Теперь ты видишь?

- Никакого лежать, - начал перечислять он. - Ходите понемногу, двигайтесь, но тяжести не носите. Откажитесь от диспансеризации, вам там всё равно никак не смогут помочь. Я приеду и сам вам помогу. - А кто вы? - Голос у мамы был такой, что я поняла: она ему верит. Да что там, он говорил так уверенно и чётко, что я и сама поверила. - Я? Ну, скажем так, доктор, - слепец хитро улыбнулся. - В каком смы... Но маму перебили: - В самом прямом. Скоро будем, - и он положил трубку. - Где твоя мама? - В другом городе, - я ещё была в шоке от услышанного и увиденного. Вроде бы только-только хамил мне и говорил не цепляться, а тут воспрял духом, готов лечить маму хоть сейчас. Странный он. - Отлично. Ты едешь со мной. - Но универ... Это он всегда всех перебивает или только меня с мамой? - Я сказал: ты едешь со мной, - ага, сказал таким тоном, что мне оставалось только кивнуть. Военный он, что ли? