— Я знаю, что поедать людей неправильно. «Город грехов»
Фредди Лаундс могла ошибаться насчет Уилла Грема, могла ошибаться насчет Ганнибала Лектера, могла ошибаться насчет Абигейль Хоббс, равно как насчет ещё тысячи людей. Но вот в отношении Фредерика Чилтона она с самого начала была права. Ну не верила Фредди, что Чилтон может быть серийным убийцей. Совершенно не верила.***
- Вы, должно быть, шутите... - заявила Фредди. Джек Кроуфорд - подтянутый, гладко выбритый, восседающий за рабочим столом в идеально отутюженном (ни одной чертовой складки!) костюме - как нельзя мало походил на любителя глупых розыгрышей, поэтому мисс Лаундс тут же выдвинула следующее предположение: - Вы, должно быть, держите меня за дурочку. Откровенно говоря, в это Фредди тоже не верила. Чопорный федерал мог осуждать ее методы, но даже он не стал бы отрицать, что несколько раз мисс Лаундс выходила на след преступников раньше Бюро. - Ваше недоумение понятно, - Кроуфорд был безмятежен, как скала. - Однако факты говорят сами за себя. Вещественные улики, обнаруженные на месте преступления, однозначно указывают на Чилтона. Показания Мириам Ласс однозначно указывают на Чилтона. Даже род его деятельности указывает на него. Сказать, что Фредди была удивлена - это значит ничего не сказать. Да она скорее поверила бы, что за звучным прозвищем Чесапикского Потрошителя скрывается восьмидесятилетняя миссис Денвер - ее соседка снизу и по совместительству патологическая сплетница. Но Чилтон? Увольте. - Почему, собственно, кандидатура Чилтона вызывает у вас сомнения? - Кроуфорд прищурился. - Не знал, что вы с ним хорошо знакомы. Тут федерал подловил Фредди, потому что несколько мимолётных встреч в Лечебнице* до знакомства явно не дотягивали, даже до самого поверхностного. Зато Лаундс, в силу обстоятельств, однажды состояла в близком контакте с внутренними органами доктора, хотя он этого, скорее всего, не помнил. На первый взгляд, Чилтон производил впечатление сноба и самовлюблённого пижона, но никак не хитрейшего серийного убийцы, которого за неуловимость и чрезвычайную жестокость прозвали так же, как легендарного Джека**. Интуиции своей Лаундс привыкла доверять, поскольку в основном та служила не хуже собаки-ищейки, хотя иногда, конечно, приводила вовсе не к той кроличьей норе, к которой должна была. - Ещё неделю назад, - ехидно протянула Лаундс, - вы клялись и божились, что Грем - убийца, и все доказательства так же "однозначно" подтверждают это. Сомневаюсь, что теперь ФБР кто-то поверит на слово, и со мной согласна значительная часть репортёров. На виске Кроуфорда запульсировала жилка. Видимо, Фредди попала в точку, и коллеги-журналисты, во всеуслышание заявляющие о некомпетентности федералов, были для Джека, что кость в горле. - Я, знаете ли, - Лаундс без угрызений совести продолжала сыпать Кроуфорду соль на рану, - в отличие от вас, больше всего на свете ценю правду. - Правду? - удивился Джек. - А я думал - деньги. - Правду и зелёненькие, - признала Фредди после минутного колебания, - но правду - больше. - Отрадно слышать. Так вы желаете взять интервью у Потрошителя? Фредди поняла, что в кои-то веки ей удалось невозможное: она заставила Джека Кроуфорда нервничать, а на это способен не всякий серийный убийца. - У Потрошителя - очень, - искренне ответила Лаундс, - но у вас ведь есть только Чилтон... Кроуфорд смотрел на неё с откровенным отвращением. Фредди поняла, что самое время прекратить глумиться и хватать за жабры ту возможность, которая ей предоставляется. Раз уж с рыбой не поговорить - придётся брать интервью у рака. - Так и быть, давайте Чилтона, - произнесла Лаундс с видом королевы, жалующей рыцарю как минимум поместье.***
Собираясь на встречи с героями своих репортажей, Фредди всегда уделяла большое внимание внешнему виду. Несмотря на очевидное своеобразие, психопаты оставались людьми, разделяющими большую часть общечеловеческих предрассудков и заблуждений. А homo sapiens, как известно, присуще судить по одёжке. Ради Чилтона Лаундс расстаралась на славу: сочетание узкой юбки и приталенного жакета сочного зелёного цвета с огненно-рыжими кудрями безотказно действовало на мужчин. Потенциальный Потрошитель не остался в долгу. На памяти Лаундс Чилтон оказался первым заключенным, которому безумно шла ядовито-оранжевая тюремная роба. Арестантское одеяние подчеркивало смуглый оттенок (Солярий? Автозагар? Круглогодичные поездки на курорты?) чилтоновской кожи, тёплое мерцание тёмных глаз, едва тронутую сединой вороную копну волос... - Доктор Чилтон, - Фредди резко оборвала текущие куда-то не туда мысли. У Лаундс почти не было предрассудков, зато имелась глубокая заинтересованность в психопатах, потому возможность возникновения влечения между ней и персонажем очередной статьи нисколько не шокировала женщину. И всё же она предпочла бы, чтобы героем этого эпатирующего романа стал кто-нибудь более... представительный, нежели Чилтон, как бы неотразимо он не выглядел в тюремной робе. - Мисс Лаундс, - доктор галантно склонил голову и даже сделал неловкую попытку встать со