Напёрсток

Небо смущенно розовело и горный лес только-только начинал просыпаться. Первые солнечные лучи ласково отгоняли прочь рассветный туман, что было запрятал среди елей и сосен заветную тропинку, по которой теперь быстро и легко шагал худенький темноволосый подросток. Под ногами мальчика приятно поскрипывал пряный пшенично-бурый ковер из прошлогодних сосновых иголок. Словно разбуженные этим звуком, птички просыпались одна за другой и приветливо щебетали свою утреннюю песенку. Мальчик шел по дороге, где каждый поворот, каждый поросший нежным светло-зеленым мхом серый валун были ему знакомы с самого раннего детства. В руках он сжимал узелок, еще хранящий теплую заботу матери, которая умело завязала мягкий румяный хлеб, и дала ему в руки с наказом возвратиться домой к обеду. Лес звенел, волновался и сонно потягивался, протягивая навстречу мальчику зеленые ладони кленов и тонкие серебристые плети плакучей ивы. Теплые ласковые солнечные лучи пробивались сквозь верхушки сосен и приятно грели щеку, а летний ветерок дружески трепал его по макушке. Маленькие колокольчики и невинные полевые ромашки медленно раскрывали лепестки, сбрасывая тяжелые капли росы в сырую землю, и кивали своими медовыми головками вслед старому знакомому, которого видели здесь почти каждое утро. Толстый важный паучок покачивался на золотистой от утреннего солнца паутинке, и мальчику казалось что он тоже его приветствует, махая крохотными лапками. Коске слегка поклонился паучку и пошел дальше, дальше, мимо старой ивы, мимо медового луга, мимо огромного поваленного дуба в котором жил его друг бельчонок, еще дальше, за седьмой поворот. Если сделать еще несколько шагов мимо старого оврага, где прямо из под земли бьет прозрачный, обжигающе холодный ключ с целебной водой, то можно увидеть красноватую крышу домика, почти полностью закрытую от человеческих глаз побегами дикого плюща. Вдруг у Сето из-под ног раздался тихий, но встревоженный писк, и мальчик увидел, как во все стороны от него брызнули крохотные золотые шарики, которые еще неумело держались на тоненьких ножках. Оказалось - это гнездовье мамы-куропатки, и ее малютки, только вчера вылупившиеся на свет божий страшно испугались, ведь они еще не были знакомы с мальчиком. Сето смутился и наклонившись к земле пробормотал слова извинения. Птенчики, должно быть, слышали, но так и не показались из своих укрытий. Еще раз смущенно поклонившись, мальчик раздвинул в стороны благоухающие кусты жасмина и оказался перед старой выщербленной дверью домика, где жила его маленькая нежная подруга. - Мари? - только недавно сломавшийся, хрипловатый голос мальчика, нарушил утреннюю тишину, и спугнул трусливого кролика, что ночевал под крыльцом - Сето только и успел увидеть мелькнувший вдали короткий белый хвост ушастого друга. Мальчик смущенно кашлянул и несколько раз постучал в нагретую солнцем дверь. Никакого ответа. - Мари! - беспокойно и немного жалобно позвал Коске, переступая порог ее комнаты, в которой так приятно пахло мятой, древесной смолой и старыми книгами. Юркая ящерка, уснувшая в щели дощатого пола, радостно извиваясь выбежала на залитый солнцем порожек, и лениво щурясь с усмешкой наблюдала за мальчиком. Старый мудрый маятник продолжал отсчитывать время, и стрелки часов указали Сето на дверь черного хода. Ну конечно, как он мог забыть! Даже забавно, насколько можно испугаться, забыв такие важные вещи. Конечно она там, на заднем дворике, и никак иначе быть не может. Улыбнувшись своим недавним страхам, мальчик приоткрыл тяжелую дубовую (как у нее только хватает сил ее отпирать!), поросшую бурым мхом дверь на задний двор. Старое колесо водяной мельницы встретило его