Другие правила

Дверь тихонько скрипнула, и на пороге появилась взъерошенная Рин. По ее уставшему взгляду было видно что день выдался очень тяжелым, и неспокойным. За ней зашел Баргени со стопкой документов в руках, которые он незамедлительно вручил расхаживающему по кабинету Каруну. - Донесения и отчеты с Кальдора. - Ммм... - вождь рассеянно посмотрел на бумаги в своих руках, погрузив их на стол. - Хорошие новости есть? - поинтересовался он, желая подготовить себя к прочтению отчетов с самых горячих точек. - Я не говорил ни с кем из легатов, - пожал плечами ординарец, и чуть поклонившись вышел, подмигнув поникшей Рин. - Ну что, пиявка, в этот раз? - юн обратил свое внимание на элийку, скромно стоящую попрежнему около входа. - Я не пиявка! Отсутствие мозгов у некоторых даэвов крайне затрудняет быстрое и качественно выполнение многих заданий. О чем я считаю необходимо сообщать крайне тугим в умственном плане личностям, что бы им было к чему стремиться, - вздохнула расстроено девушка, - но так думают не все. Видимо остановившийся в развитии на уровне ниже среднего даэв, для некоторых капитанов более радужное зрелище, нежели стремящийся к росту воин. - Понятно, - улыбнулся Карун, представляя как все это было сказано несчастливчику, попавшемуся под горячую руку убийцы, во время выполнения задания. Он махнул головой в сторону дивана, на котором очень часто в последнее время отсиживалась у него в кабинете Рин, успев перечитать половину его личной библиотеки, и приступил к работе. Спустя несколько часов, Карун отвлекся от бумаг, решив немного передохнуть - затекшее тело ломило, ноги занемели, в глаза словно песка насыпали. Помещение погрузилось в приятный полумрак, весь свет сосредоточился вокруг письменного стала, со стремящимся к бесконечности завалами документов. Снова тишина, спокойствие опустевших улиц города, снова липкая усталость. Посмотрев в сторону открытого окна, с которого тянуло прохладой, он сморщился - на улице стояла глубокая ночь. Время... Вождь совсем забыл про него. Нет ничего более неосязаемого, и неуловимого чем время. Но как сильно его порой не хватает... Поднявшись блондин прошелся по кабинету, разминаясь. Зачитавшись доклады, он совсем забыл про свою арестантку. Айрин свернувшись клубком, спала на диване. Рядом лежали ее ножны с кинжалами, кожаные перчатки и походная сумка, в руках она сжимала раскрытую, не дочитанную книгу. Подойдя поближе он присел на корточки перед ней, забрал из цепких пальцев томик, положив его рядом на подлокотник, аккуратно убрал упавший на лицо темно-каштановый локон волос. Элийка сморщилась, пробормотав что-то невнятное, и снова провалилась в глубокий сон. Тихая, спокойная, молчаливая, такая она ему нравилась гораздо больше. Юн улыбнулся своим мыслям. Руки сами потянулись к ее пухлым губам - мягкие и такие манящие... Поцелуй, который он допустил забыв об осторожности, всплыл в памяти, разливая по телу сладкие ощущения... Отгоняя от себя ненужные мысли, Карун резко отдернул руку, отойдя от маленькой бесовки, пытаясь снова переключиться на работу. Но мысли и взгляд притягивал стройный силуэт, так уютно свернувшийся клубком у него на диване. Женский голос, раздавшийся в тишине, заставил вздрогнуть от неожиданности. - Здравствуй, милый мой. - Триниэль, ты меня напугала. - С каких это пор мой приход стал неожиданностью для тебя? - удивилась служительница, появившаяся из воздуха перед Каруном. - Сегодня тяжелый день, я устал. - Не убедительно, - заметила она, пройдя по помещению, остановившись напротив спящей Рин. - Что здесь делает эта девочка в столь позднее время? - Это моя гарантия того что военачальник Элизиума не прибавится к списку проблем первой важности. Обуза, которую повесили мне на шею, не спросив хочу я этого или нет. - Хмм. Интересно... - протянула Триниэль. - Ведь это дочь Фаметеса, про которую ты мне говорил. Не пойму, зачем ты с ней возишься? - Это все что тебя интересует? - занервничал Карун. - Милый, всего лишь праздное любопытство, но твоя реакция заставляет задуматься... - приподняв бровь, Триниэль впилась заинтересованным взглядом в сына. - Она знает о моем происхождении... Хочет что бы ты стала ее наставницей. - Что за вздор? Я не собираюсь возиться с какой-то элийской девчонкой. - Я так и думал. Но она никак не отстает от меня со своей сумасбродной идеей. - Мммм... - вопросительно протянула