Без права на ошибку

      Дверь в ее комнату была открыта, словно приглашая зайти, узнать, как дела, но впервые это делать совершенно не хотелось. А вот и через секунду мимо проема двери пролетела хозяйка комнаты, которая не могла не заметить меня:       — Ариадна. — В дверях стояла Моргана, все с той же искренней улыбкой, которая была у неё все эти недели и месяцы, искажающаяся лишь в миг появления Кимбры, ставшее уже чем-то естественным. — Может, поговорим? — Я уже собралась было ответить, что и вовсе разговаривать с ней не собираюсь, но стоило задуматься на момент, почему же остаюсь на месте, как Моргана развернулась. Она прошла вглубь своей комнаты, оставив лишь облако своих, таких же дорогих, как и она сама, духов. Едва уловимый, но одурманивающий с ног до головы, аромат тянулся за своей обладательницей невидимым шлейфом, точно королевская мантия. Задумчиво посмотрев ей вслед, я не успела засечь тот момент, как сделала шаг вперёд — в ее комнату.       Та не отличалась особо от моей, да и возможно от любой другой отданной одной из Избранных выделялись лишь фиолетовые васильки на светлых обоях. Я не в первый раз перехожу порог этой комнаты, но впервые в душе чувство отчужденности. Из личных вещей почти ничего не осталось: одинокая сумочка да минимальный набор косметики, пусть платья и висят каждое на своих плечиках, возникла их обезличенность, хотя ещё вчера каждое из них имело шанс выйти в свет.       — Присаживайся, — с улыбкой, но не с той теплотой, сказала Моргана, заканчивая разбор вещиц в шкатулке. Я присела на край полуприкрытой темно-синим одеялом постели, с таким же пологом, как и у меня. Чему же я тогда удивлялась в первый свой день во дворце?       — Я не хотела особ…       Она взмахнула рукой, не давая мне договорить.       — Я знаю это, Ариадна. И если ты думаешь, что мне стыдно за то, что я назвала твоё имя — то нет, — и эта фраза заставила меня подорваться на месте в желании покинуть эту комнату. Но прежде чем я успела с гордой головой покинуть комнату, мне в плечи уперлись ее ладони, заставляя опустится назад на постель. — Дослушай меня…       — Зачем, Моргана? — я подняла взгляд на неё, отмечая искусную прическу в виде свободного пучка, ярких серёжек; она уходила истинно по-королевски. В то время, как я представляла, что если, возможно, и уйду, буду в том же скромном летнем платье, в самых простых босоножках, чуть ли не с сумкой на перевес. — Твоя позиция ясна, ты хотела расчистить путь для себя, назвав мое имя и Селены. Когда до тебя дошла очередь — имя Кимбры было названо столько раз, что если ее и не выгонят сейчас, то обязательно через пару дней, и тут ты выделяешься, называешь мое имя. Что я должна чувствовать, сидя рядом с тобой, доверяя тебе?       За время моей реплики она не сдвинулась ни на шаг, зорко смотря на меня. В ее глазах, однако, действительно не появилось и капли раскаянья.       — Я лишь хотела тебе показать, что будет дальше, то, куда ты отправляешься. Мир высших каст требователен, поверь, я уж знаю, как знают это и Карина с Кимброй, — тихо, но доходчиво начала пояснять она. — Ты же можешь остаться на месте, а так я назвала твои слабые места, ты можешь работать над ними, в ближайшие дни Николасу показать якобы ошибочность моих слов, и если пройдёшь дальше, стать максимально готовой к этому миру.       Я выдохнула, припомнилась старая детская забава: надо зажмуриться и в наступившей темноте сказать себе, что ты волшебник, готовый создать свой собственный мир, за который будешь нести ответственность только ты сам. Это должно настроить тебя на спокойный настрой и готовность спокойно продолжить любой диалог.       — Ты хочешь сказать, что какие бы не были мои отношения с Николасом сейчас, в ближайшем будущем они должны строиться на вранье? — Открыв глаза, поинтересовалась я. Моргана в ответ лишь покачала головой.       — Иногда хочется и верится в то, что все происходит именно как в сказке, но, Ари, — присев рядом со мной, она постаралась взять мою ладонь в свои руки, но я вовремя ее вывернула. — Ты можешь считать, что я сделала тебе хуже, однако, оглянись, — она рукой указала на интерьер комнаты, где мы находились, — ты продолжаешь идти дальше, я же возвращаюсь домой. «Девушка, которая когда-то участвовала в Отборе», — вот, что меня ждет, у тебя еще есть шанс.       Я посмотрела вновь на нее, пытаясь прочесть что-то, скрытое за этой мимикой и жестами. Ведь мы начинаем дружить и влюбляемся, доверяясь исключительн мелким деталям: цвет глаз, форма улыбки, тембр голоса…       — Возможно, вскоре я могу стать такой же «девушкой», у меня не такие шансы, как у Карины или Марджери.       — Какие бы у тебя ни были шансы, — пожала она плечами, — я буду также считать, как и раньше, что ты не нашла себя, поэтому ты слаба. В любом другом ключе, ты можешь бороться.       Моргана опустила взгляд, а когда вновь очнулась, какими-то слепыми движениям начала ощупывать свою шею, после чего быстро завела руки за голову. Секунда-другая, и вот в ее раскрытую ладонь падает подвеска, до этого покоящаяся на шее.       — Вот, — протягивая украшение мне, сказала Моргана, — пускай оно будет теперь твоим, и знай, то, что я сказала в Вестях, никак не должно отразиться на том, что я говорила или делала до этого.       Я не успела опомниться, отказаться от ее подарка или принять, как она уже наклонилась, находясь совсем близко от меня, и застегнула легкое переплетенье цепочки на моей шее. Так, что маленькое сердечко повисло на открытой части моего декольте. Не знаю, что именно ее сподвигло отдать мне это украшение, и что точно означали все ее слова вкупе. Однако, она действительно мне помогала во время Отбора, давала советы — она стала для меня второй Роуз, не заменяя ее, а просто став человеком, направляющим меня. Поддавшись этой секунде, я обняла девушку напротив меня за плечи, не зная, увижу ли ее еще когда-либо…       Когда мы отстранились друг от друга, послышался стук в дверь, Моргане пришлось обернуться, в то время как я уже видела ее гостя. Поднявшись с постели, я присела в легком книксене:       — Ваше Высочество, — Ник также склонил голову, проходя в комнату, и уже обращаясь к Моргане.       — Мы могли бы поговорить перед твоим отъездом? — Она согласно кивнула, что означало — мое пребывание здесь подошло к концу.       Приблизившись еще на миг к ней, я в последний раз поверхностно обняла ее. После чего направилась к выходу из комнаты, провожаемая внимательным взглядом Николаса. И лишь у самого выхода замерла, окликнутая Морганой:       — Ариадна, помни то, что я сказала тебе… — я кивнула на ее слова, покидая эту комнату, скорее всего, навсегда!       Но после этого разговора я не пошла обратно к себе в комнату, хотя Аттила часто скучал, что объясняло его частые заигрывания и попытки удержать меня в комнате. Перила лестницы холодили кожу, а все пролеты и коридоры были пусты, совершенно не сочетаясь со всегда шумным дворцом в разгар летнего дня. Особого выбора у меня не было, и если я не найду себе занятие по душе, то придется вернуться в Женскую комнату.       Нет, у меня не было проблем именно с самой комнатой или постояльцами этого зала — просто с выбыванием девушек она пустела и становилась необъятной, а от этого пугающей. Там перестали шуметь, разговоры утихли, никаких новый впечатлений никто не привносил в зал. Каждая из нас научилась заниматься чем-то своим — кто-то вышивал или складывал из салфеток замысловатые фигурки, кто-то читал или музицировал. Все чаще это становилось местом разборок — начиная с Карины и заканчивая последней ситуацией, включающей в себя Кимбру и Моргану, после которой обеих исключили. И я. Я все еще помнила, как мои ногти впивались в мягкую кожу чужого запястья, и этого пугало. Что же с нами делали эти стены?       Хотя было и другое место — за пределами стен дворца — в саду мы могли отдохнуть, на секунду отвлечься от правил и законов этикета. Но и там постоянно звучали слова обиды, предательства и горя. Почему-то я была уверена, что многие прогуливались там, в одиночку, не от счастливой жизни, задумчиво вглядываясь в листву или небо. В голове всплывало лицо принцессы Бланки, когда она увидела гостью-незнакомку с ребенком на руках, или инфанты Хулии — случайная встреча, заключающаяся во встрече опечаленного взгляда. Так было ли во дворце сейчас место, где хотелось оказаться больше всего и забыться? И найдется оно когда-либо? И именно в этот миг я услышала тихую музыку клавиш, из зала, который был впереди. Возможно, там репетировал оркестр перед торжественным приемом, но других инструментов было не слышно… Доносившаяся до меня мелодия сначала как бы поднималась вверх по лестнице, а потом, потоптавшись на месте — со всей душой кидалась вниз по лестничным пролетам. Чем ближе я подходила к белым дверям, тем четче я могла слышать мгновения тишины между звуками — будто-то это была музыка, шедшая из души в данный момент, именно так и только сейчас. Пальцы пианиста ловили мелодию в полете, ставя ее на нужные ступеньки невидимой лестницы, после чего все повторялось вновь, просто мелодия летела дальше по пролетам огромной лестницы. А та уходила то вверх, то вниз, насколько могло хватить глаз, и, вполне вероятно, была бесконечной. У каждой мелодии есть свой смысл, а эта описывала чью-то жизнь…       Я продолжала некоторое время стоять у полузакрытых дверей, лишь в щелочку замочной скважины замечая движение какой-то темной тени. Но больше всего я была поражена, когда эта тень запела — нежный баритон иногда срывался в тенор, еще больше окутывая мелодией. Я так и не решилась заглянуть в зал, но мысль, могла ли я еще где-либо слышать этот голос, не давала мне покоя…

