Девицы.

На склоне лет своих я решила написать о тех временах, когда была я ещё институткой. Что радовало меня тогда, а что огорчало? Всё я попытаюсь вспомнить... Всё началось за год до моего отъезда в институт. Маменька каждый день бралась за книги и учила меня. В особенности мы занимались языками и литературой. Моя дорогая учила меня этикету. Так за занятиями пролетела целая зима, похожая на один прекрасный сон. За уроками мой досуг летел очень быстро, и каково же было мое удивление, что уже к весне я могла что-то пролепетать на французском, но, конечно, это были лишь обрывки фраз. Я, ещё глупышка, каждый день спрашивала у мамы, для чего мы занимаемся, но она не говорила мне про институт почти до самого отъезда. Видно думала, что мои мысли будут идти не в то русло. А время летело...Вот и весна уже позади...Я вовсю читала уже не детские сказки, а поучительные книги, кои сильно меня влекли. Порою даже излюбленное моё катание не могло отвлечь меня от интересной книги. В одно, уже летнее, утро, когда солнце больше всего радовало меня, маменька вошла в комнату и, глядя мои кудри, заговорила: "Катюша, дитя моё, ты ведь такая взрослая и должна понять, что твои уроки должны продвигаться, а справиться я с тобою, боюсь, не смогу...Мы решили отправить тебя в институт..." С того времени мне оставалось одно лето до поступления. Я теперь же больше предпочитала слушать мамины рассказы о предстоящем, нежели интересные истории. Маменька говорила, что в институте девочки учатся вместе, и им от этого весело и легко. Что у институток своя, особая форма, коя только украсит меня. А по ночам я уже сама грёзила об моем предстоящем учении... Многое придумывала, а многое вспоминала по рассказам... Брат мой, Сергей, знал о моём поступлении и в говорил, что я стану "белой пелеринкой" . А я почему-то на него обижалась... Каждая минута приближала тот день, который станет для меня праздником. Так думала я. Наступило то, уже осеннее, серое и дождливое утро. Мрак нагонял на меня плохое впечатление, но в противопоставление ему я старалась думать только о хорошем. Одевшись и причесавшись, мы с маменькой сели в приготовленную карету. Немного помедлив карета сдвинулась. Набрав ходу, она неслась по сумрачным улицам города. Дома, магазины и люди проносились мимо меня. В этот день из-за дождя на улицах почти не было прохожих. Казалось, никто не хотел поздравить маленькую Катюшку. Но от наставлений мамы мне становилось весело, как-то радостно на душе. Наконец карета подъехала к большому дому. Я быстро выпрыгнула и взяла маменьку за руку. Мы подошли к подъезду дома. Как-то невежливо, нерадостно встречал он меня. Дождь продолжал капать, а огромные лужи мешали нам идти. Зайдя в холл, мы увидели высокую, худощавою девушку. Она была одета в серое с воротничком платье. Позже я узнала, что это - пепиньерка. Она повела нас по длинной лестнице. Пройдя через коридор, мы оказались возле большой двери с позолоченными ручками. Как выяснилось, это была дверь в кабинет начальницы. Зайдя в кабинет, мы увидели высокую, весьма преклонных лет даму. Она стояла у окна. Услышав шорохи, дама обернулась, на её лице заиграла улыбка. Пригласив нас присесть, она, улыбаясь, сказала: - Ах, Шестаковы...Вас и ждём! - Да, прошу прощения, что заставили Вас ждать, Лидия Ивановна! - лепетала маменька. Теперь я узнала, как зовут начальницу. - Ничего, всё в порядке. Сейчас Вам, мадмуазель Шестакова, - она уставила на меня свои большие глаза, и я вздрогнула, - необходимо пройти небольшой вступительный экзамен. Мадам окрикнула пепиньерку и та отвела меня в большой зал, взяв за руку. Зал был наполнен девочками, они сидели за столиками и что-то старательно писали. Меня же подвели к одной такой группе. Я присела и стала вместе со всеми писать диктовку. Дальше нас провели к другому столу, и мы решали арифметические задачи. Вскоре этот экзамен закончился. Я дождалась маму и Лидию Ивановну. , Начальница сказала, что экзамен я прошла очень неплохо и что я принята в девятый класс. Какова же была моя радость и гордость за саму себя! Я принята в институт благородных девиц! Мама давно уехала. Я шла по длинному, тёмному коридору за руку со стройной дамой. Она часто бросала на меня взгляд и говорила с немецким акцентом: "Идёмте, дитя моё, идёмте". А я кивала головой. Вскоре мы оказались возле большой комнаты, уставленной пюпитрами и лавками. На стенах горели газовые рожки. Я увидела более тридцати девочек. Они разговаривали и шумели. У меня немного закружилась голова от всей этой суеты, но, не подавая виду, я смело шагнула на порог классной комнаты...