Девицы.

Поговорим о законах, порядках нашего института. Каждые заведения вроде бы одинаковые на вид, однако же все они имеют различия между собой, а потому все они по-своему интересны. А в своих воспоминаниях я попытаюсь вспомнить лишь отличия нашего института от других. Наши порядки, законы и традиции...Не скрою, были у нас и институтские легенды. Но всё по порядку. Порядки были почти таким же, как в других институтах. Они распространялись на всё. Наказания за шалости и проступки... Никогда, конечно, дело не доходило до рукоприкладства; всего лишь окрик, брань, замечания, записанные в специально отведённый на то журнал. Но наказания более существенного характера не казались нам такими снисходительными. Конечно, самым строгим для нас было лишение свидания с родными. В крайних случаях могли лишить недели приёмных дней, и девочки оттого страдали. Осознавая свою неправоту, они всё же не могли вернуть тех утраченных часов, проведённых наказанными, но отлично понимали, что подобных дурных поступков больше не сделают. Сейчас припомнила один случай , который заставил меня задуматься о наказаниях в действительности. Было это, кажется, в четвёртом классе. Инна Сокольская, слывшая в институте "отчаянной", никогда не упускала случая пошалить, шутки её завсегда были безобидны и иногда даже забавны. Никакого умысла не было, делала она всё это лишь по собственной потребности веселиться. Она всегда была, да и сейчас осталась, очень игривой, живой. Ни минуты не могла сидеть эта проказница без дела. Даже на уроках её курчавая головка всё время вертелась в разные стороны, чем приводила в ужас классную даму. Но, увы, никакие нотации не помогали, и она всегда шалила. Справедливости ради скажу, что она очень хорошо понимала людей, буквально чувствовала все их мысли. И это умение довело её до нелепой, даже ужасной ситуации. Как раз в четвёртом то классе к нам в институт пришёл новый учитель истории - очень бледный, худой, желчный старик с абсолютно седыми волосами и такой же седой бородой. С первого же своего урока он невзлюбил Инну за её живость, посему никогда он не упускал момента задеть девочку, вызвать отвечать по старой, давно забытой теме, говоря при этом уже истёртые слова: "Повторение никогда не доведёт вас до плохого!" Или, например, он также никогда не упускал случая сделать ей замечание, з, что Сокольской сильно попадало от Maman. Инна, тоже чувствуя отношение к ней учителя, задумывала разные пакости. Ничего не получалось. Будто предначертано было. Уже через несколько месяцев, после появления Владимира Григорьевича (так звали учителя истории), всё и произошло. Как обычно, в коридоре раздался шумный звонок, возвещающий о начале урока. В дверях классной комнаты появился учитель истории. Он, поздоровавшись с нами, поднялся на кафедру и, отыскав журнал, медленно зашелестел страницами, открывая его. Инна в это время дрожала. Взяв перо, Владимир Григорьевич перелистнул страницу, и что-то блестящее, засверкав в лучах солнца, его укололо. Он немного дрогнул, оглядел нас и шумно, что-то проговорив со злостью, выбежал из комнаты. Все сразу устремили взгляды на Сокольскую, а она, как ни в чём не бывало, окинула всех своим беззаботным взглядом. Штольц, отложив журнал замечаний, с негодованием, даже с какой-то затаённой грустью и жалостью взглянула на Сокольскую и тоже удалилась. Все понимали, что без наказания или хотя бы без простой нотации тут не обойдётся. Но нет, скорее всего, будет строжайшее наказание - такой неслыханный случай! Так всё и случилось. Уже через пару минут в класс влетела полная негодования мадам Соколова. Она, встав за кафедру, взглянула на нас и сказала: - Кто это сделал? Признавайтесь! Все понимают, что без наказания виновнице не остаться. Одна из вас, или же несколько, совершили ужасный проступок, за который я готова отчислить! В классе воцарилась гробовая тишина. Все молчали, а сама Инна, кой никак нельзя было покидать