стула. Цепь, приковывавшая стальные браслеты на руках Чилтона к металлической столешнице, протестующе зазвенела. Фредди устроилась напротив доктора и скрестила руки перед собой, как примерная ученица воскресной школы. Эта поза предоставляла Чилтону шанс заглянуть в глубокий вырез её пуловера. Фредди могла бы под присягой заявить, что возможность лицезреть женскую грудь развязывает язык даже самым сдержанным мужчинам. Хотя и не всем психопатам. Впрочем, Фредди слабо верила в виновность Чилтона даже после изучения некоторой части доказательств, любезно предоставленных командой Кроуфорда. Хотя, разумеется, ничего нельзя исключать... - Скажите, доктор, - доверительно произнесла Лаундс, - вы действительно тот, кем вас считают? Чилтон пристально смотрел в глаза Фредди, не пытаясь опустить взгляд. Лаундс почувствовала себя несколько оскорблённой подобным пренебрежением. Нашелся тут пуританин! Или... Может, он голубой? Фредди отвесила себе мысленный подзатыльник. На встречи с психопатами-геями она обычно брала с собой смазливенького ассистента. - А кем меня считают? - спросил Чилтон с непроницаемым выражением лица. - Уникальным психопатом, легендарным серийным убийцей, человеком, который долгие годы водил за нос лучших детективов ФБР, - с наслаждением перечислила Фредди. На лице доктора не дрогнул ни единый мускул. Удивительно и интригующе. Большинство психопатов, будучи заключенными под стражу, с большим удовольствием делились подробностями совершенных преступлений. Именно их красочные рассказы легли в основу самых лучших статей Лаундс, что до чёртиков раздражало Джека Кроуфорда, настаивающего на соблюдении конфиденциальности. Но где конфиденциальность, а где пресса? Психопаты обожают внимание. Так какого рогатого Чилтон не испытывает удовольствия от настигшего его наконец признания? Насколько Лаундс могла судить, прежде — до того, как его взяли под стражу - доктор был настоящим эгоцентристом, страстно жаждущим славы, что, вообще говоря, характерно для серийных убийц. И это делает его нынешнее равнодушие особенно подозрительным. - Не думаю, чтобы я заслуживал этих громких титулов, - с печальной иронией заметил Чилтон. А не притворна ли его сдержанность? Возможно, Чилтон осознанно избрал для себя такую роль - невозмутимость и хладнокровие в одном флаконе. Или он заранее готовится к судебному процессу и боится произнести лишнее слово? - То есть вы не являетесь Чесапикским Потрошителем? Ещё недавно, как свидетельствуют мои источники, вы прочили на это место Ганнибала Лектера? При звуке этого имени руки Чилтона сжались в кулаки, скулы, обтянутые разом побледневшей кожей, резко очертились. Да ведь он напуган, поняла Фредди. Он смертельно напуган. Любопытно. Некоторые психопаты в условиях опасности способны испытывать страх - срабатывает инстинкт самосохранения. Но отчего Чилтон, даже если он является Потрошителем, испытывает ужас при упоминании Лектера? Того самого Лектера, которого Уилл Грем упорно обвинял в преступлениях, которые ныне приписывают Чилтону. С другой стороны, возможно, ему выгодно симулировать страх? Фредди поняла, что наскоком эту задачу не решить. Хочешь — не хочешь, а придётся проводить расследование. - Полагаете, я похож на Потрошителя? - ушел от ответа доктор. По скромному мнению Фредди, больше всего Чилтон походил на младшего сына уважаемого колумбийского мафиози, которого, в силу чересчур мягкого характера, сочли неподходящим для участия в делах семьи, но всё ещё зовут на воскресные ужины, чтобы порадовать старую богобоязненную мать семейства. - Вы загадочный человек, доктор, - мягко заметила Лаундс. - А я не сторонница поспешных выводов. Вот если мы познакомимся поближе - тогда, глядишь, я и смогу оценить, насколько все эти громкие разговоры близки к правде... Спустя три часа Лаундс покидала здание Лечебницы в отличном настроении. Она осталась вполне довольна полученным интервью, что, в общем-то, удивительно, поскольку Фредди не раздобыла никаких сенсационных сведений. Шахматная тактика, к которой она обычно прибегала (чередование "опасных" и "безопасных" для респондента вопросов), с Чилтоном работала их рук вон плохо. О детстве, семье, университетских годах и прочей ерунде доктор рассказывал весьма охотно, а вот при упоминании Грема, Лектера или Потрошителя немедленно замыкался в себе. И всё же визит в Лечебницу принёс Фредди кое-что более ценное, нежели сенсация. Кроуфорд, обвиняющий Лаундс в поклонении золотому тельцу, изрядно удивился бы, если бы узнал, что куда больше денег (по его утверждению) и правды (по её утверждению) Фредди любит загадки. Охотничий инстинкт - инстинкт детектива - в Лаундс был настолько силён, что порой она задавалась вопросом, не сглупила ли много лет назад, когда предпочла перо и чернила (читай: ноутбук и приложение «Ворд») значку копа. Впрочем, копы обязаны хранить молчание, а природа недаром наделила её писательским талантом. Дело Чилтона неожиданно представилось Фредди не очевидным промахом Кроуфорда, а интересной, сложной, многоуровневой задачей. Доктор мог являться, а мог и не являлся Потрошителем, но всё же каким-то образом он совершенно точно был с ним связан. Если уж начинать распутывать этот клубок - а Лаундс, бывшая в школьные годы отличницей по алгебре, не привыкла оставлять задачи нерешенными - то отчего бы не начать с всестороннего изучения доктора Чилтона? Тем более, что в наручниках у него такой восхитительно трагический вид.***
