Не отрекаются, любя

      Я сидела на широком корявом бревне у входа в шалаш, погруженная в невеселые размышления. Страх и паника прошли, оставив после себя глухую тревогу, засевшую где-то в глубине груди, но она не мешала думать. Поначалу казавшаяся шальной и сумасшедшей, мысль о побеге постепенно заняла меня полностью, обрела стройность и четкость, превратившись в пока не законченный, но уже одобренный и утвержденный план. Порой мимо меня проходили разбойники, бросали заинтересованные, а иногда и двусмысленные взгляды, но со мной не заговаривали и не приставали, видимо, атаман запретил. Пусть. Я не обращала на них внимания, обдумывая сложившееся положение, его минусы и преимущества.       Лагерь казался небольшим, но он тщательно охранялся, а военное положение, введенное Ричардом Греем по случаю переговоров с графом, еще больше увеличило количество часовых. Кроме того смущали подслушанные слова о постах, контролирующих основные лесные тропы, а также собственный охранник, не отходящий ни на шаг.       Вот если бы я имела оружие…       Я горько усмехнулась. Мне не одолеть закаленных и превосходящих по всем статьям противников. Тем более, ни лук, ни пистолет достать невозможно, а к оружию ближнего боя я всегда относилась с некоторой опаской и потому пользоваться им не умела. Если только ударить в спину… Но никто не поворачивается ко мне спиной, кроме… Словно молния, в мозгу вспыхнула идея. Она была безумной и дерзкой и вызывала большие сомнения в успехе, но я ухватилась за нее, как утопающий за последнюю соломинку. Если все получится, у меня появится надежда на относительно бескровное разрешение конфликта, а если нет, что мне сделают? Свяжут, побьют, изнасилуют? Да плевать, пусть хоть убивают, я все равно должна попытаться, жизнь моего супруга стоит того! Вот только нужно дождаться ночи, когда хотя бы часть головорезов заснет.       После обеда, к которому я еле притронулась, меня осчастливил своим посещением атаман. Слушая учтивые и вежливые речи, на сей раз без всякой насмешки, мне захотелось договориться, попросить о более мирных условиях выкупа. Но в свете утренних откровений я понимала, что компромисс невозможен. Разговор не клеился. Посидев в молчании несколько минут, Ричард Грей объявил, что «будет к услугам прекрасной мадам, как только она того пожелает, а сейчас не смеет более ее утруждать» и с достоинством удалился. Я не расстроилась и вернулась к планам грядущих свершений.       Казалось, этот день никогда не закончится. Но вот расплывчатый желтый диск, полускрытый за завесой облаков, стал медленно клониться к горизонту. В лагере оживилось движение, сменились часовые. Охранник подошел ко мне и положил руку на плечо:       — Прогулка окончена, леди. Вернитесь в шалаш.       С тех пор, как мое знание английского перестало быть секретом, он уже не церемонился и не объяснялся знаками, преспокойно говоря на родном языке и не задумываясь, насколько хорошо я разберу его речь. Впрочем, подобный приказ было трудно не понять. Наклонив голову, я покорно вошла внутрь своей тесной темницы, проследовала в угол и уселась на солому, прислонившись к стене и поджав под себя ноги.       Время, назначенное мною самой себе, приближалось. Не имея часов и не видя неба, приходилось ориентироваться по изредка доносившимся с улицы голосам разбойников. Наконец почти все звуки утихли и, подождав для верности еще немного, я решила, что пора.       — Эй! — окликнула я верзилу, стараясь, чтобы голос звучал как можно жалобнее. — Мне нужно выйти.       — Не положено, — отрезал он.       — Ну пожалуйста, мне очень надо! — я с мольбой сложила руки на груди. — Вы будете рядом, я никуда не денусь.       Охранник промолчал, похоже, он колебался. Пленница просила о нарушении режима, но малом и незначительном, кроме того, он был уверен в собственной силе.       — Ладно, — снисходительно буркнул он, — раз вам удалось заслужить благосклонность атамана… Только быстро.       Я удивилась и хотела спросить, что он имеет в виду под словом «благосклонность», но потом вспомнила сцену допроса, которую разбойник интерпретировал по-своему, и предпочла промолчать. Пусть думает как хочет, если это играет мне на руку.       Охранник взял меня за локоть и подтолкнул к выходу, откидывая парусиновый полог. Туман давно рассеялся, облака расступились, и полянку, на которой расположился лагерь, заливал молочно-белый лунный свет. Дальше, под деревьями, куда он не мог проникнуть, сгущалась непроглядная тьма. Вдоль ряда палаток прохаживались двое часовых. Сделав понятный только им знак и получив разрешающий кивок, мой спутник потащил меня в густые заросли позади шалаша. Отойдя на некоторое расстояние, отпустил мою руку и произнес:       — Две минуты, — после чего отвернулся.       Вот он, мой единственный и неповторимый шанс. Сердце глухо застучало, отдаваясь болью в висках. Я посмотрела на нож разбойника, висящий у него на поясе. Нет, слишком рискованно, мне просто не хватит реакции выхватить его у тренированного бойца и вонзить тому в спину.       В волнении я крутанулась на месте, пытаясь найти в окружающей мгле хоть что-то тяжелое. Луна совсем не помогала, ее лучи почти не проникали сквозь густые кроны старых деревьев. Отчаявшись, я присела на корточки и принялась ощупывать влажную, пахнущую гнилью и палой листвой землю. Неожиданно пальцы наткнулись на небольшой камень, размером в два моих кулака. Маловато будет, но искать другой некогда, время стремительно уходит. Крепко сжав находку в руке, я поднялась, приблизилась к охраннику и, размахнувшись, со всей силы опустила камень на его лохматый череп.       