Служительница. - Понапридумывала себе балаур знает что. Какие-то планы... - в голове снова всплыл яркой картинкой поцелуй, и слова Рин, что он не сможет ее вернуть в Элиос. - Карун, дитя мое, что за дрожь в голосе? - вдруг резко сменила тему разговора Триниэль, почувствовав незнакомые нотки волнения в обычно спокойном голосе сына. - Что? О чем ты? - отвернулся Карун от пронзительного взгляда черных глаз матери. - Она давно уже не обуза, так ведь? - Не понимаю тебя... - О, мальчик мой, ты можешь обмануть кого угодно, но не мать. Я сердцем чувствую как дрожит все внутри тебя при упоминании о девушке. - Я давно уже не мальчик, - Карун грубо прервал речь Триниэль, - но, видимо, тебя слишком долго не было рядом, что бы догадаться... Прекрати сыпать своими глупыми необоснованными догадками. - Это не догадки, это уверенность, - не обратила она внимания на грубость. - Ты ошибаешься! - Едва ли, - засмеялась убийца с умилением глядя на своего сына, - едва ли... - Ты говоришь глупости, мам... - Карун запнулся на полуслове, прикусив губу. Триниэль замерла, уставившись на него, в ее глазах застыло смешанное выражение ожидания и радости, - ...ма...маленькая паршивка только делает нервы, обуза... - И все таки ты возишься с ней, - продолжила Служительница, сделав вид что не заметила того, что сын впервые почти назвал ее мамой. - Она уже давно не обуза, а приятное дополнение к серым будням, заигравшим новыми, доселе незнакомыми тебе красками. - Ты не права... - захрипел от ярости юн. - Я согласна, - неожиданно перебила его мать, с хитрой улыбкой на лице, - я возьму эту девочку в ученицы, несмотря на ее расовую принадлежность и наплевав на все неписанные правила и законы, в конце концов достойный ассассин имеет права желать себе в наставники достойного учителя! Но, есть одно условие. - Не собираюсь идти на поводу у двух женщин. Все ваши условия у меня вот где уже стоят! - прорычал Карун тыкая пальцами себе в горло. Взвыв он стремительно выбежал из кабинета, громко хлопнув дверью. - Оу, - заулыбалась Триниэль, с умилением глядя в след исчезающему разъяренному сыну, - конечно, ты не пойдешь на поводу у двух женщин. Ты пойдешь на поводу у своего собственного сердца, мой милый, к которому так легко нашла ключик эта смышленая девочка. Взгляд ее обратился к крепко спящей Айрин. Может это не такая уж и плохая идея - стать ее наставницей? Несколько дней спустя. Здоровый стражник тащил перед собой Айрин, сжимая с силой ее вывернутые и прижатые к спине руки. Изредка подталкивая девушку в шею, он вел ее в сторону подземной темницы Камара. Рядом семенил старейшина юнов Раффаэле, тихо бурча себе под нос адресованные в пустоту причитания. - Какое вопиющее неуважение... Беспринципность... Как можно... - Морщинистое лицо его выражало крайнее раздражение и возмущение. - Это ж надо... Как же так... Элийка попирающая Богов Элиоса... Ты вносишь хаос в ряды свои и в ряды асмодиан! Ты разобщаешь сплоченность, достигнутую с таким трудом нашим могущественным предводителем, ты позоришь всех своим неуважением и беспечностью, - бросил он последние слова глядя в сторону поникшей девушки, смотрящей себе под ноги, громко и демонстративно вздохнув. Подойдя ко входу в подземелье, Раффаэле остановился, строго уставившись на арестантку. - Это лишь малое наказание, которое ты заслужила за свой грязный язык. Надеюсь выйдешь отсюда более скромной. Негоже вести себя так воину, служащему на благополучие Атреи, - Рин подняла голову, открыв рот для дерзкого ответа, но юн сжал у нее перед носом руку в кулак, грубо намекая на молчание, - даже не вздумай припираться, иначе тебя еще и высекут на площади, прилюдно. Будь моя воля, так бы уже и сделали! Махнув рукой стражнику, старейшина удалился, громко шаркая ногами по земле, и бубня невнятные ругательства, разговаривая сам с собой. Громила толкнул Рин в спину, дернув плечом она обернулась и впилась разъяренным взглядом в стражника. Но по его отсутствующему выражению на лице поняла что с этим чудищем лучше не связываться и молча сделала свой первый шаг в подземелье. Яркие, залитые солнечным светом улицы сменили мрачные коридоры, освещенным мерцающими огнями в факелах, висящих почти под самым потолком на обшарпанных стенах. Элийка скользила понурым взглядом по мелькающим запертым дверям камер, размышляя про себя, за какой же из них находятся ее "апартаменты" на