Как известно, существует пять стадий переживания горя: отрицание, гнев, торг, депрессия и принятие. Фредерик полагал, что имеет все основания собою гордиться, поскольку первые четыре стадии он преодолел за три часа, а потом успешно перешел к заключительной. В конце концов, что он мог сделать? Блестяще сфабрикованные улики - следует отдать должное гению Лектера - указывали на него, как магнитная стрелка - на север. Разумеется, Фредерик владел кое-какой компрометирующий информацией о Ганнибале, но, к сожалению, не мог её обнародовать, поскольку сведения, способные бросить тень на Лектера (а главное - заставить Кроуфорда вновь начать копать в этом направлении) раскрывали и собственные темные делишки Чилтона. Фредерик же полагал, что намерение ФБР засадить его на пожизненное по несправедливым обвинениям еще не повод предоставлять федералам обвинения справедливые. И конечно - как же иначе! - подо всеми этими вполне здравыми рассуждениями прятался безумный, иррациональный, животный страх. То мгновение, что Чилтон провел у ног облеченного в силиконовый костюм Лектера, перевернуло с ног на голову всю его жизнь. Фредерик помнил, как мягко серебрился нож в руках Ганнибала - конечно же помнил, ведь этот эпизод раз за разом повторялся в его кошмарах. Повторялся? Чушь. Сценарий каждый раз был иным: иногда Лектер ласково улыбался и медленно, маленькими шажками крался к силящемуся отползти Чилтону, иногда - наносил Фредерику раны и смотрел, как кровь капля за каплей покидает слабеющее тело, а однажды - Чилтон проснулся от собственного крика - Ганнибал неторопливо, по кусочку сдирал с него кожу. В общем, Лектеру удалось то, на что не сподобился даже Гидеон - Чилтон больше не желал с ним связываться. Пусть охотой на Ганнибала занимается закусивший удила, сам наполовину спятивший Грем. Пусть слава достается Кроуфорду. Пусть Блум казнится из-за собственной глупости. Он - Фредерик - не совершит ни единого резкого движения. Рано или поздно старина Ганнибал оступится. Не потому что он глуп - видит Бог, это не так - Чилтон даже сейчас не мог перестать восхищаться интеллектом Лектера. Не потому, что беспечен - Фредерик полагал, что Ганнибал действует осторожнее, чем канатоходец, ступающий по истлевающей нити. Собственная природа подведет его. Лев, однажды попробовавший человеческой крови, больше никогда не насытится мясом антилопы. Психопаты, по сути - те же самые звери. Они попросту не способны остановиться. За первым убийством следует второе, потом - третье, и вскоре они становятся рабами собственной больной страсти. Раньше или позже Лектер сам выроет себе могилу. Фредерик находил эту мысль весьма утешительной.***
Перво-наперво Фредди решила побеседовать с секретаршей Чилтона. Служащие низшего звена, на которых мало кто обращает внимание, знают о начальстве куда больше, чем этому самому начальству хотелось бы. И потом - миссис Мёрфи жила ближе всех остальных из длинного списка людей, с которыми Лаундс намеревалась побеседовать. Шикарный многоквартирный дом располагался в фешенебельном районе Балтимора: ухоженная огороженная территория; идеально чистая, удобная приемная; вежливая консьержка; четырехметровые потолки... Фредди присвистнула - секретарша доброго доктора определенно не знала слова "бедность". В груди подняла голову привычная змея-зависть: скромная квартирка Лаундс не шла ни в какое сравнение с этими роскошными апартаментами. Дверь открыла высокая смуглая женщина лет пятидесяти. Умное породистое лицо, темные волосы, затянутые в аккуратный узел, умеренный макияж - Фредди ощутила себя неухоженной и неряшливой в старом (но таком удобном!) пальто и любимых джинсах. - Как давно вы знаете доктора Чилтона? - спросила Лаундс, удобно расположившись в кресле. На столике перед ней исходили ароматом восхитительные рассыпчатые кексы и горячий кофе, любезно предложенные гостеприимной хозяйкой. - Давно, - откликнулась мисс Мёрфи, потягивая кофе из хрупкой фарфоровой чашечки. - Дайте подумать... Лет, вероятно, двенадцать. Да, все верно, я приступила к работе в Лечебнице в ноябре две тысячи первого. - Каждый день вы проводили в обществе доктора Чилтона несколько часов. Полагаю, из всех сотрудников Лечебницы наиболее плотно он общался именно с вами. Скажите... Каким начальником он был? Миссис Мёрфи заметно напряглась: - Вы переоцениваете мою роль, - холодно ответила она. - Я была всего лишь секретарём и выполняла самые обычные для такой должности обязанности. Доктор Чилтон куда более близко общался с коллегами-психиатрами... Знакомая песенка. От подозреваемых в убийстве (тем более - в нескольких убийствах) отказывались все: приятели, друзья, сослуживцы. Жены утверждали, что вовсе и не знают собственных мужей, дети