Summertime Sadness

Её белые прямые волосы щекотали моё лицо. Приятный запах лаванды окутывает все пространство светлой и большой комнаты, а тепло её тела согревает меня не хуже солнечных лучей. Все вокруг пропитано счастьем и радостью. Чудесные карие глаза с золотистыми искорками заглядывают прямо в душу, заставляя сердце пропускать удар и сбиваться с ритма. Кажется, этот орган сошёл с ума и решил вырваться из грудной клетки, превратив рёбра в мелкое крошево. «Нет, дружище, только не сегодня. Ты ни за что не выпрыгнешь и не лишишь меня жизни в этот момент, которого я так долго ждал. Ни за что, придурок». Эти глаза, которые я люблю сильнее, чем бы то ни было, смотрят на меня внимательно, с нежностью. Они полностью завладели моим сознанием. Тонкие губы изгибаются в улыбке, которая чуть ли не сносит меня с кровати теплотой. Такой желанный рот для меня приоткрывается, и из него вылетает тихое «Оппа». - Оппа, вставай, — промурлыкали мне на ухо, продолжая щекотать светлыми волосами щёку и часть шеи. Я чуть слышно простонал, было пора вставать с постели и идти в уже ненавистный тренинг-центр. Тяжела судьба стажеров, да. Перевернувшись на другой бок, я поцеловал свою самую любимую женщину на свете. Только вместо нежной кожи, пахнущей лавандой, мои губы уткнулись в пустоту. Рядом никого не было. Я проснулся в своей скучной реальности. Динамики телефона разрывались, на всю комнатушку разнося нежный, но такой сильный голос той, что совсем недавно щекотала мне лицо волосами во сне. Осознание проехалось по мне катком, нажав на все больные мозоли с каким-то садистским удовольствием. Всё было сном. Как, впрочем, и всегда. Старая кровать отозвалась то ли скрипом, то ли стоном, когда я поднялся с неё. Серые стены с подтёками из-за бесконечных потопов от соседей воняли настоящей сыростью, душившей меня на протяжении многих лет. Задыхаться в этой бетонной коробке стало слишком нормальным и обыденным. Рутина даже затронула самую значимую вещь в моей жизни – музыку. Вся эта серость, которой пропиталась моя жизнь, сдавливала лёгкие и выбивала из них весь гнилостный воздух. Порой даже хотелось закурить, но если бы агентство узнало об этом, то погнали меня ссаными тряпками. Скандалы и проблемы никому не нужны. Ну а мы – просто средство для получения денег. Компания неплохо имеет с нас, пополняя свои кошельки. Хотя, тратит на дебют она тоже немало. Но только вот будет он, этот дебют? Подгоревшие тосты, крепкий быстрорастворимый кофе и утренние новости. Кажется, эта процедура повторяется на протяжении многих лет. И почему эти куски до сих пор получаются такими горелыми? Тем не менее я все так же завтракаю в одиночку, закидываю за спину свою верную шестиструнную подругу и выхожу из бетонной коробки, направляясь по наполненным светом улочкам Сеула в другую бетонную коробку. Только побольше и красивее моей клетки. - Йо, мэн. Ты чего такой кислый, — внезапно, на входе в тренинг-центр на плечо падает большая и до головной боли знакомая рука. Длинные пальцы стискивают моё плечо, как бы поддерживая. Как бы подавая сигнал, что я не один в этом мире, что у меня есть друг. Хорошо, если это действительно так. Мне почему-то всегда казалось, что, несмотря на то, каким больным придурком бы не был этот парень, он мог стать хорошим другом. Хоть временами и уделяющий книгам больше времени, чем практике, Фань всегда мог выслушать и дать совет. Для этого же нужны настоящие друзья, так? - В каком месте кислый? Ты, чувак, совсем ослеп, — выдаю свою фирменную улыбку во все тридцать два и открываю дверь в наш персональный ад. Что там по программе, часы танцев или уроки вокала, вытягивающие душу? Или, может быть, уроки никому не нужного актёрского, мать