***

      — Ариадна, — окликнула меня Женевьева в огромном холе, и стоило мне обернуться, как она тут же догнала меня, подстраиваясь под мой шаг.       — Привет, — откликнулась я, поднимая на нее сосредоточенный взгляд. Эта девушка была не похожа на ту, кто без причины нарушает неписаные правила дворца, громко обращая на себя внимание.       — Тебя не было в Женской комнате, и я решила тебе сообщить, — я обратила уже большее внимание к ее словам, но помимо этого мой взгляд прошелся по ее фигуре, пытаясь понять — насколько хорошие или плохие новости она мне сообщит. Женевьева прижимала к груди маленькую книжку-блокнот, осанка спокойная, что привлекало больший интерес. — Леди Сильвия рассказывала, что по этикету завтра мы, как представительницы дворца, будем встречать гостей. И она хотела бы, чтобы мы не опустились в грязь лицом.       Я с облегчением выдохнула. Нет, конечно, подобная встреча была важна, так как Леди Сильвия оставалась нашей основной преподавательницей, в то время как история и танцы подошли к концу, эта женщина продолжала нам рассказывать о сочетании цветов, о правилах сервировки стола, заявляя, что нам не раз придется проверять работы слуг перед важными совещаниями и встречами. А из всего этого следовало, что и мы, и каждая вещь в зале должна быть идеальной.       — Спасибо, что сообщила, — улыбнулась я девушке, замечая, как ее лицо изменилось, после чего она добавила.        — Это не все, — мы успели пройти несколько пролетов коридоров, прежде чем она неуверенно заговорила вновь. — Сильвия сказала, что обратит внимание Николаса на отсутствие тебя и Карины на этой встрече.       Улыбка с моего лица исчезла, я могла бы долго оправдывать свои желания и нежелания где-либо присутствовать, однако подобные встречи, даже если они были не запланированы — обязана была посещать. Я чувствовала всю неестественность улыбки, вновь украсившей мое лицо, когда в последний раз поблагодарила Женевьеву за рассказанное. Подобное доверие казалось чем-то новым и еще неестественным, однако при этом нужным и правильным. Именно подобного, мне всегда казалось, не хватало дворцу — честности между людьми.       Поднявшись по ступеням, я уже было свернула в коридор, ведущий к нашим комнатам, столкнувшись с продолжающей идти прямо Женевьевой. Сделав шаг вправо — я вновь оказалась перед девушкой в бежевом платье, так как она зеркально повторила мое движение. Как-то негласно кивнув друг другу, мы вновь сделали шаг, и ничего не изменилось. Сначала на наших лицах расплылась легкая улыбка, а потом послышался смех, и, жестикулируя руками, нам удалось разойтись в довольно большем холе. И уже собираясь разойтись в разные стороны, я спросила у нее.       — Женевьева, — она обернулась ко мне, — а куда ты идешь?       Секунду-другую она не отвечала, склонив, задумавшись, голову на бок, однако после паузы все-таки произнесла:       — Самюэль пригласил меня поиграть в бильярд, в парах, — уточнила она под конец, ее лицо немного осветилось, когда она это говорила, казалось, обычные слухи все-таки перестали быть слухами. — Но, думаю, если тебе хочется ты могла бы присоединиться!       — Эм, я не умею играть, — разведя в разные стороны руками, уточнила я. Но она покачала головой, как бы говоря «да какая разница», после чего, взяв меня за руку, направилась в нужном направлении. Это не выглядело, словно я была ведомой или не желала куда-либо идти, хотя легкая напористость этой девушки приятно удивляла.       Мы остановились у очередных дверей коридора, Женевьева не очень громко постучала, после чего приоткрыла одну из створок. Присутствующие в зале обернулись, заметив вначале только Избранную передо мной:       — Хенни, проходи скорее, мы тебя заждались, — произнес с явным акцентом испанец. Он не часто выходил на первый план на всех мероприятиях во дворце Иллеа, но мы, все Избранные, знали Самюэля. И даже не из-за полу-выдуманной истории о романе одной из нас с членом испанской семьи, а просто за счет полу-светских раутов, за обедами и ужинами.       Девушка шагнула в комнату, позволяя в поле зрения показаться и мне, за счёт чего я, в свою очередь, увидела присутствующих. Николас как-то совершенно спокойно улыбался, смотря на то, как к нам направляется Самюэль, почти незаметно касаясь руки Женевьевы, которую он ласково только что назвал «Хенни». Около огромного стола, обтянутого какой-то специальной материей, стояли также принцесса Бланка и Хулия. Рука последней покоилась на предплечье нашей принцессы, словно за миг до этого они беседовали о чем-то важном и сокровенном, а точнее о душевно-важном. Но сейчас обе смотрели на нас, стоящих у входа в комнату.       — Вы же не против, что я позвал леди Хенни? — Уточнил испанец, делая незначительный знак, чтобы она проходила вперед. Каждый покачал головой, с улыбкой на лице, но каждый в нее вкладывал что-то свое. Но интересной была реакция принца Николаса, он не казался удивленным или шокированным, словно знал об этой ситуации долгое время, а сейчас на миг он свободен от этой тайны.       — А я в свою очередь пригласила леди Ариадну, — указывая уже на меня, полу-спрашивая, проговорила Женевьева, хотя стоит сказать, что имя Хенни ей также абсолютно подходило. — Мы встретились по дороге, случайно, и…       — Все хорошо, Женевьева, — впервые за это время, произнес принц, а потом обратился ко мне. — Леди Ариадна, проходите тоже.       И тут его вновь прервал Самюэль, громко заявив:       — Мы не кусаемся, леди Ариадна. Правда, кажется вместо товарищеского матча, намечается серьезная битва трое против троих: Испания против Иллеа! — Но, словно не замечая этого или привыкнув, Николас ему твердо отвечает.       — Боюсь тогда, Сэми, будет четверо против двух, — однако Самюэль, приобнимая за талию Женевьеву, отводит ее к стойке с различными киями, при этом говоря что-то на подобии: «Хенни будет бороться за Испанскую корону».        — Бланка, поможешь? — принцесса согласна кивнула своему брату, после чего на меня посыпались все правила игры, которые только возможны. Если рассказать наиболее кратко, то это выглядело, как письменный вариант всего дворцового этикета, который преподает леди Сильвия, приправленный четким описанием каждого шага во время вальса на уроках сэра Гиацинта, и немного истории из пыльных талмудов королевской библиотеки.       — В центре выставляется 16 разноцветных шаров, — выкладывая их на мягкой зеленой поверхности, в форме треугольника, — поясняет Николас, — шары нашей команды розовые, а наших испанских коллег, — делая легкий жест в их сторону, учитывая, что Женевьева тоже прислушивается к правилам, — полосатые.       — Это означает, что ты можешь забивать в лузы только наши, если туда, даже случайно, попадут полосатые шары, баллы записываются на группу соперников, — продолжает рассказ Бланка. — Если наша команда попадает в луз, то следующий из команды делает удар, и так до тех пор, пока кто-то не промахнется, тогда ход переходит к Хулии, Самюэлю и Женевьеве.       Основные правила были и правда легки, не считая того, что куча условностей о способе удара, его силе и касания мячей имели свои последствия на турнирную таблицу. Еще не начиная играть, я тяжело сглотнула, понимая, что стол действительно большой, и не попасть в лузу это лишь начало проблемы, сложнее не промазать по мячу.       — Это кий, — протянули мне в руки огромную палку, которую я тут же взяла, понимая, что внешняя легкость — обманчива, — им нужно забивать! — Глупое пояснение в конце, но наверное оно было сделано после наблюдений реакций, отражающихся на моем лице.       