Последнее дело Ватсона

      — Холмс, что вы думаете о загадочной краже полотна Рубенса из Меригон-Холла? — спросил Ватсон, внимательно изучавший криминальные колонки утренней газеты.       — Вы явно льстите этому происшествию, Ватсон, — сказал Холмс, не поворачиваясь. — В нём нет ничего загадочного: картину якобы украл сам коллекционер, в последнее время слишком пристрастившийся к игре в карты и вынужденный тайно распродавать коллекцию с целью скрыть своё незавидное финансовое положение от общества и в первую очередь от семьи. С делом вполне справится и Скотланд-Ярд, если, конечно, не поленится узнать о состоянии банковского счёта «обокраденного».       — Во вчерашнем «Стрэнде» опубликовано продолжение истории Обаятельного шантажиста, — мельком бросил взгляд Ватсон на газету, отложенную в сторону. — Жуткая несуразица, которая почему-то очень популярна.       — Неужели хоть кто-то читает подобный вздор и восторгается наглым преступником с топорными методами работы, тянущим из жертвы всё до последнего пенса? — охотно согласился с ним Холмс.       В это утро он был необычайно бодр и полон сил, что было связано с разрешением загадки о странном убийстве ради фарфоровой чашки с отколотой ручкой. Холмс бы с удовольствием направил свою энергию на расследование очередного преступления, но клиенты пока не спешили поделиться с ним интересными делами, и он собирался провести время за химическими опытами. Словно не замечая несколько недовольного взгляда Ватсона и совершенно не думая о неизбежном огорчении миссис Хадсон из-за малоприятных запахов в квартире, он уже зажёг спиртовку и начал греметь пробирками, как раздался торопливый стук в дверь. Холмс, заинтересовавшись, поднял голову и заметил:       — К нам посыльный, Ватсон. Со срочным сообщением, вероятно, от Скотланд-Ярда.       Ватсон не успел ничего спросить, даже удивиться — по лестнице, игнорируя возмущённый окрик миссис Хадсон, быстро взбежал и ворвался в комнату долговязый мальчик, крепко сжимавший в руке изрядно помятую записку. Не в силах отдышаться и хоть что-то сказать, он протянул её Холмсу, а сам привалился к косяку двери.       — Двойное убийство на Беркли-стрит. Заколоты лорд Уильям Корчфилд и сэр Энтони Корчфилд. Холмс, срочно нужна ваша помощь, — прочитал неразборчивый текст Ватсон, заглянувший Холмсу через руку. — Подписи нет.       — Узнаю старину Лестрейда, — усмехнулся Холмс. — Только он пишет такими каракулями во взволнованном состоянии — а инспектор очень взволнован.       И правда, почерк оставлял желать лучшего: буквы скакали, лезли друг на друга, смешиваясь, дважды была поставлена клякса. До чего сильно спешил Лестрейд, если не стал ничего исправлять и поскорее отправил это Холмсу!       — Убийство произошло не больше часа назад неподалёку отсюда, — мальчик, наконец, отдышался и смог заговорить. — Инспектор Лестрейд просит вас забыть все разногласия и как можно скорее приехать — пострадали знатные лица, и Скотланд-Ярд не имеет права на промедления, не может позволить убийце ускользнуть.       — Наконец-то наш старый друг оценил наши скромные способности по достоинству, — заметил Холмс. — Ватсон, я надеюсь, вы составите мне компанию?