его, мастерства? - Ну ладно, товарищ Пак, пойдём, найдём оставшихся придурков. Чунмён в любом случае уже в репетиционной, отрабатывает движения. - А ты-то, откуда знаешь? Сам же только что пришёл, — я приподнимаю бровь. Кто-кто, а этот гений никогда не был Нострадамусом. Ну, или Вангой, на крайний случай. - Айгу, ну как можно быть таким тупым, мэн. Это же Чунмён, а этот задрот всегда горбатится. Он так хочет дебютировать, так старается. - И правда. Дальше мы шли по непривычно пустому центру молча. Каждый думал о своём. Я, например, пытался вспомнить и пережить ещё раз тот лавандовый сон, пережёвывая вместо него только тоску и безнадёжность. Быть влюблённым в своего кумира – ужасно. На самом деле ужасно. Ты знаешь о человеке абсолютно все, но это «все» представляет собой только истёртые и высмотренные до дыр фотографии, скучные телешоу и бесконечные новости. «Сандара Пак посетила Филиппины во время промоушена нового альбома», «Дебютный альбом 2NE1 пользуется большой популярностью, неужели мы наблюдаем рождение новой звёзды?» и прочие вырезки из газет. Крис тоже думал о чем-то своём, все время теребя брелок на телефоне и нервно сглатывая. Кажется, он хотел что-то мне сказать, но не мог решиться. В любом случае, выпытывать у него я ничего не буду, если он правда хочет что-то рассказать – расскажет. Значит, ещё не пришло время. В репетиционной работа и правда шла полным ходом. Музыка струилась по всему залу узорами, расплетаясь сетью и дальше нашего небольшого мира. В этих четырёх стенах мы проводили больше времени за тренировками, чем с родителями, поедая вкусную еду. Порой, от этого даже немного грустно, но время, что я провожу с этими людьми и мысль о скором дебюте делает меня сильнее, чем когда бы то ни было. Нас одиннадцать, вполне возможно, что мы будем все в разных группах, а кто-то вообще будет выступать сольно. Но пока мы стажеры, это не имеет значения. Я просто буду наслаждаться тем, что тренируюсь с этими замечательными ребятами. Хотя да, они полные психи. Вот этот, например, Фань. Все время зачитывается книгами по самосовершенствованию, знает четыре языка, но дебил дебилом. В хорошем смысле, конечно. Я же люблю их всех. Или Кай, такой же поехавший, пока не дойдёт дело до танцев. Сейчас, кстати, он прямо передо мной выплясывает с самым младшеньким из нашей стайки психов. Сехун его зовут, да. Ну а что делаю я? И правда, что я делаю…сижу, ржу с оставшимися над каким-то шоу и расслабляюсь. Ну а что ещё делать, танец мы отработали, почти все сделали по расписанию, да и свою часть я записал. Осталось только ждать, пока нам в очередной раз не скажут «вы хорошо поработали, дятлы, отправляйтесь в свои склепы, скоро мы вам скажем, что же вам нужно делать». Мы рабы своей компании, которые должны во всём подчиняться агентству. Конечно, иногда это напрягает и бесит, но о нас хорошо заботятся. Мы сыты, одеты, накормлены, занимаемся любимым делом. В скором времени будем жить в одном общежитии, когда решится дело с группой. Все стажеры, как и я, молятся об одной большой группе, но кто же знает, какая кукушка в голову к верхушке постучится. Внезапно я понимаю, что Фань трясёт меня за плечо, повторяя и повторяя «Чанёль, Чанёль». - Ребят, отвечаю, он походу из реальности выпал, — этот дегенерат ржёт и тычет мне пальцем в щёку, пытаясь вытащить из размышлений о сущем бытие. Шучу, какое сущее бытие, думаю, какой бы мне кусок курицы заточить. А то, что они вчетвером лежат на тарелке, такие одинокие и покинутые. Одинокие и покинутые… - Ебать, да он полностью из реальности вылетел. Меня вытаскивает на сушу смех восьми гиен. Вот придурки-то. Нет, ну серьёзно, иногда зла на них не хватает, спасает от моей кары их