла уже несколько затекшие руки. Незнакомец все так же стоял на некотором расстоянии, не проявляя признаков агрессии. Глаза давно привыкли к темноте, и я могла смутно разглядеть его фигуру. Он был невысок – ну, относительно меня он был ниже. Но у меня рост 182, так что очень многие в моем представлении были невысоки. Его рост я на вскидку определила где-то на 170. Хорошо сложен, но изящен, такое сложение обычно бывает у людей с большой выносливостью к аэробным нагрузкам – бегу, прыжкам.
Он , похоже, занимался таким же исследованием и внимательно разглядывал меня. Внезапно он цокнул языком и с экспрессией, но тихо, со смешком, но как-то горько что-то сказал. Я уловила слово femme, и поняла, что изначально была принята за молодого человека, в силу роста, надо полагать.
-Добрый вечер, - наконец я решила начать диалог.
Вот тут и до незнакомца стало доходить, что все не так просто. «Тра-ля-ля итальяно?» - спросил он, отступив на шаг и приняв положение, из которого удобно начинать драку. Не спрашивайте, откуда я это знаю.
-Ноу, - я подумала, что и английский вариант прокатит, но на всякий случай постучала скрещенными кистями рук друг о друга – жест, обычно используемый автомобилистами для обозначения «стоп, хватит».
Гость резко огляделся. Видимо, он меня понял, вернее, он понял отказ. Черт знает же, о чем он там интересовался. И тут он же резко и быстро что-то спросил. На итальянском. Гениально.
Я глубоко вздохнула и обреченно махнула рукой. Все, будь что будет. Мне нужна свеча, чтобы осмотреть состояние катушек. Можно и телефоном посветить, но его сначала нужно найти, да и сажать заряд батареи не комильфо. Шутки про андроид вовсе не шутки.
Я развернулась к двери и уже собиралась выйти, как тут гость в два шага достиг меня, схватил за локоть и развернул к себе, явно ожидая ответа на свой вопрос.
-Хрен с горы, я тебя не понимаю, - как можно спокойней сказала я ему. – Извини. Я не знаю итальянского. Максимум, что я смогу тебе предложить – промтовский перевод, но для этого мне нужно найти планшет. Он в другой комнате.
Тут я догадалась сделать жест, как будто я несу свечку в подсвечнике и прикрываю ее пламя рукой.
Он снисходительно и величественно кивнул и отпустил мой локоть.
Я вышла в коридорчик. В нем было светлее, но не сильно – в небе теснились грозовые тучи, скрывая светлоту ночи. Дождь все еще шел, но это были остатки былого величия грозы. Мне тут же захотелось вломиться к Аркаше и свернуть ему шею. Ну или хотя бы просто пнуть от души.
Но я решила вначале все же определить, что с катушками и кто это торчит в моей комнате. Планшета, как назло, нигде не было. Я уже хотела было начать кричать и ругаться и заставлять Аркашу его искать, как вспомнила, что не проверила туалет. Ну конечно, вот он, на полочке для книг, вместе с методичкой но неевклидовым геометриям и трудом МакКлюэна «Понимание медиа: Внешние расширения человека». Интересно, что бы сказал посторонний человек, глядя на такую подборку?
Там же я извлекла из неприкосновенного запаса свежую стеариновую свечку, обернула ее листом А4, взяла зажигалку и пошла обратно в комнату.
Гость все еще был там. Правда, он за время моего отсутствия начал исследовать это пространство и сейчас внимательно изучал тумбочку из старого немецкого гарнитура, которую я утащила с дачи под предлогом отсутствия мебели. Когда я вошла с горящей свечой, он резко выпрямился.
Я была права: это был довольно молодой человек, с надменным и самоуверенным лицом, откуда-то с юга, со смуглой кожей и черными (нет, буквально) глазами, с острым крючковатым носом и темными жесткими, несколько вьющимися волосами. Он был одет…
Ну скажем, я не мастер исторического костюма. Он был одет как итальянец эпохи Возрождения – и не бедный итальянец. Ну и еще он явно попал под дождь. Что-то мне подсказывает, что это не Дезмонд Майлз. Вообще ни разу.