своим мерным поскрипыванием. Около двери стояла оплетенная незабудками и потемневшая от времени бадейка, наполненная прозрачной дождевой водой. На ее краю сидела и пила сойка, оставляя на воде тонкие круги своим острым клювом. Как только дверь открылась, птица испуганно вспорхнула, но увидев Сето успокоилась и уселась на ветку древней узловатой яблони, которую время склонило к самой земле. На коврике из мха, который недавно зацвел молочно-сиреневыми мелкими цветочками лежала и спала девочка. Солнце только-только добралось досюда и теплый золотой свет потихоньку полз вверх, освещая ее до пояса. Ее роскошные белоснежные локоны были беспорядочно рассыпаны по траве и смешались с разноцветными лепестками полевых цветов. Утренняя роса блестела в ее волосах словно дивной красоты жемчуг. Розовыми от холода пальчиками она прижимала к груди недочитанную книгу и улыбалась во сне, а другой рукой закрывала два блестящих ключика, что всегда носила на шелковом шнурке, будто боялась что кто-то их заберет. Сето застыл на месте, невольно залюбовавшись ею. Любопытная сойка подскочила поближе к спящей Мари, но мальчик жестом отогнал ее, сделав большие глаза и приложив палец к губам. Осторожно присев рядом с подругой, Сето бережно убрал веточки и соломинки, запутавшиеся в ее волосах и незаметно взял полураскрытую книгу из ее рук. Он принес ее два дня назад, но Мари только начала чтение. Почему-то в ее домике, где многочисленные книжные полки упирались в потолок, среди книг почти не было самых обычных детских книжек, таких как эта. Поэтому Мари с восторгом приняла ее, уверяя что никогда не читала ничего подобного. Сам Коске всегда чувствовал себя белой вороной, потому что обе его сестры и брат совсем не любили книжек, предпочитая им комиксы в ярких обложках. Потому встретить кого-то, кто прочитал раз в сто больше книг чем он за всю свою жизнь, и, более того, был еще незнаком с его любимыми произведениями, вызывало у мальчика самую искреннюю радость. Не желая будить сладко спящую девочку, Сето начал читать с той страницы на которой она закончила. ...— Венди, — продолжал Питер, — от одной девочки больше толку, чем от двадцати мальчишек. Венди выглянула из-под одеяла: — Ты честно так думаешь, Питер? — Ага. — Какой ты хороший! Тогда я опять встаю. Она села с ним рядышком на краю кровати. — Я даже подарю тебе поцелуй. Питер не знал, что это такое. Он протянул руку ладошкой вверх. — Подари. — Ты знаешь, что такое поцелуй? — Подаришь, так буду знать. Венди не хотела его смущать. Она протянула ему наперсток. — Хочешь, я тебе тоже подарю поцелуй? — сказал Питер. Венди слегка наклонилась к нему: — Если ты хочешь… Питер оторвал от своей курточки желудь, который служил ему пуговицей, и протянул Венди. — Спасибо. Я буду носить твой поцелуй на цепочке.... <....> — Ладно, — сказала Венди. — Ты ведь не хотел ничего плохого. Так что можешь подарить мне поцелуй. — А я думал, ты подарила его мне навсегда. — Ой, я совсем забыла. Подари мне, пожалуйста, наперсток. — А что это еще такое? — Это вот что. Венди поцеловала его в щеку. — Подумать только! Ты хочешь, чтобы я тебе подарил наперсток? — Если ты сам захочешь... Сето густо покраснел. Эта часть книги всегда вызывала у него похожую реакцию, но рядом с Мари это смущало втройне. Почему-то ему казалось, что сделать что-то подобное в отношении своей самой близкой подруги у него больше прав чем у кого бы то ни было, но он стеснялся своих мыслей до смерти, потому закашлялся, пытаясь отогнать завладевшее им мучительное смущение. Это конечно разбудило Мари и она недовольно надула губы, лениво приоткрыв один глаз. - Ой! Сетооо? Ты уже здееесь? - девочка рывком вскочила и села