Последнее в целом было сразу понятно, но трудность, кажется, создавало то, что он был почти с меня ростом. И как рядом стоящая Бланка, с которой мы были почти равны в росте, свободно могла крутить его в двух пальцах — было загадкой.       Игра началась легко, так как бил Николас: секунда раздумий, удар — и первый шар, словно сам знающий свою траекторию, упал в лузу. Но при этом все остальные разбежались в разные стороны. За братом приступила к своему ходу Бланка, вначале выглядывая более правильную позицию, о чем мне пояснила она сама, а следом делая точный удар. А это было знаком к началу моей партии.       Отставив назад одну ногу и наклонившись над поверхностью стола, я честно старалась помимо того, что целиться в забивающий мяч, проследить траекторию того, что забью. Проходили секунду, складывающиеся в минуты, после чего я отпустила кий, соприкасая наконечник с белым шаром. С замиранием сердца, мои глаза следили за тем, как медленно катится шар, толкает своего собрата, даря ему движение. Который в итоге соприкасается с бортиком, в считанных миллиметрах от луза. Право владения мечом перешло команде напротив.       Самюэля, забившего без промаха, сменила Хулия, которая вглядываясь долго в расположение каждого из шаров, наконец, завершила с победой свою партию. Позволяя перейти ходу к Женевьеве. Немного в душе я лелеяла надежду, что она также не сможет попасть в лузу, однако она всех поразила, метко ударив по мячу, оставляя на бильярдном столе мячи в соотношении пять к шести. И Самюэль направился к столу, уже намереваясь выиграть и эту партию. Мои плечи опустились от понимания, что без меня бы Николас и Бланка вполне могли выиграть, я вздрогнула, когда последняя положила мне ладонь на плечо, подбадривая. Я скромно улыбнулась, и Бланка повторила мою улыбку в ответ, в тот же момент, когда раздался громкий рык разочарования оттуда, где стоял Самюэль.       — Спасибо, — улыбаясь, ответил ему Николас, я быстро огляделась, подсчитывая шары на зеленой поверхности стола, понимая, что наших стало тоже 5. Это уже была маленькая, но Победа!       Николас уже выбрал нужную позицию, когда из группы напротив вышла вперед Хулия. Она, на этот раз в нежно-желтом платье, медленным шагом начала обходить стол по кругу, словно выискивающая жертву акула, ведя указательным пальцем по бортику стола. Прошла в считанных сантиметрах от Николаса, когда огибала его по неровной дуге, заставляя принца обернуться к ней с вопросом в глазах.       — Что она делает? — обратилась я к все еще рядом стоящей Бланке, та витала немного в своих мыслях, а отвлекшись долго вглядывалась в происходящее у стола. Ее взгляд был тяжелым, и теперь она тоже внимательно следила за тем, как ее подруга нарезает круги. Я уже и не ожидала услышать ответ, когда, наконец, до меня донесся спокойный голос.       — Хулия рассматривает возможные партии.       На ее спокойное пожатие плечами, я задала очередной вопрос, боясь стать надоедающей: — Но сейчас бьет Николас. Он же все поменяет, верно?       И пока моя партнерша обдумывала ответ, заговорила Хулия, облокотившись по другую сторону бильярдного стола от Николаса:       — Не нервничай, Никки, если ты проиграешь — я прощу долг, — подняв взгляд на нас, она поинтересовалась: — А на что мы играем?       — На соблюдение тишины, Хулия, пока я делаю удар, — сверкнул глазами блондин, но больше для устрашения, чем на самом деле.       — Я же сказала тебе не беспокоиться, если что, я могу тебе поддаться в следующем раунде, — доверительно поведала девушка. И я уже думала тоже подойти ближе к столу, когда вновь в обход двинулась испанка, задумчиво оценивая ситуацию. И почти обходя за спиной у Ника, резко остановилась, потом наклонилась в считанных сантиметрах от его плеча. — Думаешь над семеркой? Тебе не кажется это слишком рискованным, в свете близко расположенных наших красных и зеленых?       Николас вновь отвлекся от игры, их лица заворожено смотрели друг на друга, передавая телепатически какие-то мысли: — Вообще-то присутствие и различные виды отвлечения другого игрока карается штрафными баллами.       Подняв руки в жесте «не мешаю», Хулия отдалилась от Николаса, в последний миг проводя рукой по его напряженным плечам.       — Не буду тебя отвлекать, удачи!       Однако насколько бы опасной не была данная партия, Николас точно попал в луз, освобождая место для Бланки, отходя в сторону. Но его глаза, казалось, метали молнии в сторону представительницы «испанской команды». Хотя я не была в этом уверена, так как сама инфанта не обращала никакого внимания на это, а Самюэль что-то рассказывал Женевьеве, лишь изредка бросая взгляд на Бланку, выбирающую позицию для удара.       Всю первую партию, слабым звеном в команде была я, хотя Женевьева тоже била через раз. Поэтому итогом стала победа наших «противников». Начало второй партии проходило напряженно, но став второй в очереди, после Бланки, я, кажется, привыкла к кию в руках, забивая первые шары в лузы. Однако под конец партии, напряжение можно было черпать огромными ложками, когда на перебой у нескольких человек не получалось забивать, а, казалось, тактика Хулии в первой партии перестала работать. Ибо Николас был максимально сосредоточен, но основные баллы приносила Бланка, выбивающая шары один за другим с каким-то остервенением, словно они ей что-то сделали. Итогом нашей игры послужила ничья 1:1, прерванная личным помощником Николаса.

***

***       После позднего ужина я шла тихими коридорами первого этажа, почти все незаметно расплылись, поэтому по пути я никого не встречала. В холодных нишах прятались тени, да и в целом ничто не вызывало чувство теплоты на душе, пусть пролеты и были освещены огнями. Где-то скрипнула дверь, вместе со сквозняком захлопнулась оконная рама — вырисовывающаяся картина заставила меня уже в эн-нный раз пожалеть о выборе платья с полуоткрытыми плечами. Перед тем, как я услышала быстрые шаги прямо по коридору, но разглядеть никого не удалось.       Продолжив свой путь, полу крадясь, боясь испугать того, кто мог идти мне навстречу, я старалась согреть свои руки, пока в очередной нише не увидела тени людей и не услышала их тихие голоса.       — Зачем ты это сделала? — послышался знакомый голос, в мутном свете луны из окна и уличных фонарей, можно было легко разглядеть светлый затылок Николаса. Это заставило сердце успокоиться в груди, и я уже почти хотела выйти вперед, когда осознала, что он был не один.       — Что делала? — невинно поинтересовалась девушка, выглядывая из-за его плеча, но даже без этого, всего лишь услышав интонацию ее голоса, я могла узнать Хулию.       Я понимала, что вновь следила за происходящим между другими людьми, и совесть не позволяла мне показаться полностью, лишь часть лица, скрытая тенями коридора, и дрожащая рука, которой я ухватилась за косяк. Холод стен в ту же секунду начал передаваться ей, от чего ладонь затряслась. А может, это было не от холода, а от того, что предстало перед моим взором? Николас медленно наклонился ближе к девушке, произнося:       — Не играй со мной. — Мои глаза расширились от увиденного, когда губы Ника сомкнулись на мочке ее уха. — Ты меня изводила при всех, Лу.       Прохрипел Николас, и, думаю, если бы не сводчатые стены — это услышали бы лишь одни уши, но благодаря им, слова долетели до меня. Я оторопела на секунду: не могла уйти, но и не понимала, на что смотрю.       — Не припомню такого, — оттолкнув его одной ладонью от себя, игриво улыбнулась Хулия, словно такое тесное общение было нормой, выработанной годами дружбой. Но дружбой ли?       Николас отступил, но ненадолго, продолжив словесную баталию:       — Сегодня, в бильярдной комнате, ты схитрила, — я видела лишь ее глаза, которые на секунду сощурились, но в них плескался смех. — Ты отвлекла меня!       — На войне все средства хороши!       Со смехом, выскочив из его захвата, ответила Хулия, и я уверена, если бы ее не отвлек Николас, она заметила бы меня в тот же миг. Спрятавшись за стену, я больше не осмеливалась выглядывать, прислонившись спиной к холодному камню — но я продолжила слушать.       — То была не война, а хитрое использование преимуществ твоего тела, — смешок со стороны девушки, а потом звук, похожий на соударение ладоней со стеной. Перед глазами всплыли события сегодняшнего дня, и я могла согласиться, стоило Хулии прикоснуться случайно к локтю Ника или рассмешить, казалось, он тут же терял концентрацию: бил слабее, либо не попадал в лунку. — Там было столько людей…       — Ага, — откликнулась темноволосая красавица, — так много: Ты, твоя сестра, я и…       — Вот именно, твой брат и две девушки из моего Отбора! — Воскликнул Ник, а уже в следующую секунду его голос стал тихим, охрипшим, низким. И я позволила себе выглянуть из-за угла во второй раз, чтобы увидеть, как Хулия была захвачена в плен его руками, упершимися в стену по обе стороны от ее головы. — Ты сводишь меня с ума, Лу. Заставляешь забыть обо всем и желать лишь тебя! И это при всех — я готов был послать ко всем чертям эту игру и забрать тебя оттуда, как ты этого не понимаешь? — Он уже склонился к ее губам, в каких-то считанных миллиметрах. Я же пыталась вникнуть в то, что слышат мои уши, с какой страстью срываются эти слова с губ принца. И понимать, как он это говорит, даже не одной из его Избранных: — Я мог просто закинуть тебя на плечо при всех и унести из комнаты, и мне было бы наплевать на выражение лица твоего брата!       — Сэми уже взрослый, — уточнила Хулия.       И после этих слов, лично я желала, чтобы мои глаза больше ничего не видели, чтобы мозг забыл то, что успел зафиксировать, а уши не слышали. Когда их губы слились в поцелуе, и это казалось одновременно и правильным, и грязным. Я слышала слова Ника, звучавшие в пустом коридоре, и я видела доказательство его слов — вырывающейся страстью их сердец. Моим желанием стало закрыть глаза, которые от предательства горели, пока по щекам текли непонятно откуда взявшиеся слезы. Закрыв холодной ладонью рот, мне показалось, что я больше не смогу двигаться, когда я совершила первый шаг назад. Словно в прострации, на ватных ногах, я уходила вдаль, подальше от коридора, где еще могла видеть, слышать и чувствовать.       И лишь отсчитав восемь глухих шагов, позволила себе развернуться и побежать по коридору назад. Мне было все равно, что так путь займет в два раза больше времени, что каблуки слишком громко соприкасаются с полом. Мне нужно было уйти!       Мое зрение застилали слезы, я не видела, куда иду, в голове стоял туман, по моим ресницам и щекам, не переставая, капали слезы. Нас осталось шестеро девушек из 35 возможных кандидаток. Еще вчера Он смел выбирать. Решать наши судьбы, буквально выкидывать не приглянувшихся, прикрываясь идеей, что не сошлись их звезды. А в итоге — ему не нужна ни одна из Избранных, ни одна из Элиты. Мы были лишь для красоты, для того, чтобы скрыть от остальных его истинное желание сердца. Неужели он не понимал, что каждая из нас чувствовала себя ценной и важной для принца, даже когда уходила — она принимала это, как приняли это Селена и Оливия, исключенные по результатам телешоу. Мы — Я — готовы были кинуться в омут с головой, позабыть прошлую жизнь, открыть свои сердца, ради особого удара под дых! Я шла словно лунатик по все тем же пустым коридорам дворца, хорошо хоть на приличном расстоянии оттого места, где стала свидетельницей очередной тайны дворца Анджелеса, тайны семьи Скрив. Неужели, чтобы построить счастье с кем-то одним, нужно сломать сердце десятерым. Ведь в его руках только что было сломано мое сердце — я не могла говорить о вечных чувствах в рамках Отбора, но если бы меня выбрали… Только бы выбрали, как Единственную, я бы была готова отдать свое сердце и душу, человеку с которым мы стали близки вовремя этого конкурса. Однако Николас Скрив выбрал совершенно другую тактику — он безнадежно врал. Врал мне и всем девушкам, с улыбкой произнося возвышенные слова о любви, о поиске среди нас половинки своего собственного сердца. Но тогда ему не было надобности полностью открывать свое сердце и душу. Однако, он продолжал врать, даже когда я у него спросила лично, в тот день на берегу, когда мое сердце было полностью и бесповоротно вложено в его ладонь.       «Но ведь ты знала, ты чувствовала, что была не единственной» — тихо прошептало мое внутреннее я. Но одно — знать, что ты часть Отбора и у тебя шансы такие же, как и у всех, и совсем другое — видеть эту девушку каждый день, принимать ее советы и не знать о ее тайном участии в этой игре. Я проклинала себя за то, что осталась смотреть на картину, развернувшуюся передо мной, ведь могла пройти мимо и остаться в священном неведении. А что теперь делать с этим знанием? Когда тебя буквально прокрутили через мясорубку и выжали, как сок.       Мое сознание разрывали тысячи мыслей, голова гудела от слез. Внутри меня сломался стержень, позволявший оставаться сильной, рассыпался на тысячи осколков, задев сердце, легкие и все важные для жизнедеятельности органы. Я подкосилась, все то, что я увидела, мысленные образы, всплывающие перед моим взором, сжигая меня изнутри, давя и превращая в пепел. Мне стало плохо, казалось я схожу с ума. Каблук хрупких туфель-лодочек подкосился, и я начала падать. И все происходящее пролетало в замедленном режиме ожидания.       Почти у самого пола, меня неожиданно подхватили чьи-то крепкие мужские руки, не давая встретиться с ним лицом к лицу. Первой мыслью было присутствие Ника рядом, заметившего мой побег, Ника с безумной верой в глазах лгавшевго о чем-то высоком, смотря нам в лицо. Сохраняя свою маску честности, хотя в душе его грели совершенно другие мысли и ощущения. Я начала брыкаться, пытаясь, высвободиться и встать, но меня держали крепко, не отпуская и поддерживая от нервного срыва, который сотрясал все мое тело. Сквозь слезы я взглянула на молодого человека, все еще державшего меня в своих крепких руках, почти около пола. Он бережно склонился надо мной и его черные, как смоль волосы упали на глаза, чистого янтарного цвета. Они с волнение смотрели на меня, пытаясь что-то разглядеть во мне, словно прочитать меня по глазам.       Не прерывая зрительный контакт, он медленно поднял меня и помог привести себя в порядок, соблюдая абсолютную тишину. Мои щеки покрылись румянцем, ведь совсем не знакомый мне мужчина, сейчас проявил необыкновенную учтивость, даже для дворца. Я вновь посмотрела на него из-под ресниц, пытаясь выяснить, знакомы ли мы, могла ли я его видеть уже в стенах этого места, однако лишь встретилась с его внимательным взглядом, который изучал меня.       — Миледи, с Вами все хорошо? — тихо поинтересовался незнакомец. Он поправил свои волосы, и теперь они хоть и были в легком беспорядке, но смотрелись так же впечатляюще. Отчего в грудной клетке закололо, когда представила, как выгляжу я сама. Наверное, тушь давно растеклась темными лужицами под глазами, и если что-то и осталось от подводки — она смотрелась абсолютно не эстетично, чтобы называть меня миледи. Волосы казалось, продолжали лежать нежными волнами на плечах, но ты никогда не мог сказать это наверняка. Я совершенно точно не была сейчас и приближена к тому лоску, что окутывал юношу, стоявшего передо мной. Мои щеки заалели, под внимательным взглядом теплых, янтарных глаз, пытавшихся всмотреться вглубь меня. Рука все это время поддерживающая меня за талию, опустилась, и я не могла не отметить, что он был обладателем смуглой кожи. Не такой как у испанских гостей, ставшей такой под влиянием солнца в их стране, а иной — нежной. Меня передернуло при мысли об Испанской королевской семье, и я тут же постаралась запрятать это в самый глубокий, темный ящик.       Где я могла его видеть? Я уверена, он был членом знатной семьи, однако что-то не давало покоя. Он изогнул одну бровь и улыбнулся, похоже, заметив мое неприкрытое ничем любопытство. Видимо осознав мое не далекое положение, он вновь задал мне вопрос, о котором я была уже и забыла.       — Нет… то есть да.нет. я не знаю, — заикаясь и спотыкаясь на каждом междометии, промямлила я. Он посмотрел на меня с удивлением, отчего мое сердце в волнении забилось еще сильнее. Так провалиться в разговоре с важным человеком, могла только я.       — Наверно, Вам нужна помощь? — поинтересовался он. — Я могу проводить Вас в медицинское крыло или к вашим покоям.       — Но Вы не знаете, в какой комнате я живу, если, конечно, Вы не гвардеец… — мой язык сейчас отказывался дружить с головой, выдавая не связные между собой предложения. Наверное, я все-таки ударилась при падении.       — Я не гвардеец, миледи, — ответил молодой человек, наградив меня тихим, гортанным смехом. — Но, уверен, мы сможем найти одного и спросить, как пройти к вашим покоям.       Я зарделась, отрицательно покачав головой, проскользнула мимо молодого человека, по пути вновь произнеся что-то не связное, про то, что сама найду свои покои. В груди было не спокойно, голова словно находилось под огромной толщей воды, но слабые, не гнущиеся ноги, продолжали попытки идти прямо по коридору.       — И все же я бы хотел проводить Вас, — его голос нежно обволакивал меня с ног до головы. В попытке совладать с собой — я обернулась, заметив, что он не сводит с меня внимательного взгляда. Остановившись как вкопанная, я продолжала смотреть на его улыбку, не в силах продолжить путь, по неведомым мне причинам. Он сделал один шаг мне на встречу, который заставил меня в ту же секунду отмереть и сделать шаги в нужном направлении. Незнакомец шел ровно на шаг позади меня, следуя за мной по пятам, и останавливался за миг до того, как остановлюсь я, будто зная об этом заранее. Подобное не должно было мне приносить спокойствие, но приносило, поэтому я шла вперед. Развернувшись почти у самой двери, я взглянула на юношу, не зная как дать понять, что мы дошли:       — До встречи, миледи, — учтиво произнес он и склонил голову в легком поклоне. — Надеюсь, остаток дня пройдет у Вас в более спокойном ключе.       Я и сама на это надеялась, боялась, что сегодня мне приснится то, что видели и слышали уши. И я не представляла, как должна себя вести завтра, увидев Николаса или Хулию. Знали ли они, что их увидели? Или до сих пор предавались своей страсти? А самым больным ударом оказалось осознание, что принцесса Бланка меня предупреждала…       Этим утром все во мне противилось выходить за двери комнаты. И я бы действительно осталась в четырех стенах своего маленького укрытия, если бы не одно, но… Сегодня был важный день во дворце, в судьбе нескольких людей сразу, но в особенности нашей принцессы Бланки.       Солнце за окнами омывалось холодными серыми тучами, так не свойственными Анджелесу, иногда пленник выглядывал из своей клетки, чтобы осветить владения дворца, пройтись скользящими линиями по половицам в моей спальне, осветить мое лицо. Я зажмурилась от яркости луча, который словно целился, когда же я отодвину занавеску, и он ударит в цель. Прислонившись лбом к прохладному стеклу, я могла наблюдать, как медленно от ночи просыпается все вокруг, и хотелось последовать их примеру. Солнце вновь опустилось в свое самобичевание, что ж нас таких было двое…       Но тогда еще я не знала…        …что нас было намного больше…       Служанки суетились с выбором одежды, какой же глупостью казались эти спешки, вечный выбор блестящего наряда, на который бы клюнул принц. Однако ему была не нужна вся эта мишура, она уже давно была потеряна в попытке привлечь его внимание. Я отпустила ткань, отстраняясь от стекла, с остававшимся на нем следе, девушки не переставали причитать, смешивая различные оттенки тонального крема, чтобы убрать следы полу бессонной ночи. Мои эмоции были на нуле.       Хотя, войдя в Большой зал, я не осознано задохнулось, от красоты, удивляясь, как слуги умудрились изменить всю обстановку, за какую-то одну ночь. Зал дышал легкостью и свободой, и это смогло передаться мне, хотя в той степени, чтобы я могла гордо поднять голову, нарисовать улыбку на своих губах и пройти мимо гостей, приглашенный на торжественное событие. Слава Богу, не мы сегодня были точкой притяжения всей Галактики, однако некоторые оглядывались на умелую работу моих горничных, создавших легкий и воздушный наряд. Ткань платья переходила от фиолетового к темно-синему, к голубому и бирюзовому, нежными волнами шифона спадая в пол. На поясе оно чуть собиралось, и было украшено различными камнями. Я проследовала туда, где уже собрались девушки, мы были последними — шестеро финалисток. Мы остались путем изощренной игры, в которую с нами сыграл Николас, попросив выбрать несколько кандидаток. На самом деле лишь сейчас я могу сказать, что действительно не услышала знак судьбы, когда мою кандидатуру выдвинула никто иная, как сама Моргана. Но я осталась в числе Элиты. Каждая из нас имела свои достоинства, необычайную красоту или качества, то, что возможно не могли оставить принца равнодушным, но только я знала, чего каждой из нас не хватало.       Мы не были инфантой.       Я вобрала побольше воздуха в грудь, делая последние шаги, чтобы присоединиться к девушкам, улыбка, скромной линией, была призвана отвлечь от припухлостей вокруг глаз. Нет, слез не было, они все уже вытекли в подушку в моей спальне, сейчас остался лишь осадок, который я могла побороть.       — Тут в основном только представители посольства Английского королевства, — оглядываясь вокруг, произнесла Кессиди. Она была права, и пусть все разговаривали на родном для нас языке, ощущалась мешанина звуков, диалектов, взглядов к нашим персонам. Мы были теми, кто вскоре начнет представлять интересы нашей страны — Иллеа. И Бог ты мой, сколько же всего станет чьей-то тайной, вечным секретом — может быть ошибкой?!       — Конечно же, их тут большинство, принцесса Бланка же сделала свой выбор в пользу Крон-принца Джордана, — ответила ей Женевьева, — но я точно уверена, что видела здесь Короля Максона и некоторых представителей Испанской короны.       По нашему ряду пробежался смех, пока своей оппонентке не ответила Карина: — Безусловно, ты их видела!       Так или иначе, основное большинство поверило словам Кимбры, покинувшей число Элиты, о найденном счастье Женевьевы. Я была максимально верна своему слову — не говорить никому из девушек об увиденном: о том, что происходило в бильярдной. Ведь Самюэль первым выбрал в свою команду Женевьеву, и пусть старался держаться на почтительном расстоянии от нее, я могла видеть одинокие взгляды. Поэтому стоило нам выйти из гостиной, Женевьева попросила, если не сказать даже потребовала от меня молчания. Знала бы она, что от меня ничего не нужно требовать, я по какому-то негласному договору — не могу рассказать никому-то, что видела, слышала и узнала. Может, это был остаточный опыт?       Но моим мыслям не дано было завершиться идеальной цепочкой, вновь заговорившей Женевьевой:        — Вы сами можете убедиться, что я не ошибаюсь в своих словах.       Еще не обернувшись, я услышала его голос, ставший уже частью каждодневного ритуала наших встреч. Николас. Именно его я увидела, развернувшись на 180 градусов, направлявшегося в нашу сторону, о чем-то беседуя в сопровождении… Хулии Монтеро… Испанской инфантой, как я знаю помолвленной девушкой, с той, ради которой он решил изменить всем обычаям и традициям своей страны. Он был в хорошем расположении духа, когда поприветствовал нас, одаривая каждую по отдельности своей доброй улыбкой. Неужели она была идеально отрепетирована для таких случаев? Или секретом его хорошего настроения стала девушка в ярком бирюзово-зеленом платье, нежно окутывающем всю ее фигуру? Я усмехнулась про себя, подметив столь похожий выбор цветовой гаммы у нас с ней, уже не говоря о переливающихся элементах, которые украшали каждую линию ее тела. Но я не могла ничего сказать, у меня не было сил, внутри меня все еще билось сердце, готовое безгранично отдаться во власть Ника. Хотел ли он его?       Хулия почти не заметно сжала его локоть, мимолетно привлекая его внимание, улыбнулась, понимая, что значение ее улыбки останется только между ними, однако вновь нет. Развернувшись, она ушла в другом направлении, что-то произнеся о «нужно угомонить своего братца…», позволяя Нику проследить за вырезом своего платья на спине.       Однако стоило ей отойти, внимание Николаса было перехвачено новым гостем, который направлялся в нашу сторону, поддерживая под руку нашу вдовствующую королеву Эмберли. Молодой человек уверенно шел вперед, словно уже зная дворец, как свой второй дом, подойдя к принцу, первой к своему внуку обратилась Эмберли:       — Николас, тебе следует лучше выполнять свои обязанности, чтобы гости не скучали, — с легким наставлением произнесла она. Николас наклонился к ней, целуя ее невесомым поцелуем в щеку.       — Конечно, бабушка, — отозвался он, — я лишь подошел к своим девушкам, ведь они также мои гостьи.       Но я то понимала, что его внимание частично было занято совсем другой личностью, хотя и пыталась не подавать виду, рассматривая все, что угодно. И подняла взгляд, только когда королева Эмберли изъявила желание отойти в более спокойную часть зала. Однако наткнулась на внимательно следящей за мной взгляд янтарно-золотых глаз, молодого человека, что был встречен мной нынешним вечером. На его лице появилась тень улыбки, я же лишь сглотнула и сделала побольше вдох. Николас заметив изменение в настроении госте перед собой, обернулся и тоже улыбнулся мне. Он еще улыбался? Ни что его не расстраивало, он был все таким же, ничуть не изменившимся. Могло ли мне показаться? Послышаться, присниться? И нет, я все же видела это все своими глазами. К сожалению…       — Итак, наконец-то мы встретились с нами, девушки, — ласково обращаясь к нам, произнес Николас. — Как у Вас дела? И все в унисон пропели, с радостными нотками в голосе, лишь я не могла сказать и слова, оставаясь под внимательным наблюдением другой пары глаз. Вся ситуация чем-то напоминала мне знакомство с Льюсом Спенсером, под личиной которого скрывался на самом деле Райтен Смит, давно погибший друг.       — Хочу Вас познакомить с моим давним другом, это Себастьян, второй сын Прусского герцога, — указав на брюнета с глазами цвета янтаря, представил нас Ник. — А это мои девушки, к сожалению, их осталось только шестеро, но они все мне очень дороги!       Семеро, Николас, семеро, и я знаю, кто эта седьмая девушка, также как и ты.…       — Очень приятно с Вами познакомится, дамы, — все тем же тихим, словно сладкий сироп, голосом произнес Себастьян. Он покосился на меня, и я больше не могла оторвать от него взгляда. Все замерли в каком-то подобие ожидания, словно не зная, что делать дальше.        — Думаю, будет не вежливо игнорировать музыку оркестра, — наконец улыбнулся парень, указывая на несколько независимых пар, уже начавших кружиться под тихую музыку оркестра, создающий немного романтичную обстановку. Но только не в моей душе.       — Девушки, не составит ли кто-нибудь пару в танце мне и нашему гостю? — поддержал его Николас, все присели в глубоком книксене, отвечая глубокой взаимностью. Мой взгляд еще смотрел в пол, когда я увидела носы чьих-то ботинок, я так боялась поднять голову и увидеть перед собой Николаса, я просто не в силах смотреть в его глаза. Не осторожно взглянув из-под ресниц, я увидела перед собой сэра Себастьяна, Ник не сказал какой у него титул, только упомянул о титуле его отца. Но важно ли это? Сам же принц казалось был на секунду потерян и озадачен, подав руку рядом со мной стоящей Женевьеве.       Молодой человек повел меня в одновременно быстром и легком темпе, поддерживая и ведя в каждом из движений. В то время как я сама ощущала себя только что прибывшей во дворец, каждое движение не было отточенным или уверенным, мое тело просто поддавалось общему движению. В глазах напротив сквозила беспомощность, беспокойство, доброта и сожаление, пока мы кружились по всему залу в завораживающих душу танцах, мимо людей плотно стоявших в зале. Но как бы мы не кружились, насколько бы быстро не пролетали мимо меня лица гостей, мои мысли были только об одном. Ведь я видела их раньше вместе, они составляли великолепную пару, сочетались, как что-то единое целое, дополняя друг друга. Они оба были благородной королевской крови, и Принцесса Хулия была лучше меня и любой другой избранной в сто тысяч раз. Пришло время признать, что Тайни права, даже если вкладывала в это свой смысл, но этот мир действительно жесток — мир королевских интриг, тайн, он так легко ломает тебя, не оставляя после себя ничего.       Но не успели мои мысли до конца сформироваться, как раздались громкие крики со всех сторон зала, музыка оркестра смешивалась с ужасными звуками. Голова не сразу смогла сфокусироваться на происходящем, когда мы остановились, казалось народу стало в десять раз больше, кто-то в панике падал, наступал на свои платья, и в этот миг я услышала первый выстрел, пронесшийся по всему залу, как покрывало. На секунду кроме него ничего не было слышно и в следующую, все ринулись к дверям, стенам, в любое другое место, пытаясь спрятаться. Вокруг воцарился ужас.       Я оцепенела, замечая, что была такая не одна, кто-то тоже стоял посреди суетившейся толпы, не зная что делать. Недалеко от меня замерла королева Эмберли, она старалась сохранять спокойствие, но даже стоя просто рядом можно было заметить, как это шокировало ее. Словно возрождая давно забывшиеся картинки. Невысокий юноша поднял свой пистолет в вытянутой руке, слишком комично, не по-настоящему, словно это были обыкновенные стрельбища в тире: одна рука за спиной, а другая прямая, не способная дрогнуть. Все произошло в несколько секунд, я кинулась вперед, еще до того, как кто-то окликнул Ее Величество и она начала оборачиваться, а в следующий миг, раздался выстрел.       Один жалкий метр, именно на столько я успела оттолкнуть Королеву, десять жалких сантиметров, именно столько разлучило нас с пулей, выпущенной почти в спину Ее Величества. Пять секунд, в которые поменялось абсолютно все: только что я стояла — и вот моя нога начала скользить по паркету. Первой приземлилась моя пятая точка и рука чуть отставленная назад, проехавшаяся в чем-то скользком еще дальше. Я огляделась, поднимая ладонь к своему лицу — она была покрыта бордово-густой субстанцией. Кровь — подсказало подсознание. Слишком густая, чтобы быть настоящей, реальной, слишком неестественная, чтобы оказаться на полу бального зала королевского дворца.       Все это время я находилась в прострации, не слышала голоса, выстрелы, звон стекла, точнее все это доносилось поверхностно до моих ушей. Кто-то попытался поднять меня, подхватив под руки, но мне это не сильно помогло. Я вновь оказалась в грязи, нет это была кровь, и мое платье, руки и ноги непонятным образом было укутано в ней.       — Нам нужно идти, — говорил кто-то над моим ухом, — вставай же!       Во второй раз я поддалась силе молодого человека, тянувшего меня вверх, вырывавшего из этого кошмара. Им оказался сэр Себастьян, переплетя наши ладони, он протянул вторую руку Ее Величеству, уводя нас в другой конец зала. Я смогла наконец оглянуться, замечая, что выстрелы стали затихать, появилось больше гвардейцев дворца, но все равно было не ясно — что произошло и происходит. Не замечая дороги, которой мы следовали, я только поняла, что мы выбрались из когда-то светлого зала, направляясь коридорами в неизвестном направлении. Королева Эмберли отстала и я обернулась к ней:       — Ваше Величество, нам нужно идти! — Она не откликнулась, что-то на ощупь ища в стене перед ней. Себастьян успел пройти еще пар метров, выглядывая за угол, прежде чем обернуться к нам. — Что Вы делаете, нам нужно где-нибудь спрятаться?!       Себастьян подошел сначала ко мне, мы переглянулись, после чего он одними губами произнес: «Точно», присоединяясь к королеве.       — Вы уверены, что она здесь? — поинтересовался он.       — Такое не забывается, — впервые за все время произнесла Королева Эмберли, и с этой фразой часть стены отъехала, открывая площадку, с лестницей, которая спускалась вниз.       — Тайные проходы… — прошептала я, следуя за своими спутниками…

***

      Мы плутали коридорами, то тут, то там раздавалось непонятное эхо возможных испуганных разговоров. Непонятно было только то, где находились эти люди: также среди потайных коридоров или это эхо страданий людей в бальном зале. В скором времени мы достигли огромного каменного зала, который, как мне показалось, был расположен на три уровня ниже подземного паркинга. Дуло холодом, отчего мы все зябко поёживались, однако главным нашим разочарованием стало то, что никого кроме нас в нем не было. Абсолютная тишина сопровождала наше здешнее присутствие, без возможности связаться с кем-то из вне, не указав на наше расположение.       Королева была совсем опустошена морально, несколько моих попыток разговорить ее увенчались провалом. И какого же было мое удивление, когда в очередной раз справиться о ее здоровье подошёл Себастьян, а не я, ибо через пару секунд, она впервые что-то ответила ему. Они тихо о чём-то переговаривались, пока я смотрела на все это со стороны.       Я отвернулась, наблюдая с тяжестью за огромными дверьми, что привели нас сюда. Там наверху осталось столько гостей, и только мы втроём были здесь — в неком коконе безопасности. Спаслись ли остальные Избранные? Сколько раненных? Я уверена, что такие были, учитывая количество крови на полу, и то как проскальзывали мои туфли, пока мы спешили на выход. Сколько человек больше не увидят этот мир? Я вновь посмотрела на свой наряд. Из когда-то прекрасного, он стал жутким, напоминающий какую-то грязную мешанину. В попытке хоть немного оправить запутанное платье, я взглянула на свои руки, завороженно поднося ладони к лицу. Запекшаяся кровь, покрывала их неровными подтеками. Чья-то чужая кровь! С жутким остервенением я попыталась оттереть эти следы с помощью ткани платья, которое, понимала, пойдёт на помойку при любом раскладе. От следов все равно оставались бледные бордовые полосы, на глазах стали собираться обжигающие слезы бессилия.       Мне на плечи легли ладони, насильно разворачивая к себе. Влекомая этой силой, я уткнулась в тёплое плечо, стоящего рядом со мной Себастьяна. Я не обязана быть сильной, и я никогда не была храброй. И сейчас я позволила себе это.       