***

      Дом 27 по Беркли-стрит производил самое неприятное впечатление. Забранные решётками окна, строгий серый фасад без единого украшения, грозные чёрные и довольно толстые двери — во всём было что-то гнетущее, совершенно отталкивающее любого посетителя. Невозможно было представить, что здесь проживают, впрочем, уже проживали, благородные братья Корчфилд, люди из высшего общества.       Лестрейд встретил Холмса с видимым облегчением на лице и сразу же поспешил провести сыщика и его верного биографа в дом, попутно вводя их в курс дела.       — Братьев Корчфилд убили около часа назад. Закололи, потратив минут двадцать. В доме была только глуховатая кухарка, которая ничего не слышала, а тела обнаружила горничная, бегавшая в момент убийства за фруктами к завтраку, но пока это всё, что мы знаем — эксперты ещё не осматривали тела, а мы — место преступления. Мы ничего не трогали.       — А также почти не заходили в комнату и не затоптали следы, что неожиданно и похвально с вашей стороны, — обронил Холмс, склонившись над порогом и что-то внимательно рассматривая.       Пока его друг исследовал паркет, Ватсон осторожно прошёл к телам убитых. Характер нанесённых ран предполагал мгновенную смерть, и Лестрейд верно сделал, что не стал звать врача, кроме как для приведения в чувство увидевшую всё это горничную. Похоже, это не случайное преступление, убийца явно ненавидел Корчфилдов: первые удары он нанёс в сердце, а затем, не целясь, ударял клинком в грудь, вымещая крайнюю злобу.       Холмс же, как только изучил нечёткий, но различимый след у порога, на цыпочках прошёл в аскетично обставленную гостиную. Покружил немного над телами, уделяя внимание ранам убитых, бегло оглядел случайно опрокинутый деревянный столик, самым тщательным образом изучил подлокотники кресла, о которые убийца вытер орудие преступления, присмотревшись, стянул со спинки кресла пару тёмных волосков и разогнулся с довольным видом. Лестрейд следил за всеми действиями Холмса с надеждой и, как только сыщик поднялся, осведомился о результатах осмотра.       — Убийца — мужчина из общества, лет сорока-сорока пяти, ростом чуть пониже вас, левша, имеет большой размер ноги, привычку много ходить пешком и является франтом, — словно между делом сообщил Холмс, ещё раз склонившись над грузным телом лорда Корчфилда. — Эх, нет, — пробормотал он после осмотра рук и выпрямился. — Вы можете забирать тела и проводить собственные наблюдения, а мне нужно поговорить с горничной, обнаружившей своих хозяев убитыми.       Лестрейд просиял. Пообещав привести горничную через несколько минут, он вышел из комнаты, на ходу раздавая приказания ожидавшим в холле подручным.       — Холмс, вы не могли бы объяснить… — лишь только инспектор покинул их, попросил Ватсон, делавший заметки в блокноте.       — То что, что убийца — низкорослый левша, можно понять с первого взгляда по характеру ран, — с готовностью отозвался сыщик. — Только он может нанести удары приземистому лорду Корчфилду напрямик, не сверху вниз, а промахнувшись, скользнуть по телу справа налево, как сделал бы любой левша. О размере ноги я сделал вывод по любезно оставленному преступником следу. Часть рисунка на подошве стёрлась, но обувь явно новая, вывод: он любит много ходить пешком. У убийцы уже пробивается седина, которую он, закрашивая волосы, успешно скрывает. Для пожилого у него слишком крепкая рука и сильный удар, а для молодого он слишком рано начал седеть.       — А как вы определили, что он франт?       — Только франт настолько озабочен своей внешностью, что закрашивает седину. Кроме того, принюхайтесь, Ватсон. Вы чувствуете? Кроме запаха крови и ненавязчивого аромата туалетной воды, исходящего от сэра Корчфилда, в комнате присутствует довольно стойкий запах новомодного парфюма, которым и пользовался убийца.       Их беседу прервал Лестрейд, сообщивший, что горничная готова дать показания, но наотрез отказывается приближаться к месту преступления и просит провести разговор на кухне. Холмс, хоть и досадливо вздохнувший, не возражал.       Мисс Паркер оказалась миловидной женщиной лет тридцати, ужасно напуганной и ещё не до конца пришедшей в чувство, но старательно сдерживавшей себя и полной решимости помочь изобличить преступника.       — Я служу у лорда Корчфилда всего пять лет, сэр, но могу поручиться, что они добропорядочные люди, сэр, — нервно комкая белоснежный платок, запинаясь и торопясь, заговорила она. — Вежливые даже к нам, а часто ли к нам бывают вежливы? Капризны, правда, для них всё должно быть идеально, все требования скоро выполняться, но так и платят они нам щедро. Вот сегодня сэр Корчфилд потребовал груш. Джейми, выполнявший такие просьбы, еще вчера заболел, и к зеленщику — он стоит недалеко от дома, можно быстро добраться — пошла я. Немного задержалась с продавцом, пытавшимся продать не совсем спелые груши, так что вернулась только почти через полчаса и была готова получить нагоняй, а там… там… — Выдержка изменила мисс Паркер, женщина всхлипнула и уткнулась в платок.       Ватсон принялся великодушно утешать расстроенную и напуганную девушку, и Холмс, внявший его предупредительному жесту, подождал, пока горничная придёт в себя.       — Мисс Паркер, когда вы пришли, дверь была открыта?       — Да, сэр.       — Но вы этому не удивились?       — Нет, сэр. Видите ли, сэр, я слишком торопилась выполнить поручение сэра Корчфилда и забыла, что Джейми болеет, и дверь запереть некому, а когда вспомнила, то не стала возвращаться. Я подумала ещё: «Что может произойти за десять минут?». Оказалось, может произойти убийство, — горько усмехнулась она, но на этот раз сдержалась.       — Вы не видели никаких спешно удаляющихся от дома людей?       Горничная отрицательно покачала головой.       — Или отъехавший прямо от дверей кэб? — спросил Ватсон, отходя от всё более собиравшейся девушки.       — Кэб был, — подняла глаза мисс Паркер, — но я не обратила внимания, кто в него садился.       — И номер кэба вы, конечно, не запомнили?       — Нет, с чего бы. Мало ли кто проезжает, — с сожалением ответила горничная, с явным облегчением встретившая завершение беседы.