время заключения. Подземная темница Камара оказалась крайне неприятным местом. Холод и сырость пронизывали до самых костей, тело то и дело пробирала мелкая дрожь, застоявшийся затхлый воздух пропах гарью и плесенью, и от каждого вздоха тошнота все сильнее подкатывала к горлу. Каждый звук отражаясь от каменных стен и пола разлетался звенящим эхом, разносящимся далеко по длинному коридору долго еще не затихая. Остановившись напротив полу-приоткрытой двери страж грубо втолкнул девушку в небольшое темное помещение. Через несколько секунд Рин услышала звон цепей и почувствовала на запястьях холодную сталь и тяжесть металлических наручников. Сильные руки прижали ее к холодной стене, в глаза уставились зло поблескивающие зрачки верзилы, громко дышащего ей на ухо. - Свет нужен? Или так сойдет? - Просипел страж, хрипло рассмеявшись. Отпустив Рин он вышел, закрыв плотно двери, оставив ее в кромешной темноте. Элийка сглотнула ком подступивший к горлу, неужели "так сойдет"? Через несколько минут дверь открылась и в камеру зашел мерзко скалящийся здоровяк, в руках он сжимал маленький факел, тускло осветивший серые стены и грязный пол. Айрин сморщилась от света, раздражающего зрение, уже привыкшее к темноте. Верзила осмотревшись по сторонам, запихнул источник света в заржавевший металлический держак, висящий на стене. Кинув на Рин пренебрежительный взгляд страж толкнул ее в сторону маленькой лавки, подергал цепи наручников, и удостоверившись в надежности оков покинул камеру, громко хлопнув дверью. Снаружи загремел замок и послышались удаляющиеся шаги, ознаменовавшие начало заключения. Время потянулось медленно и скучно. Иногда Рин казалось что она в камере всего несколько часов, а порой ее пробирало дикое отчаяние и ощущение что она сидит в этой темнице уже целую вечность. Ближе к ночи, хотя в самом подземелье невозможно было разделить время суток, за дверью послышался шум и чьи-то голоса, становящиеся с каждой секундой громче. Рин напрягла слух, но разобрать ничего не смогла. Дверь со скрипом открылась, и в камеру зашел Карун, оставив сопровождающих снаружи. Он строго посмотрел на девушку, покачав головой. Рин, дрожа от пронизывающего холода, сидела на небольшой скамейке, поджав под себя ноги. Лицо вымазано в грязи, как и кожаная броня, оружия нет - его отобрали, прежде чем запереть ее тут, руки в оковах, с прикрепленной цепью, тянущейся к металлическому кольцу, вбитому в серый каменный пол. Подняв на него влажный взгляд, она отвернулась. Подойдя поближе, Карун вытер ей грязь с лица ладонью, и поднял за подбородок, заставляя смотреть ему в глаза, поблескивавшие от огня факела рыжими искрами. От его горячей кожи на руке по телу растеклось приятное тепло, а от заботливого взгляда ей почему то стало не по себе, к горлу подступил ком. - Тебе стыдно, хоть немного? - мягко спросил Карун, в ответ девушка лишь пожала плечами, отводя в сторону глаза, но юн снова повернул ее лицо к себе, и она с вызовом уставилась на него. - Ты хоть понимаешь что натворила в этот раз? - Я же сказала тебе, что прекращу свои выходки если ты... - Опять за старое! - нахмурился юн. - Ты совсем ничего не понимаешь? Ты же делаешь хуже только себе! - наклонившись почти вплотную к лицу Рин, он сверлил ее пылающим взглядом. - Меня слабо волнуют твои выходки, ты всего лишь неприятное приложение к элийцам, обуза, которую я терплю только потому что обещал Фаметесу. - Обуза? - начала злиться девушка, вырвавшись из рук юна и отодвинувшись подальше. - Да, обуза, головная боль, вечная проблема. В последнее время я думаю что общаться с военачальником Элизиума не такая уж и плохая перспектива в сравнении с тем что ты устраиваешь мне почти каждый день. - Если я такая проблема - избавься от меня! Или что еще мне сделать? Хочешь я буду твоей любовницей? Я готова поменять тело на... - Айрин, - перебил ее Карун, - ты живешь в каком-то своем, придуманном мире, эгоистичном и вертящемся только вокруг тебя! И ведешь себя как капризный ребенок, обиженный за подарок, который он не хотел, - белокурый юн ударил словами в самое больное, снова заставив всплыть воспоминания о том как ее насильно сделали даэвом, как было больно и неприятно привыкать к крыльям, и как сильно она не хотела становиться бессмертной, - и считаешь что все теперь тебе обязаны! - Ты... Ты... Ты не знаешь как трудно прощаться с мечтами, которым