искренне надеялись, что в молодости матушка изменяла супругу с почтальоном и именно он приходится им отцом... Какими хрупкими и ненадежными становятся связывающие людей узы, когда в двери стучится беда или - хуже того — позор! - Вот как... - Фредди понимающе кивнула. Одно из важнейших правил журналистики: хочешь развязать язык обеспокоенного человека - позволь ему выстроить вокруг себя иллюзию защиты. - Ясно. И все же... Скажите, что-нибудь - хоть что-нибудь - в его поведении казалось вам подозрительным? Миссис Мерфи передернула плечами: - Не в моих привычках следить за людьми, а доктор Чидтон очень ценил конфиденциальность. Решать, было ли что-либо подозрительное - это дело полиции. - ФБР, - прошептала Фредди. Секретарша посмотрела на нее с недоумением. - Серийными убийствами занимается ФБР. Миссис Мерфи равнодушно пожала плечами, показывая, что вся эта история настолько ее не касается, что она даже не желает знать подробности проведения расследования. Фредди попробовала зайти с другой стороны. - Каким он был начальником? Требовательным? Снисходительным? Как обращался с подчиненными? Не случалось ли приступов немотивированной агрессии? - Психопаты редко позволяют себе снимать маску на глазах окружающих, - заметила мисс Мерфи. - Они сдержанны, умны, превосходно держат себя в руках. Психопаты - мастера мимикрии, ничто не удается им так хорошо, как сливаться с людской массой, - последние слова миссис Мерфи произнесла с едва заметным презрением, и Фредди поняла, что уж себя-то женщина не считает частью безликой толпы. - Больная психика проявляется только в отношении жертв, иногда - членов семьи, в то время как посторонние люди могут годами ничего не подозревать. Вот это - слова человека, дюжину лет проработавшего в психиатрической лечебнице, подумала Фредди. - Доктор Чилтон - не исключение, - разговорилась секретарша. - Он умел быть обаятельным, если хотел: остроумно шутил, интересовался нашими личными проблемами, устраивал вечеринки для сотрудников и их семей. И жалованье платил более чем щедрое, - женщина непроизвольно бросила взгляд на браслет, инкрустированный - если Фредди не ошибалась (а она никогда не совершала ошибок в отношении драгоценных камней) - опалами. - Ваши показания могли бы иметь вес в суде, - заметила Фредди. - Они позволили бы присяжным взглянуть на Чилтона с другой стороны. Миссис Мерфи страшно побледнела, словно Фредди предлагала ей направиться не в тщательно охраняемое учреждение, где вершится правосудие, а по меньшей мере в грязный придорожный притон самого низкого пошиба, где день и ночь пьянствуют отморозки. - Об этом не идет и речи! - отрезала секретарша. - Я говорила с полицией... С ФБР, и офицер уверил меня, что моего имени не внесут в список свидетелей. Фредди почти наслаждалась этой наглядной - хрестоматийной - иллюстрацией человеческого вероломства. Чилтон больше десяти лет кормил миссис Мерфи с ложечки, но пришла беда - и от ее лояльности не осталось и следа. Для заключенного Чилтона у почтенной женщины не найдется и получаса. И эти люди имеют наглость рассуждать о совести и называть Фредди жадной до денег и беспринципной. Какое очаровательное лицемерие! - Боюсь, мисс Лаундс, - из глаз секретарши бесследно исчезли признаки зарождающейся симпатии, - мне больше нечего сказать. Я вообще человек не публичный, и надеюсь, что мое имя не прозвучит в прессе. "Об этом, милочка, нужно было думать прежде, чем соглашаться на интервью," - внутренний голос Фредди истекал ядом. Впрочем, Лаундс инстинктивно чувствовала, когда пора уходить, чтобы не нажить ненужных врагов. - Просто поразительно, - невинно округлила глаза журналистка, - насколько упростились человеческие отношения. Люди знакомы больше дюжины лет, но им совершенно нечего друг о друге сказать. Расследование расследованием, но Фредди перестала бы себя уважать, упусти она возможность уколоть шпилькой эту холеную высокомерную дамочку.***
- Слышь, доктор! - просипел Буйный Джон. При задержании он оказал федералам достойное сопротивление (один агент убит, двое - в реанимации), и шальная пуля угодила ему в горло. Связки так до конца и не восстановились. - А? Доктор Чилтон? - Я внимательно слушаю тебя, Джонни, - негромко откликнулся Фредерик. - Говорят, на твоем счету больше двадцати убийств... Ни хрена себе цифра! Ни у кого здесь такой нет! В прошлом Фредерик не стыдился приписывать себе чужие заслуги, но в данном конкретном случае он отчего-то не испытывал ни малейшего желания претендовать на лавры Лектера. - Обвинения сфабрикованы, - привычно произнес Фредерик. В ответ раздался издевательский смех. - Давай, давай, рассказывай, - ядовито прошипел Том-Свежевальщик, чья камера располагалась слева от чилтоновской. - Все так говорят, - с иронией заметил Толстый Билл из пятой. Какой-то урод из камеры, находящейся ближе к выходу (Фредерик уже не помнил, кто там сидит) издал губами звук, в некоторых слоях общества понимаемый, как выражение крайнего пренебрежения к аргументам собеседника. - Как же, как же, - просипел Джон. - А скажи, тебе кто больше нравился: мужики