***

      — Мисс Паркер отзывалась о своих хозяевах как о добропорядочных людях, но для образцовых членов общества они слишком жестоко убиты, — Холмс хранил молчание всю дорогу до дома, что-то сосредоточенно обдумывая, и заговорил только оказавшись в родной уютной гостиной на Бейкер-стрит. — Думаю, нам стоило бы прогуляться до Лондонского университета и разузнать поподробнее о студенческом прошлом Корчфилдов, раз их дальнейший образ жизни безупречен.       — Может быть, Холмс, вы предпочтете не расспрашивать напыщенных профессоров, если можете услышать о юношеских годах Корчфилдов от их знакомого? — с удовольствием наблюдая возникшее на лице Холмса столь редкое выражение удивления, Ватсон продолжил. — Я был их приятелем и соседом по комнате младшего брата.       — Ватсон, вам удалось меня поразить, — искренне произнёс Холмс. — Я знал, что вы учились с ними в одном университете — об этом говорят одинаковые значки в вашей спальне и их гостиной — но даже и предположить не мог, что вы были их сокурсником и, более того, знакомым. Разумеется, я предпочту, чтобы о прошлом Корчфилдов рассказали вы, человек, в правдивости и искренности которого я могу не сомневаться.       — Ничего, что отличалось бы от слов прислуги, — Ватсон был тронут этой похвалой и спешил поделиться сведениями. — Обычные студенты, в меру усидчивые, в меру безалаберные. Ничего страшнее несданной вовремя библиотечной книги или выговора за болтовню на лекции за ними не числилось, да и никакие слухи относительно братьев не гуляли. Возможно, потому, что у них практически не было приятелей, что у старшего, что у младшего, только я и будущий лорд Фаррел, который позже добился успеха и стал членом Парламента. С ним Корчфилды были особенно дружны, а со мной скорее водили знакомство.       Холмс разочарованно пыхнул трубкой — не то он ожидал услышать; его стройная гипотеза, в которую так хорошо вписывались все известные факты, трещала по швам. Подойдя к окну и уделяя больше внимания случайным прохожим, чем беседе, он на всякий случай переспросил: «Вы уверены, что Корчфилды не были ни в чём замешаны?»       — Совершенно в этом убеждён, — Ватсона ничуть не покоробило уточнение друга. — Самым серьёзным их проступком был трёхдневный загул по случаю успешно сданной сессии, но кто из студентов тогда не гулял?       — И вы тоже, старина? — Холмс повернул голову и лукаво блеснул глазами, но Ватсон, деланно возмутившись, оставил вопрос без ответа.