Раздался глухой звук, будто ударили по чему-то пустому, разбойник вздрогнул, но скорее от неожиданности, чем от боли и круто развернулся. Я в ужасе наблюдала за тем, как меняется выражение на его лице от искреннего, какого-то детского удивления к презрению и, наконец, злобе.       — А леди не так проста, как кажется, — проговорил он, оскалившись, и протянул ко мне растопыренную руку.       Не соображая, что делаю, скорее по инерции, чем по доводу рассудка, я ударила его снова. Во второй раз камень попал в висок, острый скол рассек кожу, заливая кровью лицо великана. Он вдруг охнул, будто выдохнул и грузно осел на землю. Отшатнувшись, я затравленно оглянулась и бросилась бежать, не разбирая дороги.       Ветви больно хлестали по щекам и плечам, кривыми лапами цеплялись за длинное платье, словно желая остановить, а ноги путались в корнях, но дикий, животный страх гнал меня вперед. Чуть не врезавшись в дерево, я отпрянула, шагнула в сторону и только было подумала, что надо притормозить, как левая нога куда-то провалилась. Я взмахнула руками, хватаясь за ветки кустов, но лишь содрала с них листья. Упав на спину, кубарем покатилась вниз с обрыва.       С громким всплеском ледяные воды сомкнулись над моей головой. Дыхание перехватило, сдавив горло и заставив замереть готовый вырваться крик. Я чуть не захлебнулась, но дно было неглубоко, и, оттолкнувшись от него, я вынырнула на поверхность. Судорожно глотая воздух, попыталась отдышаться. В ушах стоял звон, а перед глазами плыли цветные круги, застилая и без того еле видимую картину ночного пейзажа.       Немного придя в себя, постаралась успокоиться. Очевидно, я свалилась в лесную реку, протекающую по дну оврага. Теперь нужно вылезти на берег и… оставить кучу следов, по которым меня тут же отыщут разбойники. Неизвестно, сколько проваляется в отключке охранник (ни капли не сомневаюсь, что он жив, такого быка и поленом не убьешь), как скоро хватятся часовые, не дождавшись нашего возвращения, но рано или поздно в лагере поднимут тревогу и отправятся на поиски беглянки. Быть может, если проплыть немного вниз по реке, то получится хоть ненадолго сбить их со следа.       Быстрое течение подхватило меня, помогая держаться на плаву и облегчая задуманную задачу. Я старалась не плескать и держать голову как можно ниже к воде, однако вскоре конечности онемели, потеряв чувствительность, а зубы стали выбивать такую дробь, что сводило челюсти. Нужно выбираться, а то просто утону.       Подплыв к берегу, я ухватилась за корягу, торчащую из воды. Берег в этом месте был обрывистый, отвесный, глинистая почва с редкими вихрами травы скользила под пальцами, а тяжелое намокшее платье тянуло обратно в воду. Наконец мне удалось подтянуться и, перекатившись на сушу, я легла на спину, широко раскинув руки, прерывисто и глубоко дыша. Холодный воздух тут же распахнул объятия, и меня заколотило еще сильнее. «Если не двигаться, можно умереть от переохлаждения» — подумала я и, преодолевая себя, попыталась подняться. Меня шатало, ноги не держали, запутавшись в подоле амазонки, я упала на четвереньки. Волна бессилия и отчаяния захлестнула сознание. Что я творю, куда бегу, не зная местности, не имея ни теплой одежды, ни средств самозащиты? Почему меня постоянно тянет на смертельно опасные приключения, выходящие боком?       На секунду мне захотелось вернуться, но перед глазами всплыло искаженное ненавистью лицо Грея, послышались его слова: «я буду тем, кто перережет ему горло!» А потом разгулявшееся воображение подсунуло другую картину: разбойники, полукругом обступившие тело графа, лежащего на поляне в луже крови. Спутанные волосы обрамляют бледное лицо, прекрасные глаза навсегда закрыты, а в груди торчит короткий меч атамана…       Злость стремительно заполнила мое существо, воспламеняя, согревая, рождая новые силы.       — Если ты тронешь его, я убью тебя, Ричард Грей! — с надрывом выкрикнула я в безответную, безучастную темноту ночи. — Задушу собственными руками, загрызу, если потребуется!       Рывком поднявшись, отжала юбку, смахнула грязь. Нет, он не сделает меня вдовой, я обязательно выберусь, есть же в округе какие-нибудь деревни, поселения. Попрошу помощи, пообещав щедрое вознаграждение от супруга, мне дадут лошадь и проводят в замок, а гнусный план атамана будет обречен на провал!       И я пошла дальше по ночному осеннему лесу. Деревья здесь были тоньше и росли реже, но все пространство между ними занимал густой подлесок, через который приходилось пробираться с трудом, буквально проламывая себе дорогу. Постепенно гнев утихал, силы таяли, а постоянная дрожь стала казаться неотъемлемым и необходимым спутником существования. Светало. Небо приобрело светло-серый оттенок, все четче вырисовывались грубые шершавые стволы дубов и вязов, между ними пролегали глубокие тени. Я запнулась о корень и в изнеможении рухнула на землю.       Хрустнула ветка. Приподнявшись на локтях, я вся обратилась в слух. В шелесте ветра, пробежавшего по листве, померещился едва уловимый шепот, скрип металла, трущегося о кожу.       Внезапно на меня упала широкая тень. Я перевернулась на спину и встретилась лицом к лицу с искривленной физиономией своего бывшего охранника. На его левом виске чернела неглубокая рана, вокруг была размазана запекшаяся кровь. Глухо зарычав, он сжал руку в кулак и занес надо мной…