или бабы? Или кто еще? Сам Джонни предпочитал девочек-подростков (желательно - чернокожих) и творил с ними такое, что федералам пришлось перевозить его под тройным конвоем, чтобы родственники жертв не устроили линчевание. - А правда, что ты их ел? - не унимался Джонни. У Чилтона имелись серьезные опасения, что он не только ел "их", но даже находил весьма вкусными. К счастью, Фредерик никогда не почитал себя чересчур впечатлительным, равно как и щепетильным, потому не чувствовал ни капли вины за многочисленные трапезы, которые разделял с Ганнибалом. В конце концов, тем беднягам ведь уже было всё равно, верно? Нет, невольный каннибализм нисколько не отягощал совесть Чилтона, а вот назойливое внимание со стороны других заключенных порядком портило ему нервы. "Постояльцы" Лечебницы пришли в бурный восторг от того, что бывший врач оказался одним из них, и поспешили выразить радость всеми доступными им способами: говорили, кричали, визжали, смеялись, царапали стены, стучали пятками о прутья решеток... Одни пытались таким образом выразить восхищение (как-никак против Фредерика шили самое серьёзное обвинение, предъявляемое в штате Филадельфия за последние двадцать лет). Другие жаждали свести счеты за прошлое - увы, зачастую у Чилтона складывались не самые лучшие отношения с пациентами. Были и те, кто неистовствовал просто за компанию, чтобы развеяться. Отбывать принудительное лечение в тщательно охраняемой лечебнице очень скучно, знаете ли. Они сводили Фредерика с ума. Иногда - особенно по ночам, когда, как он прекрасно знал, охранники спали в подсобке - Чилтону казалось, что стены и решетки вот-вот рухнут, и тогда толпа уродливых безумцев хлынет в камеру, чтобы разорвать его на мелкие кусочки. Как взрослый и разумный мужчина, как профессионал, как публикующийся психиатр, Фредерик понимал, что самое лучшее - не слушать и не слышать этих возгласов, бормотаний, визгов, и уж тем более - не вступать в беседу. И тем не менее они умудрялись достать его: в темном подземном этаже ставшей абсолютно чужой Лечебницы здравые мысли лопались, как мыльные пузыри, и на смену им тихо прокрадывались совсем другие: отчаянные, мятущиеся, безумные. Что будет чувствовать охотник, по глупости и несчастью попавшийся в собственную волчью яму? А если в той яме уже беснуется обезумевшее зверье? Время шло, и спокойствие, поначалу владевшее Чилтоном, испарялось, как лужица на тротуаре в жаркий день. Право дело, федералы вообще собираются вести расследование или нет? Любой здравомыслящий человек, ознакомившийся с фактами, поймёт, что Чилтон никак — совершенно никак — не может быть Чесапикским Потрошителем. Даже его психологический портрет выбивается из картины. Кроуфорд потрудился хотя бы обратиться за консультацией к психиатру? Тут Фредерика прошиб холодный пот. ФБР вполне могло обратиться к одному хорошо известному психиатру — любителю силиконовых костюмов и холодного оружия. Уж этот психиатр дал бы им весьма любопытный (а главное — подходящий) психологический портрет мистера Фредерика Чилтона. Какая досада, что Подражатель растратил силы (и жизнь) на бессмысленные приказы Уилла Грема. Сейчас Чилтон не отказался бы от психопата, безумно жаждущего его внимания и готового выполнить любой каприз. Уж Фредерик нашел бы, о чем попросить, и — к слову — даже обошелся бы без человеческих жертв, не в пример тому же Грему. Как не прискорбно сознавать, Фредерик чрезвычайно нуждался в помощи.***
- Чудовищная история! Просто чудовищная! Я, как узнала, места себе найти не могу! - заявила Сабрина Паркер. Фредди понимающе кивнула. Бывшая любовница Чилтона носила длинные волосы (светлая шелковистая волна спускалась до талии), высокие каблуки и несколько килограммов силикона, неравномерно распределенных по стройному телу. Во всяком случае, Фредди очень хотелось верить, что высокая грудь мисс Паркер, выгодно подчеркнутая облегающим джемпером - плод трудов пластического хирурга, а не дар природы. Иначе выходит, что природа чудовищно несправедлива: одних осыпает достоинствами с головы до ног, а других... Что и говорить: роскошная женщина. Именно таких и предпочитают самовлюблённые пижоны вроде Чилтона. Фредди сама не понимала, отчего это её так огорчает. - Сколько лет вы были вместе с доктором Чилтоном? Паркер призадумалась. - Что-то, наверное, около двух лет. Хотя нет... Первые пол года Фредерик просто увивался за мной. Надо отдать ему должное, ухаживать он умеет, мерзавец, - красавица хитро подмигнула, - так что через шесть месяцев мы съехались. - Замечали ли вы что-нибудь подозрительное в его поведении? - уже привычно спросила Фредди. Этот вопрос Лаундс задавала всем, но пока ещё никто: ни сотрудники лечебницы, ни соседи, ни личный юрист, ни приятели — никто не припомнил ни одного случая, способного подтвердить связь между Чилтоном и Потрошителем. Фредди начала склоняться к мысли, что она пытается поймать крокодила в озере, где никогда не видели крокодилов. Возможно, первое впечатление было верным, и Чилтон — вовсе не серийный убийца. - Подозрительное? - Паркер удивлённо приподняла