только то, что у меня репутация такого же мудилы последнего. - Да тут я, тут – немного возмущенно, с таким же смехом отвечаю я, засовывая палец нашего китайского друга в рот и кусая его. Тот с некоторой обидой смотрит на меня и обиженно фырчит, — А нехрен было затрагивать моё личное пространство, вот. Примерно в таком ключе и проходит мой день. Тренировки, тренировки, еда, ещё немного тренировок. Иногда запись или какая-нибудь съёмка. Все как всегда. Эта рутина и правда убивает. Она заставляет сердце скукоживаться до маленького высушенного семечка, перестающего работать, перекачивать кровь по больному от смертельной тоски организму. Музыка хоть как-то уговаривает, отпаивает нейролептиками и заставляет сердце оживать. Но, опять же, ненадолго. Несколько минут, несколько часов или весь день – в последнее время оживает оно в разные моменты. Зависит это только от того, сколько раз я услышал голос самой красивой девушки на свете и какие новости я слышал о ней и её группе. Это похоже на болезнь. Руки лихорадочно двигаются по клавиатуре, набирая тысячи символов, которые после могут сложиться в песню или стихи, а в мыслях те самые карие глаза с миллионами золотистых песчинок, не дающие спать по ночам. «Ярость тысячи солнц!» скажете вы. «Именно так» с грустью отвечу я. - Чан, — окликает меня один из стажеров. Я даже не буду гадать, кто это. По голосу ясно, это коротышка-Бекхённи, — Ты знаешь же, что они новую песню выпустили? - Знаю. Она продвигается, становится ещё популярнее, пока мы жрём курицу и кормимся обещаниями вышки. Знаю я все, знаю. Она все дальше от меня. Все дальше и дальше, ускользает и бежит галопом по Европам, спотыкаясь на высоких каблуках, и расцарапывает свои детские ладони о грязный асфальт, когда летит вниз. Потом встаёт, отряхивается, залечивает царапины и продолжает бег. Порой мне кажется, что я никогда не смогу её догнать. Что я не выполню своего обещания и не вернусь. Но остаётся только отогнать эту мысль и бежать вслед за ней, крича её имя до жжения в лёгких, которые грозятся разорваться от перенапряжения. Наверно, именно поэтому эта рутина и убивает меня. Осознание, что расстояние нисколько не сокращается, а только увеличивается, затхлость собственных мыслей и кровоточащие мозоли от струн на пальцах вокруг меня только ухудшают положение. Не говоря больше Бекхёну ни слова, я просто разворачиваюсь и иду к выходу. И никто меня не останавливает, все уже привыкли. Я почти ощущаю спиной это мерзкое жжение от сочувственных взглядов, полных такой же тоской, как и у меня. У каждого свои цели, но каждому из нас хочется дебютировать. Я прохожу мимо сотрудников тренинг-центра, сбиваю какого-то парня с квадратным лицом на выходе и погружаюсь в атмосферу вечера. В Сеуле сегодня солнечно, не забудьте свои солнцезащитные очки и кепки. Душный город, под завязку забитый трудоголиками, шопоголиками, алкоголиками и тусовщиками. В каждом двадцатом можно увидеть такого же стажера, все хотят быть айдолами, все хотят известности и популярности. В каждом пятом можно увидеть затравленного и сломанного человека, в душе которого нет места для тепла, уюта и любви. Кажется, что каждому жителю этого пыльного города не хватает любви. Он как двоюродная тётя. Ты её, вроде бы, любишь и тебе с ней комфортно, но нет ничего общего. Нет ничего родного, цепляющего, что бы объединяло вас. Пахнет дождём, всепоглощающая и сжигающая жара подтверждает мысль о том, что быть осадкам. Гитара приятным грузом давит на плечо, а мысли перекрывают музыку в наушниках. Хочется бежать куда-то. В собственный склеп не хочется, слишком там все опостылело. Там нет моего луча солнца, которое бы исцелило мою затасканную душу. Там нет моего света.