институт, вздрагивала и немного всхлипывала. Никто из девочек не хотел её предавать. Посему каждая уже решила настаивать на том, что в этой истории виновны все. Соня Горчакова (фанфик вроде как по сериалу, так что не удивляйтесь имени (прим. беты), как самая смелая, встала, и, глядя в глаза то Maman, то учителю, на это ответила: - Мадам, виновница тут не одна. Мы все, все это сделали. Подложили эту злосчастную булавку. Мы готовы понести наказание, Maman. И, как бы в подтверждение её словам, все заговорили: - Да-да, мадам, мы все виноваты, и Вы должны наказать нас всех. Лидия Ивановна не стала разбираться в этом и выяснять, кто виноват. Она не могла выключить всех, и потому лишила весь класс рождественских каникул. Инна же после этого долго переживала, а перед самым Рождеством пошла к начальнице и рассказала всю правду. Нас отпустили, а Сокольская все каникулы пробыла в институте. Но уже после это случая она не была столь распущена. Вот о чём ещё я хочу вам поведать. Традиции наши и законы были всегда одинаковы. Каждая поступающая девочка узнавала об этом от старшеклассниц. Законы же девочки узнавали и без помощи выпускниц. Необходимо было делать книксен перед учителями, гостями, классными дамами. Перед начальницей всегда делали реверанс. Еще "обмакивались" , как у нас говорили, в реверансе перед Высочайшими гостями, кои часто приезжали к нам на балы и весенние экзамены. Теперь же скажу вам о традициях. Поступив в институт, я почти сразу узнала о том, что каждый день мы должны разговаривать на разных языках. Так как у нас были две классные дамы, то в дежурство одной, Фройляйн Штольц, мы говорили исключительно на немецком, а в дежурство другой, мадемуазель Дюпаж, мы говорили на французском. Так вот, я смогла пронаблюдать один очень занимательный случай. Войдя, как обычно, в дортуар, я присела у зеркала и через несколько минут увидела, что Ира Генинг пыталась надеть на Инну Сокольскую красный, картонный язычок. Я отвернулась, продолжая смотреть на всё это через зеркало, и улыбнулась. А язычок этот у нас был вот для чего: если в день дежурства Штольц какая-нибудь девочка заговорила бы на французском, не сказав заветной фразы перед этим, на неё надевался картонный значок. Он означал, что девочка ослушалась порядка и нечаянно заговорила на другом языке. Порою это бывало очень обидно - ходить с бумажкой на груди. Я с ужасом и жалостью смотрела на пострадавших, но, увы, ничего поделать не могла. О других же наших традициях в подробностях рассказывать не буду, но упомяну об одной. Новенькая девочка, только поступившая в институт, подвергалась суду. Конечно, для некоторых эта традиция была подарком, а для других - горестью... Так вот, поступая в институт, одноклассницы новенькой совещались и думали, к какой группе её отнести. Были три группы: первая - "кркетки", эти девочки считались красавицами, они против правил обязаны были спускать пелеринку на одно плечико, ходить с пышными волосами и, наконец, надевать длинное платье. Вторая группа "миленьких"; эти девочки признаны умными, преуспевающими и по поведению, и по знаниям. А самая последняя группа - "дурнушки". Эти девицы не были хороши ни в поведении, ни в учении, ни в красоте. Но они почти сразу признавали сиё и считали за факт. Так у нас всегда и было. Ах да! Совсем не рассказала я вам о нашей легенде. Таковых было несколько, но вот одну я запомнила надолго. Ходила история, что век назад в этом институте училась одна девочка. Училась она хорошо и была красавицей, но в один момент пропали все её достоинства: учиться она стала хуже, и красота её сменилась ужасной бледностью. Бросилась эта девица в пролёт лестницы... С тех пор ходит её душа по институту и пугает боязливых институток. Я же не верила в эту легенду, ибо считала её просто выдумкой. За сим заключу, что достаточно рассказала я о нашей жизни, порядках, отношениях. Что было, о чём до сих пор вспоминаю - об этом вы теперь знаете.