брови. Фредди не удержалась от мысли, что это выражение лица было тщательно отрепетированным, призванным привлекать внимание к тщательно накрашенным выразительным карим глазам. - Вы считаете, что те ужасные обвинения — правда? - Кому интересно, что считаю я? Я никогда доктора и не видела, - покривила душой Лаундс. - Важно, что думаете вы. - Я не верю, что Фредерик — убийца, - заявила Паркер. Фредди промолчала. Она могла бы сказать, что родственникам и возлюбленным серийных убийц свойственна определенная избирательная слепота. - Говорю вам, Фредерик не может быть убийцей! - настойчиво повторила Паркер. - Почему? - насторожилась Лаундс. Неужели Сабрине известно нечто, способное пролить свет на это дело? Быть может, алиби или... - У Фредерика не было от меня секретов! Лаундс разочарованно пожала плечами. Обычное заблуждение самоуверенной женщины. Секреты есть у всех: жены обманывают мужей, дети — родителей, любовники — любовниц... У самого открытого с виду человека в шкафу может прятаться целое кладбище. - Вы мне не верите, - горько промолвила Паркер. Она погрустнела и заметно состарилась: нет, ей не двадцать пять, как изначально показалось Фредди, а хорошо за тридцать. - Никто не верит. Я всё равно приду на заседание, и заставлю присяжных выслушать меня! Фредди была вынуждена констатировать, что в женщинах Чилтона привлекала не только броская внешность. Паркер, определенно, кое-что смыслила в преданности.***
- Вы по-прежнему отказываетесь признавать свою вину? - лениво спросил агент Кроуфорд. - Я весьма удивлён, - заметил Ламберт, - что такой опытный агент, как вы, столь неграмотно формулирует вопросы. Презумпция невиновности, мистер Кроуфорд, гласит, что гражданин является невиновным, пока не доказано обратное. В случае же моего клиента доказать ничего не выйдет, поскольку мистер Чилтон не совершал ни одного из вменяемых ему деяний... Фредерик дремал с открытыми глазами. Еженедельные допросы проходили по заведенному сценарию, и, судя по всему, всерьёз их воспринимал только адвокат. Кроуфорд действовал вяло, раз за разом повторяя одни и те же вопросы, на которые Чилтону по большому счету было нечего ответить, но это ни разу не вывело федерала из себя. Собственно, Фредерику казалось, что Кроуфорда нисколько не интересуют ни его ответы, ни он сам, и глава поведенческого отдела намеренно затягивает процесс. Может, он, Чилтон, требуется федералам только для отвода глаз, в то время как они ведут охоту за настоящим преступником? Утешительная мысль, но, к сожалению, недоказуемая, поскольку Кроуфорд, разумеется, не станет делиться с Фредериком своими планами. Беда в том, что брошенного на произвол судьбы (и персонала своей же Лечебницы) Фредерика постепенно захлестывало отчаянье. Тактика непротивления, казавшаяся разумной в начале, теперь вызывала серьёзные сомнения. Шли недели, тучи над головой Фредерика сгущались всё сильнее, и в целом мире у Чилтона не было ни одного союзника, за исключением сомнительных кандидатур Грема и, может быть, Кроуфорда. На их счет, впрочем, у Фредерика имелись серьёзные сомнения, а ненадёжный союзник, как известно, опаснее надёжного врага. Возможно, Кроуфорд вообще больше не рассматривает Лектера в качестве подозреваемого - в конце концов, они всегда были друзьями. Тем более что в распоряжении федерала имеется такой замечательный козёл отпущения. Но разумно ли подставляться, давая показания против Лектера? Мало радости, освободившись от обвинений в убийствах, сесть за превышение должностных полномочий и нарушение этики... Нет, подставляться — это не выход. Самое разумное — ждать. Ждать, пока федералы сами не поймают Лектера. Вот только ждать с каждым днём всё труднее. Если бы только знать, что где—то за пределами тюрьмы у него есть хоть один союзник...***
- Конечно я помню Фредерика Чилтона, - доктор Бернард свёл на переносице седые брови. - Я был его куратором. Заведующий хирургическим отделением Центральной Больницы города Балтимора изрядно напоминал Фредди её собственного дедушку: та же обширная лысина, окруженная венчиком седых волос; та же уверенная, но несколько тяжеловатая походка; тот же строгий голос; то же неодобрение в глазах... Это удивительное сходство заставило Лаундс несколько ослабить напор и взять другой — более уважительный — тон, поскольку дедуля был именно тем человеком, которому всегда удавалось сбить спесь с амбициозной внучки. - Как бы вы охарактеризовали его, доктор? Не проявлял ли Чилтон уже тогда склонности к жестокости? Не замечали ли вы каких-то тревожных предпосылок? - Если бы поведение Фредерика чем-то меня обеспокоило, я немедленно связался бы с соответствующими специалистами, - строго ответил Бернард. Фредди снова почувствовала себя нашкодившей десятилетней девчонкой. - Но Фредерик не принадлежал и, как мне кажется, не принадлежит к психопатическому типу. - Вы утверждаете, что он не убийца? - Я утверждаю, что он не психопат. Убийца — вполне возможно. Фредерик ещё в юности демонстрировал почти полное отсутствие принципов и, прямо скажу, не ограничивал себя рамками «хорошо-плохо». - Это