***

      На следующий день Холмс вернулся к своему обычному состоянию, молчаливому и немного даже безразличному. Он много курил, так много, что вошедшая миссис Хадсон, привыкшая, казалось, уже ко всему, сотряслась в кашле от едкого дыма. Её постояльцы рисковали остаться без завтрака, если бы не расторопность Ватсона, подхватившего поднос. Холмс и бровью не повел. Он ничего не ел и совершенно не заинтересовался свежими газетами, в которые, к чести инспектора Лестрейда, не попало ни крупицы информации о двойном убийстве в доме 27 по Беркли-стрит. Много играл на скрипке, но, к облегчению Ватсона, не извлекал из несчастного инструмента жуткие звуки, а именно играл что-то из своих произведений и, скорее всего, безотчётно.       Но когда ближе к вечеру уже знакомый мальчишка снова появился на пороге их квартиры с новой запиской от Лестрейда, на этот раз довольно длинной, Холмс заметно оживился. Он с нетерпением прочёл послание и, не выпуская его из рук, надолго задумался, не заметив даже, что трубка погасла. Ватсон же, хотя и горел желанием узнать, что нового сообщил им инспектор, не стал расспрашивать друга и уделил внимание справочнику по современной фармакологии.       — Странно… Очень странно… — приятную тишину уже через несколько минут прервал медленный голос озадаченного детектива.       — Что странно, Холмс?       — Видите ли, Ватсон, инспектор Лестрейд по моей просьбе разузнал о состоянии банковского счёта братьев Корчфилдов, — он указал на смятую записку, которую так и не выпустил из рук. — Дела лорда были просто в упадке, а вот у младшего находились в самом плачевном состоянии — заядлый болельщик, он спустил всё своё состояние на скачках. Три дня назад, то есть за два дня до убийства, сэру Корчфилду пришла большая удача — его счёт пополнился на десять тысяч фунтов. Впечатляющая сумма, не так ли? Слишком велика для выигрыша на ипподроме.       — Может, это прибыль от акций? — предположил Ватсон.       — Энтони Корчфилд не имел вложений в прибыльные предприятия. В любом случае, доходы от такой деятельности представляют собой не круглые числа, а множество цифр, вплоть до пенсов. Здесь же весьма приятная глазу сумма в десять тысяч.       — Старый долг?       — Состояние Корчфилда едва ли позволяет давать в долг подобные суммы, и в свете последних событий, я предполагаю, Ватсон, что это шантаж. Подобные деньги сэр Корчфилд вполне мог потребовать за молчание, и я уверен, что если мы узнаем, кого он шантажировал, то узнаем, кто и убил вашего бывшего сокурсника. Но у нас пока нет достаточного количества фактов, чтобы сделать такое заявление, так что давайте поговорим о более приятных вещах. В следующую субботу в Ковент-Гардене представляют «Похищение из сераля», оперу, которую мне ещё не доводилось слышать. Не желаете ли сходить?       Холмс, по своему обыкновению, легко сменил тему разговора, но сейчас Ватсон был ничуть не раздосадован прерыванием беседы о недавнем убийстве. Противно было и думать, что его сокурсник, хороший в прошлом знакомый, мог быть шантажистом, и потому он с готовностью принялся обсуждать постановку, сулившую им в ближайшее время пару часов эстетического удовольствия.       Разговор затянулся допоздна: с оперы Холмс перескочил на особенности акцента выходцев из Скандинавии, а потом на скрипичные концерты; и когда Ватсон, завершив беседу, собирался отправиться спать, был уже довольно поздний для мыслимых и немыслимых визитов час, но в дверь постучали. Не желая утруждать миссис Хадсон, которая давно была в постели, он спустился вниз и с удивлением обнаружил на пороге не очередного клиента Холмса, а дочь своей старой пациентки.       — Доктор, прошу вас, помогите, у мамы опять началось, — умоляюще произнесла она, с надеждой глядя на него.       — Только не всё сначала, — простонал Ватсон, разворачиваясь и взбегая по лестнице.       — Холмс, у миссис Найджеллет обострение, я должен срочно уйти, — проговорил он на ходу, в спешке забирая из комнаты медицинский саквояж, одновременно порадовавшись, что всегда держит его наготове.       — Постарайтесь вернуться к утру — завтра нас ждёт много дел, — только и заметил Холмс, на уход друга почти не прореагировавший и снова погрузившийся в раздумья.       И Ватсон, схватив пальто, покинул квартиру.       У пациентки доктор провёл всего пару часов — рецидив болезни оказался не таким опасным, как он боялся — и, настоятельно рекомендовав престарелой миссис Найджеллет соблюдать диету и поменьше нервничать, он отправился домой, твёрдо намереваясь выспаться сегодня.       На улице царила столь глубокая ночь, что ни одного случайного кэбмена невозможно было найти, и Ватсон, старательно убеждая себя, что прогулка будет только полезна его здоровью, отправился к родной Бейкер-стрит пешком — благо, следовало пройти только две улицы. Ночь была довольно неприветливой: тёмной и безлунной, с пронизывающим до костей ветром и морозцем, пощипывавшим щёки, а потому и прогулка — малоприятной.       Он прошёл уже больше половины пути и заметно ускорил шаг, стремясь поскорее добраться до уютной постели, когда заметил мелькнувшую странную тень, когда различил чьи-то торопливые шаги. И злобное: «Мразь, шантажировать меня вздумал?» было последним, что Ватсон услышал, прежде чем острая боль пронзила его грудь и свет для него померк.