Мы просидели в полной изоляции около часа, прежде чем услышали шаги и скрип открываемой двери, которую мы не решились закрывать на механизм, в надежде что кто-то ещё появится в этом зале. В начале зашло двое гвардейцев, вооружённые и готовые выстрелить в любой момент, но стоило им заметить нас, как оружие было опущено. Атака, природа которой пока не установлена, оказывается была предотвращена более получаса назад. Именно поэтому сейчас, сопровождаемые конвоем гвардейцев мы поднимались наверх, к свету. Наше появление в зале, симметричном тому, в которым состоялся приём, было встречено с лёгким воодушевлением, но с грустными улыбками на лицах. Что было вполне понятно, поиски людей продолжались, велись списки раненых, может даже и убитых. Дежурная медсестра выхватила меня, тут же преступая к осмотру на возможные ранения, убеждаясь через какое-то время, что кровь была не моей. Но эта пауза отдалила меня от сэра Себастьяна и Королевы Эмберли. Следом после медсестры о моем самочувствие справился Николас, задавая односложные вопросы и получая на них такие же односложные ответы. Краем уха, я услышала, что-то о шоке, но все равно пыталась рассмотреть людей, окружавших меня. Не находя только одного.       Отряды гвардейцев возвращались один за другим, иногда с кем-то, иногда одни, докладывая Королю Максону об обстановке во дворце и в каждом его крыле. Я сидела на одном из диванов, не очень далеко от королевской семьи, пытаясь понять, чего же не хватает во всем вокруг меня. Наконец-то с Новым докладом к королю подошёл сэр Вудворк, который как я знала был главой королевской стражи, сказав что-то совсем тихо и покачав при этом головой, отрицая какую-то деталь. Мои глаза следили за всем очень внимательно, пусть иногда мозг и замедлял всю активность, но я не могла не заметить, как Король переглянулся с Королевой обреченным взглядом. Королева Америка не издала не звука, но ее лицо исказилось маской жуткой муки, а губы постоянно повторяли одно и тоже слово, которое постепенно достигло моих ушей. И это было не слово — это было имя. Бланка.       Я обвела всех присутствующих в зале взглядом, понимая, что одной незаменимой и всегда готовой помочь принцессы не было. Той, в честь помолвки которой собралось столько людей — просто не было, ни ее улыбки, ни вечно рыже-огненного блеска ее волос, продуманных нарядов, голоса. Николас сидевший на корточках напротив Карины, в замедленной съёмке поднялся, проходя мимо нас, направляясь к своим родителям. Горькая, тяжёлая тишина опустилась на зал, погребя всех нас под горем и болью, неизвестностью произошедшего…

***

      Во дворце царила тишина, никто не выходил из своих покоев, и нас настоятельно просили их не покидать. Однако мысли получившие постоянное место прописки в моей голове оживали в столь замкнутом пространстве, как моя комната. Я прекрасно помнила как взялась за медную ручку и повернула ее, прошла несколько метров по коридору второго этажа, а дальше все вновь как в тумане. Пока…не оказалась у дверей все той же комнаты, по ту сторону было тихо, в один миг распахнув двери я оказалась в музыкальной комнате. И если все мое мироощущение не заметило присутствие музыки, бегающей по ступеням и флигелям дворца, то войдя внутрь, я оказалась в ней не одна.       — Леди Ариадна, — бархатный голос собеседника означал, что меня заметили раньше и уже успели справиться с первичным удивлением.       — Сэр. — Сын Прусского герцога повернулась на крутящейся банкетке, опустившись в лёгком книксене, я не могла не заметить его улыбку. Она заканчивалась ямочками на щеках, скрытыми сейчас лёгкой щетиной, словно я его чем-то смешила.       — Просто Себастьян, — уточнил он, когда я поднялась из поклона.       — Как вы уже знаете — Ариадна.       С соглашающейся ухмылкой, он поднялся со своего места, обратившись вновь ко мне, используя его новое преимущество:       — Ты хотела помузицировать, Ариадна?       Я? Помузицировать? Поэтому в ответ я покачала головой, отрицая его предположение. Он вновь опустился на свое место, с какой-то особой манией задавая мне новый вопрос.       — Тогда с какой целью? — И тут же со смехом прервал любую мою попытку заговорить. — Веду себя как хозяин, хотя все наоборот.       — Ничего, я тоже здесь не хозяйка, — и как ему ответить, что привело меня сюда? Тяжелые стены неизвестности комнаты? Желание услышать ту же мелодию? — Несколько дней кто-то из оркестра дворца исполнял удивительную мелодию — легкую, но при этом глубокую… Поделилась я, захваченная в плен его янтарными, яркими как само солнце, глазами. Они затуманились дымкой раздумья. Потом отошел обратно к инструменту, и его пальцы зависли над клавишами. Словно это была мелодия из моего сна, она казалась не такой глубокой, как в прошлый раз, но такой же волнующей, создаваемая лишь одной ладонью.       — Похожа? — поинтересовались у меня, и я смогла выдавить лишь жалкое подобие улыбки.       Я подошла ближе, позволяя ему сесть за инструмент, а сама же следила за тем, как пальцы его рук перебегали по клавишам, высвобождая из инструмента мелодию. И она успокаивала меня, напоминая тот голос, что я слышала пару дней назад в этой комнате. Пытаясь понять, неужели то пел он?!       — Как давно ты играешь? — поинтересовалась я, все ещё запинаясь на этом простом обращении на «ты». Ведь этот человек видел мое моральное падение, но не посчитал слабой, а потом помог спастись, когда меня охватил испуг и бездействие, а главное не только мне.       — Наверное, всю жизнь, — опуская руки с клавиш, ответил Себастьян.       Я провела кончиками пальцев по холодным пластинам, решаясь задать следующий вопрос:       — Это сложно? — Внутри я спорила стоит ли такое задавать или лучше спросить не надоедает ли делать одно и то же, но мой голос уже озвучил то, что озвучил. Себастьян проследил за мной внимательным взглядом, словно читая мои мысли, зная наперёд мои последующие вопросы.       — Тебя интересует другое, — он сделал вид, что не замечает мой взгляд, продолжая свою мысль. — Ты думаешь, не наскучит ли тебе изучать игру на фортепиано? А если не будет получатся есть ли в этом толк.       Возможно так оно и было, но я не озвучила это вслух.       — Ты знаешь почему я начал играть? — через несколько секунд спросил он.       — От неразделенной любви? — спросила я, заставляя его засмеяться то ли над собой, то ли над моими словами. Он пригласил меня жестом сесть рядом за инструмент, и я послушно исполнила этот молчаливый указ.       — Нет, но если ты закроешь глаза, то поймешь, — он положил свои ладони на мои руки, перед этим положив их на холодные клавиши, — когда музыка начинает играть, ты успокаиваешься, ты все отдаёшь мелодии, а значит перестаёшь думать о ненужных вещах.       Его ладони надавили сильнее, заставляя нажать на сами клавиши, издавая звук, но уж точно никак не мелодию. Его пальцы вели, стараясь перенести с одной клавиши на другую мои пальцы. Я открыла глаза, опуская руки с инструмента, понимая, что он не опускает взгляда с меня.       — Хватит так на меня смотреть, — произнесла я, даже не оборачиваясь. — Я же не теорема по геометрии.       — Нет, — гордо согласился он, продолжая изучать меня. — Ее я хотя бы могу решить.       На моих губах расцвела улыбка, ведь я точно была не сложнее задачи по геометрии. И я не понимала, как в компании почти незнакомца можно чувствовать себя столь легко, забыть про условности, про правила установленные во дворце со вчерашнего дня. Как вдруг…       В холе раздался шум, совершенно не естественный полупустым залам дворца. Даже в более радостные, наполненные жизнью дни, когда его наполняли все мы — все 35 девушек — была шумиха, связанная с незнанием дворца, неразберихой и простой суетой. Теперь же звуки наполнившие пространство за пределами музыкальной комнаты, напоминали больше с грохотом упавшие тяжёлые вещи или вешалки с платьями, или, что ещё хуже, падение человека. Перед глазами вновь замерцали картинки падающий тел в тронном зале, заставляя сердце сжаться, с трудом переправляя кровь. Себастьян казалось тоже насторожился от звука, намереваясь подойти к дверям комнаты, когда до моих ушей донёсся громкий крик, на грани с болью и слезами.       — Срочно, доктора!!! — Я могла делать его не видеть, но, в связи с проведённом временем, этот голос я услышала бы и узнала уже из тысячи. Не понимая до конца, что происходит, я лишь заметила, как мои ноги сами рванули к двери, опережая любые протесты и советы об осторожности, стоящего рядом молодого человека. Распахнув одну из створок дверей, я выскочила в просторный хол, оглядевшись — я заметила его. Николаса опустившегося на колени, он удерживал на руках тело девушки, укачивая ту на руках, словно это могло помочь. Мой взгляд остановился на полурасстегнутой блузе, пропитавшейся кровью, в целом весь каменный пол был покрыт следами размазанной крови, создавая очередное жуткое зрелище. Казалось кровь в какой-то степени начала преследовать меня, и я не смогу больше никогда смыть ее с себя.       