один из основных признаков психопатии, - заметила Фредди, посвятившая немало времени изучению литературы по соответствующему предмету. - Отнюдь нет. Психопаты не способны характеризовать поступки, как «хорошие» и «плохие». Они в принципе лишены совести на биологическом уровне. Фредерик же, - ухмыльнулся старый доктор, - совестью обладает, но она у него весьма... сговорчивая. - То есть ваш вердикт: мерзавец, но не серийный убийца. - Не серийный, нет. Я без особого труда могу представить Фредерика убивающим ради выгоды, особенно — ради выгоды профессиональный. Но для удовольствия... Крайне маловероятно. К тому же я бы сказал, что Чилтон психологически скорее отравитель, он не стал бы пачкать руки в прямом смысле. Те убийства, о которых вы рассказали... Преступник, очевидно, упивался процессом, создавая из жертв своеобразные произведения искусства, порождённые его больным разумом. Фредерик же, можете мне поверить, не испытывал никакого удовольствия от нарушения целостности человеческой оболочки. Больше того — для совершения сложной хирургической операции у него недостаёт знаний. Лаундс искренне удивилась. Уж не выгораживает ли Бернард своего любимчика? - Не представлю, как это возможно, - ехидно заметила журналистка. - Он ведь учился у вас, а среди хирургов вы славитесь одним из наиболее квалифицированных специалистов. - Под моим началом он проучился только полтора года, потом — сбежал в психиатрию от греха подальше. Видите ли, Фредерик происходит из семьи потомственных врачей: прадед его был главой госпиталя в Огайо, дед держал частную клинику в Пенсильвании, а отец в своё время был лучшим нейрохирургом в Балтиморе. Медицине в принципе присуща «клановость», и я не вижу в этом ничего плохого, ибо зачастую родители-врачи помогают детям-врачам на начальном этапе справляться с трудностями и банальным стрессом. К сожалению, иногда — например, в случае Фредерика — родители слепо подталкивают ребенка к профессии, вовсе не являющейся его призванием. Фредерик был сущим кошмаром, если честно. Он плохо разбирался в теории, и она совершенно очевидно его не интересовала. Он боялся ответственности за человеческую жизнь и, - старый доктор презрительно фыркнул, - с трудом переносил вид крови и открытых ран. Да что там говорить: во время единственной операции, на которой Фредерик присутствовал, он грохнулся в обморок, как истеричная барышня, и заблевал половину операционной. Фредди не знала, что ответить. Любопытно, слышал ли об этом инциденте Джек Кроуфорд? - Психиатрия, - заключил Бернард, - стала для Фредерика спасением. Он ведь в конце концов неплохо устроился: должность главврача Лечебницы — лакомый кусок. Правда, мои друзья, работающие в области психиатрии, говорят, что публикует он полную чушь... Не удивлюсь, если это правда — наука, повторюсь, никогда не была призванием Фредерика. - Скажите, доктор, - задумалась Лаундс, - есть ли вероятность, что Чилтон симулировал всё это: страх крови, неспособность к хирургии? Может, таким образом он хотел обезопасить себя, пресечь подозрения в зародыше? - Едва ли. Фредерик чрезвычайно самолюбив, он ни за что на свете не стал бы скрывать от мира свои таланты. Впрочем, - старый доктор почесал подбородок, - ничего нельзя исключать. Жизнь научила меня тому, что люди обожают совершать то, на что ты считаешь их неспособными.***
Всю жизнь Фредерик пытался оправдать ожидания родителей, и всю жизнь он терпел сокрушительное фиаско, особенно в отношении отца. Мать, страстная любительница раутов и выходов в свет, не испытывала к сыну (да и к мужу, равно как и к кому-либо другому) сильных чувств и была вполне довольна, если поведение Фредерика отвечало стандартам, принятым в обществе. Отец же... Отец страстно и беззаветно любил медицину, потому сын, к медицине мало способный, стал для него настоящим бельмом на глазу. Как же так, нарушены традиции славной врачебной династии! Чилтон-младший слишком поздно понял, что слепое следование советам Чилтона-старшего не приведёт к добру: к тому времени он был уже на четвёртом курсе, без пяти минут практикующий хирург. Тот факт, что хирургии Фредерик панически боится, отчего-то никто не принимал во внимание. Отец, очевидно, полагал, что рано или поздно в сыне проснутся его гены и молодой человек сроднится со скальпелем, сам же Фредерик слишком боялся разочаровать отца. Впрочем, первая же настоящая операция расставила все по своим местам. Чилтон до сих пор помнил тошнотворный запах внутренностей, смешанный с резким ароматом лекарств, и неожиданно поплывшую перед глазами операционную... Ох, как ругался отец: Фредерик вдруг оказался и никчемным слабаком и позором семьи! Чилтон-старший настаивал, чтобы сын повторил попытку, но Фредерика ничто и никогда не заставило бы вернуться в операционную, потому он впервые в жизни проявил характер и сменил поле деятельности. Психиатрия, к сожалению, тоже не являлась его коньком, но он хотя бы ни разу не лишился чувств во время сеансов. В своё оправдание Фредерик мог сказать, что менеджером, в отличие от врача, он был превосходными, и Лечебница немало выиграла от его присутствия. Но отец оставался непримирим. Фредерик не мог объяснить, отчего ему так важно мнение старика (Почему нас вообще волнует мнение родителей?), но оно было важно, и Чилтон всеми силами старался завоевать отцовское уважение, равно как и репутацию в научных кругах. Ради заветной цели он не считался со средствами, будь то кража чужой идеи или применение к больным весьма спорных методик и препаратов... И всё равно над его статьями посмеивались.***