никогда не дано сбыться, потому что за тебя все решили, не спросив и не дав возможности выбирать... Отобрав надежду... - всхлипнув, вскочила на ноги взбешенная элийка, ткнув Каруна в грудь кулаком. Цепи тянущиеся от пола к наручникам зазвенели неприятно, разрезав гробовую тишину, нависающую со всех сторон. - Ты сравниваешь свои детские мечты с реальной жизнью, которой у тебя никогда и не было! Думаешь все повидала уже? Думаешь твои разбитые мечты предел боли, ждущей тебя впереди? - Да что ты знаешь о разбитых мечтах? О несбывшихся надеждах? Об отчаянии? - закричала Рин. - Ты забываешься, девочка, - захрипел не своим голосом Карун. - Ты не была там где возврата в этот мир после смерти нет! Ты не теряла отряды преданных тебе до смерти воинов, следующих слепо за своим капитаном, вверив в его руки свои жизни. Ты не смотрела в глаза умирающему другу, защитившему тебя своей спиной... И не сжимала его холодные руки, дрожащие в предсмертных судорогах, клянясь что его смерть не напрасна, уже понимая всю бесполезность этой жертвы... - Я... - Ты не тонула в море крови тех кто тебе дорог, тех чьи оборвавшиеся жизни целиком и полностью на твоей совести! Ты не проводила месяцы в бессонных ночах, просыпаясь каждый раз от вида воскресающих в памяти глаз, смотрящих на тебя с надеждой, которую ты отобрал в уплату за свои ошибки... Не тебе обвинять меня, ты не имеешь на это ни малейшего права. - Прости меня... - Ты забыла, что война это не только симпатичные крылышки и посвящение в бессмертные, учебные походы и забавы с размахиванием оружия, пугая балауров, заплутавших в лесах Атреи. Война это смерть, - с последними словами Карун взглянул на Рин, пронзив ее своим взглядом, в котором она вдруг увидела не прекрасное алое сияние, а море крови о котором он говорил, и всю боль и горечь сожаления, что рвалась наружу, но не могла покинуть юна. - Я понимаю тебя... - Ты не поймешь, - Карун помахал отрицательно головой, смотря в потемневшие голубые глаза напротив него. - Ты знаешь, что значит прощаться с надеждами. Но тебе не понять, что значит чувствовать на своих плечах бремя чужих, несбывшихся надежд тех, кто отдал не задумываясь свою жизнь ради тебя, пожертвовав своими мечтами... Напрасно пожертвовав, - Карун замолчал, не спуская взгляда блестящих глаз с Рин. - Прости меня, - прошептала она. - Что касается твоего сегодняшнего проступка, тебе придется ответить, я не могу замять это дело, как бы сильно мне не хотелось. Ты слишком громко доказывала что Элизиум со своими богами давно прогнили. Я может и согласен с тобой, но элийцы, услышавшие это, вряд ли. Избежать наказания не получится, совет старейшин вмешался в этот раз, найдя твой проступок вопиющим невежеством. - Я знаю, - тихо ответила Рин, понимая, что не только наказание старейшин ждет ее, а и отец, со своим нравоучениями. - Что ты делаешь, для чего? - Карун подошел близко к девушке, погладил ее нежно по щеке, приподняв лицо, - остановись, прошу тебя, этот мир черно-белый, только потому что ты его видишь таким. Но есть вещи ради которых стоит жить вечно, только ты почему-то упрямо не замечаешь их, - он посмотрел ей в глаза, так словно заглянул в душу, в самые потаенные ее уголки, увидев самое сокровенное... Никогда еще Рин не чувствовала себя так скверно, в этот раз, ей действительно вдруг стало стыдно. Но не за проступок, а за Каруна. Роскошный, будоражащий воображение образ красивого Вождя юнов, гордо восседающего в золотом кресле, в здании парламента, с преданными стражами, вдруг рассыпался, разлетевшись на мелкие осколки и обнажив реальность, которую не видела или не хотела видеть элийка. Божество за семью печатями, неприступный, гордый, безупречный, целеустремленный, всезнающий, с непоколебимой волей и верой, он оказался живым и настоящим, чутким, понимающим, со своей болью, со своими страхами, с огромным сердцем и израненной душой. Она хотела "пустить крови" забыв о том что он обычный, живой человек. Она поступала с ним так как поступил с ней отец - в угоду своим интересам и желаниям. Хотела использовать для достижения цели, смысл которой заключался не в стремлении к знаниям, как она настаивала и верила сама, а лишь в банальной мести за вечную жизнь, навязанную по неволе и ненавидимую ей больше всего на свете. Мести, у которой не было адресата, у которой не было смысла, только беспощадные и суровые последствия.