Нужно было подбежать, постараться помочь ему, но я замерла на месте, словно не живая копия меня с самой, так как голова работала на все 100%, но не отдавала никаких приказов к действиям. И дело было вовсе не в девушке, что сейчас истекала кровью, а точнее Хулии, и не в том, что по прям обнаженный Николас, удерживая ее на руках, старался плотнее прижать к ее плечу ткань, напоминающий сгусток крови. Ник посмотрел на меня:       — Найди докторов! Кого угодно, немедленно, пусть как можно быстрее придут в больничное крыло.       — Как я их найду? — выскочило из моих уст. — И что вообще произошло?!       — Все потом, Ариадна. Врачи должны быть с мамой и бабушкой.       Я кивнула на протяжении его указаний с десяток раз, пытаясь запомнить каждую мимолетную деталь, и наконец то вырваться из этого оцепенения, накрывшего меня. Развернувшись, я направилась в другую сторону, чтобы как можно быстрее подняться по ступеням лестницы. Руки как-то сами сплелись передо мной, ощущая холод, кровь не желала поступать и согреваться каждый уголок моего тела. Но мне нужно было добраться до третьего этажа, туда где располагались комнаты королевской семьи, и… И что Ариадна? Позвать врача, сказать, что инфанта Хулия по неизвестным тебе причинам истекает кровью на руках принца Николаса?! Я замерла на середине пути.       Развернулась вполоборота туда, откуда пришла, только что на моих глазах развернулось чёткое подтверждение тем секундным, замеченным мной, взглядам, жестам, а тем более словам и действиям, которые в тайне скрывали эти стены. Принц, который был связан обязательством с девушками, такими как я, любил и отдавал своё сердце другой. А самое главное в тот момент, когда его сестра пропала.       Но… запрокинув голову, я задалась вопросом, что это было? Что заставляло меня прокручивать в голове все эти мысли? Желать развернуться и направится в противоположную сторону. Неужели возможно проснувшаяся в груди ревность сможет меня заставить сделать ужасную вещь? Поперёк горла встал комок от возможности существования во мне таких мыслей. Облокотившись на перила, я постаралась взять себя в руки, направляясь вперёд по предыдущему маршруту.       В начале коридора, где как я знала и находились королевские покои стояла усиленная охрана. Около восьми гвардейцев вооруженные до зубов вдоль всей протяженности. И стоило мне подойти, как двое стражников тут же преградили мне путь. — Мне нужен врач, — замерев перед ними, проговорила я, — это просьба принца Николаса.       Добавила я в конце, от чего двое гвардейцев переглянулись между собой. Один из них на секунду задумался, пытаясь похоже сформулировать достаточную для отказа мне фразу.       — Леди, — откашлявшись, — все медсестры заняты, а главврач дворца находится рядом с королевой.       — Но принц Николас…       — Принц Николас в своих покоях, и никуда оттуда не выходил, леди, — отозвался его помощник. — Возвращайтесь к себе в комнату, и не покидайте ее без постановления о снятии чрезвычайного режима!       Пока они тут стоят, думая, что я играю в какие-то игры, в то время как они охраняют жизни всех членов королевской семьи, но вспомнив о Бланке, я поправилась, почти о всех. Николас умудрился покинуть свои покои, и к тому же не он один, если уж говорить об истекающей кровью инфанте Хулии. А самое главное, что секунды уплывающие и отнимающие ее жизнь, сейчас находились в моих руках, от моей медлительности, зависит сразу несколько жизней. Хулии, как раненой, Николаса, который может потерять ещё одного родного человека, Анхеля, который может лишиться сестры, как и его родители, а также моя жизнь и судьба оставшихся Избранных, ведь с потерей несостоявшейся участницы Отбора, мы теряем принца, за сердце которого приехали бороться. За то сердце, которое никогда и никому из нас не принадлежало.       Пока вся эта запутанная цепочка мыслей проносилась у меня в голове, я согласно кивнула гвардейцам, делая первые шаги к отступлению. Заставляя их также уверовать в мою послушность, они вновь заняли свои посты по обе стороны коридора, в середине оставляя место для быстрого, рискованного пробега. И я им воспользовалась. Неожиданно для них кинувшись вперёд, оставляя их чуть позади, но суматоха, не осталась не замечена остальными гвардейцами, тут же преградившими мне путь.       Мои запястья были захвачены с двух сторон, без возможности вырваться, единственным шансом было вновь сказать то, зачем я пришла.       — Мне нужен врач, — мой голос сам сорвался почти на крик, уносясь в глубь пустующего коридора, — Вы не понимаете, там человек ранен, ему нужна помощь!       Одна из дверей открылась, но я не видела, кто из неё собирается выходить, однако рискнула:       — Инфанта Хулия ранена!       Моим глазам предстала следующая картина, в считанные секунды ко мне направился брат Амалии Вудворк, также в форме гвардейца дворца. Он, вышедший из той самой комнаты, казалось был готов мне поверить сразу же. Стражники немного расступились перед ним, когда он с напряжением в глазах строго у меня спросил, положив одну ладонь на плечо.       — Ты уверена? — Я лишь кивнула головой, не уверенная, что смогу что-либо ещё произнести. — Откуда эта информация?       — Принц Николас, он на втором этаже вместе с инфантой, именно он просил меня позвать на помощь. — Его взгляд был не читаем, пока я отвечала на поставленный вопрос. После чего вперёд вышел стражник, остановивший меня до этого вначале коридора.       — Сэр, девушка была нами осведомлена, что Его Высочество не покидал покоев и…       — Тогда ты мне прямо сейчас сможешь ответить, почему ни его, ни инфанты Хулии нет в их покоях, и те абсолютно пусты? — Без лишних пререканий прервал Шон Вудворк стражника. — Вызовите врача, но постарайтесь не говорить при этом, что у нас во дворце есть пациент с огнестрельным ранением и тем более, что это инфанта.       Быстро раздавая указания, приступил Вудворк, и в его голосе точно слышалась сила и власть в этот миг. После чего он вновь посмотрел на меня:       — Ты можешь идти… — Его прервали шаги по коридору, когда двери одной из комнат открылись, и оттуда вышла врач. — Миссис Лайтон, — уже обращаясь к ней, максимально понизив голос, — у нас ЧП, ранена инфанта, пока при неизвестных обстоятельствах.              Лицо женщины исказилось от боли, при упоминании личности, которая находилась в опасности. Но уже через пару секунд она взяла себя в руки, приказав отвести ее к месту для оказания помощи. Шон потеснился, пропуская меня вперёд, как бы прося показать дорогу.       — Но мне нужно найти Анхеля, принц Николас просто меня передать ему информацию. Кивнув мне мимоходом, я было уже думала, что меня прослушали, он махнул в направлении все того же светловолосого стражника:       — Ты, найди Анхеля Монтеро, не говори, что произошло, но заставь немедленно прийти к больничному крылу, — и сделав уже несколько шагов вперёд развернулся, добавив. — Любыми способами, даже если придётся силком или на плечах!       Наши шаги отражались громкими раскатами, пока мы спускались, но стоило завернуть за угол, как нам предстала почти не изменившаяся картина. Лишь крови на плитках пола стало больше, где-то уже превратившись просто в засохшее пятно. Николас максимально низко наклонился к лицо инфанты на его коленях, словно пытаясь передать своё тепло ей. И отодвинулся, лишь в тот момент, когда мы оказались в секунде от них.       — Ох, Ваше Высочество, — тут же опустившись на колени, миссис Лайтон перехватила кулёк ткани, пропитанный кровью у Николаса.       — Миледи срочно нужно перенести в мед.крыло. Сэр Вудворк, — обращаясь к Шону, оставшемуся стоять рядом со мной, — помогите перенести.       — Нет, — впервые в присутствии всех нас заговорил Николас. — Я сам отнесу!       Быстро поднимаясь со своей ношей на ноги, словно и не замечая никакого веса. Конечно же, он сам ее отнесёт, теперь, когда тайна была открыта для меня, а пелена спала, я знала, что за этим стоит нечто большее… совершенно безумное, но максимально сильное…       Наши взгляды пересеклись, когда он проходил по коридору. В его голубых океанах плескалась настоящая стихия беспокойства, не желающая переставать бушевать. Его голова чуть склонилась, как бы давая мне знать, что он благодарен за то, что я сделала. Понимал бы он, как на самом деле я хотела уйти, не выполнить поручение, и как теперь я вижу его — абсолютно, насквозь. И что единственное, приказавшее мне двигаться вверх по лестнице полчаса назад — было ужасно, просто по настоящему ужасно, глупое сердце, орган, который бился на какой-то нереальной частоте…