- Настойчивости вам не занимать, мисс Лаундс. Вы запугали моего секретаря, довели до икоты дежурного по этажу, заставили расплакаться вахтершу... Может, Фредди показалось, но вроде бы в голосе Кроуфорда отчетливо звучало восхищение. - Мне очень нужно было с вами встретиться, - с достоинством ответила женщина. - Это не повод терроризировать сотрудников управления, - парировал Кроуфорд. - И что же заставило вас столь... отчаянно добиваться аудиенции? Фредди надоело ждать приглашения, поэтому она бесцеремонно отодвинула стул, стоящий возле стола агента, и плюхнулась на него. - Дело в Чилтоне, - Лаундс сразу перешла к делу. - Он не тот, кто вам нужен. - Вот как? - поднял брови Кроуфорд. - Персона доктора, как я посмотрю, не дает вам покоя... Фредди пожала плечами. - Я уже некоторое время пишу книгу, посвященную Абигайль Хоббс... - Даже после ее смерти? - Особенно после ее смерти. Мертвые знаменитости нравятся публике ничуть не меньше живых. К тому же, - Фредди заговорщически подмигнула агенту, - мертвые не могут обвинить в клевете и потребовать дать опровержение, а это нравится уже мне. Фредди помолчала, разглядывая почетные грамоты, плотно покрывающие стену справа от стола агента. А Кроуфорд-то не лыком шит. И в горячих точках, оказывается, бывал, и заложников освобождал, и раненых товарищей из-под пуль выносил... - Если принять ваши слова за истину, - продолжила Фредди, - то получается, что Абигайль убил именно Чилтон. Убил, а потом поместил отрезанное у нее ухо в пищевод Уилла Грема. При всем уважении не могу представить, зачем ему нужно было настолько все усложнять. - Чтобы перевести подозрения на Грема. - Я знала, что вы это скажете, - кивнула Лаундс, - но нет, не складывается. Грем и так был основным подозреваемым, ведь именно он забрал Абигайль из центра реабилитации. О Чилтоне тогда никто и не думал - ему достаточно было всего лишь избавиться от тела и умыть руки. - Мышление психопатов в значительной степени отличается от мышления остальных людей. Порой они склонны совершать бессмысленные, на наш взгляд, поступки. - Только не Чесапикский Потрошитель. Долгие годы он методично отбирал жертв и убивал их под носом у ФБР, а вы и ваши коллеги были бессильны. У этого человека железные нервы и безошибочная, математическая логика. И вы говорите мне, что он стал бы так бездарно подставляться в деле Абигайль? Или — больше того: устроив кровавую резню у себя в доме, он отправился к Уиллу Грему искать помощи? Полная чепуха, мистер Кроуфорд, и я не верю, что вы, о котором в ФБР ходя легенды, вы, чьим именем пугают стажеров, этого не понимаете. Лицо федерала осталось бесстрастным. - Моя работа не понимать, а собирать доказательства, и доказательства указывают на доктора Чилтона... - Не думаю, что вы со мной вполне искренни! - перебила Фредди. - Вы не святой отец, и здесь не исповедальня, - хмыкнул Кроуфорд. - Чего именно вы от меня хотите, мисс Лаундс? - Устройте мне встречу с Чилтоном и я оставлю вас в покое, - пошла ва-банк Фредди и тихо добавила: - на какое-то время. - Будет вам встреча, - ответил федерал, - даже не одна, если захотите...***
Через пять минут после того, как из кабинета Джека Кроуфорда выпорхнула не верящая собственной удаче Фредди Лаундс, туда вошел Джимми Прайс. - Я обещал Лаундс, что в понедельник она сможет поговорить с Чилтоном, - сказал Кроуфорд, не поднимая глаз. - Организуй всё необходимое. - Зачем вы отдаёте Чилтона этой пиранье? - Пиранье? - фыркнул Джек. - Чилтон, знаешь ли, тоже не белый барашек... Они стоят друг друга. Лаундс копает в правильном направлении, что нам совершенно не выгодно, а для неё самой попросту опасно. Если она начнёт подозревать Лектера, и он об этом узнает, я не дам за жизнь Лаундс и ломаного цента. Чилтон, я надеюсь, сможет на какое-то время её отвлечь, тем более, что и ему это пойдёт на пользу: у него, как мне кажется, начинают сдавать нервы... - Уиллу пора бы уже перейти к действиям. - Уилл подготавливает почву, - Джек пристально посмотрел на Прайса. - Лектер не похож ни на одного из тех, с кем нам приходилось иметь дело раньше, потому и подход к нему нужен особый. - Промедление может стать катастрофой, - хмуро ответил Джимми. - Время, которое мы тратим на то, чтобы изучить Лектера, он тратит на то, чтобы изучить нас, и я боюсь, что у него это получается лучше. - Я понимаю, ты всё ещё оплакиваешь Беверли, - мягко сказал Джек. - И я оплакиваю. Но мы не можем позволить гневу взять верх над разумом. Даже месть должна быть продуманной. Позаботься, чтобы Лаундс и Чилтон не мешались под ногами, а Лектером займётся Уилл.