на своей зеленой постельке, уставившись на друга круглыми глазами, - тааак рано! Почему? - Здравствуй, Мари, - улыбнулся мальчик,- а ты забыла, почему я так рано здесь? - Ой... прости, - девочка смущенно прикрыла рот ладошкой, - он хорошо пережил ночь, я следила! Огромные мягкие листья лопуха за спиной Мари зашевелились и из них высунулась заспанная мордочка предмета их беседы. То был маленький детеныш оленя, которого дети подобрали в лесу некоторое время назад. Он отбился от матери и немного повредил копытце, но благодаря заботе Мари быстро поправился и сегодня дети хотели отпустить его на волю. Олененок заметил на плече девочки листочек и с удовольствием принялся его жевать, не обращая внимания на повизгивания с ее стороны - она безумно боялась щекотки. - Я принес ему хлеба, - сказал Сето, разворачивая узелок, - надо только молока... у нас ведь осталось еще немного? - Конечно! - радостно ответила Мари, - Аяка-сан передала уж слишком большой кувшин! Я храню его в дедушкином погребе и оно нисколечки не портится! - Мне сбегать? - Неет, я сама. Лучше за Дружком последи! Дружком Мари называла олененка. Сето прочел в его мыслях настоящее имя, но не хотел огорчать ее тем, что она не угадала. Девочка поднялась и побежала к погребу - вход в него уже практически полностью закрыла дикая мята, потому что им слишком давно не пользовались, но Мари хорошо знала дорогу, и безошибочно нащупала босой ступней источенную дождями каменную ступеньку. Мальчик следил за ней с беспокойством, пока она постепенно исчезала из виду, спускаясь под землю. Олененок заинтересовался рукавом футболки Сето, и Коске смеясь отнимал ее у маленького обжоры. - Погоди, братец, скоро позавтракаем по-настоящему, - улыбаясь, мальчик гладил олененка по пятнистой спинке, - только дождись молока. Дружок шумно втянул носом воздух и угомонился, положив голову мальчику на колени. Вскоре запыхавшаяся Мари вернулась и присела рядом с олененком. В ее руках был симпатичный керамический кувшинчик из коллекции Аяки-сан. - П-прости что так долго, - выпалила девочка, - я ужжасно боялась его разбить... - Да ничего, - Сето взглянул на нее с беспокойством, - не ушиблась по дороге? - Н-нет, что ты! - Мари энергично замотала головой, - Я очень-очень старалась не упасть! Сето отломил кусочек свежего ароматного хлеба и девочка плеснула из кувшина прямо ему в руки. Олененок оживился и потянулся к смоченному в молоке кусочку и своими теплыми мягкими губами взял его у мальчика из рук. - У него хороший аппетит! - засмеялась Мари, хлопнув в ладоши, от чего уши олененка взметнулись вверх как флажки и он укоризненно посмотрел на девочку большими темными глазами. - Прости пожалуйста, - хихикнула Мари и почесала детенышу крутой лобик, на котором только обозначились бугорки будущих рожек, - милый! Хороший! Ну не сердииись... Олененок довольно засопел в знак примирения и легонько боднул девочку. Сето сидел на траве и жевал оставшийся хлеб, запивая его молоком из кувшина. Он очень жалел, что Мари никогда не ела человеческой пищи просто потому что она не была ей нужна. А особенно огорчало его то, что этот факт разделял мир людей и мир в котором жила она небольшой, но все же пропастью. Он с грустью наблюдал за воркующей над олененком подругой, и от всего сердца желал разделить с ней свой простой завтрак. - Ну что, пойдем? - весело спросила Мари, поднимаясь с колен и отряхивая фартук от травинок и крошек. Дружок поднялся следом за ней и мешал девочке идти, постоянно утыкаясь мордой в ее коленки. - Конечно, пошли, - мягко улыбнулся Сето и взял Мари за руку. Взявшись за руки, дети скрылись в лесной чаще, и за ними по пятам весело прыгал пятнистый олененок.