Где-то в этот момент мне в голову пришла мысль, что это розыгрыш. Просто Аркаша действительно немного тронулся и решил провернуть все это чтобы… чтобы… ну просто тронулся. А я как дурочка повелась. Сопоставила факты и решила, что вот реально мой математик вытащил кого-то из компьютерной игры. В психиатрии что-то на тему разделенного шизофренического бреда было, кстати. Надо бы почитать на досуге.
В это время гость подошел ко мне – двигался он так же, как и разговаривал: быстро, четко, но изящно. Буквально выхватив свечу из моей руки, он поднял пламя чуть выше, на уровень моего лица и с заинтересованным видом стал пристально меня рассматривать.
Я в целом не люблю внимание к своей персоне. Тем более такое.
-Хватит, это уже не смешно, - устало и с просящей интонацией сказала я.
В ответ он сделал вид, что оценивающе меня осматривает, как заправский донжуан, и из дальнейшей фразы я сделала вывод, что он вроде не собирается совершать надо мной никаких специфических действий. Ну хорошо. Но просила я не об этом. Ладно. Пренебречь, вальсируем.
Тогда я подошла к окну и сорвала фольгу. Стало заметно светлее.
Гость тоже подошел к окну, стал что-то все так же быстро и резко говорить, как будто он все еще не верил, что его не понимают. Разве что теперь он явно старался использовать более короткие предложение и делать после них секундные паузы. Так обычно разговаривают с детьми, давая им наказ. В процессе он кинул быстрый взгляд в окно. И застыл на полуслове, потрясенный.
Некоторое время он сосредоточенно рассматривал пейзаж. Из окна открывался шикарный вид для всех любителей индастриала. Окна выходили на шоссе Революции, по которому сновали машины. Левее, чуть в глубине, в шоссе Революции темно-серым широким полотном врывался Индустриальный проспект. За ним на фоне зеленого неба высились трубы заводов, серые ангары холодильников, чуть дальше над двумя градирнями ТЭЦ поднимался белый пар, который потом вливался в облака. Все это сияло сотнями огней. Граница темноты пролегала ровнехонько по Индустриальному – на левой его стороне фонари уже не горели, в то время как правая была освещена.
-Флоренциа? – растерянно обратился гость ко мне.
Я отрицательно покачала головой.
-Санкт-Петербург, - пояснила я.
Он нетерпеливо тряхнул головой и резко очертил кистью левой руки круг, явно требуя повторить.
-Сан – Пиетробурго, - наконец я вспомнила, как Питер звучит по-итальянски.
Незнакомец быстро кивнул и снова стал рассматривать пейзаж, теперь куда спокойнее. Видимо, тот факт, что это не Флоренция, а какой-то другой город с непроизносимым названием, примирял его с несколько экзотичным видом из окна.
Пока он любовался (хотя скорее он критически осматривал местность, явно что-то для себя запоминая) видом, я села на кровать и попыталась с помощью листочка, карандаша, промта и своих скудных знаний общей логики романских языков составить некий приветственный текст с основными вопросами.
Судя по реакции, текст получился не слишком грамматически правильным, но более-менее понятным. Жестами объяснив, что мне нужно, чтобы он записал свои ответы, я отдала ему карандаш.
Так я узнала, что его зовут Эцио Аудиторе да Фиренце и что он банкир из Флоренции. Глядя на его почерк, на его одежду, на его манеры во мне снова ожило ощущение, что это не шутка. Ладно, допустим Аркаша действительно провернул эксперимент – судя по катушкам, увы. И он действительно вытащил из другого времени этого человека. Или из другого времени и пространства. Но является ли это человек ассасином? Что, если это просто банкир?
И что нам, в любом случае, с ним делать?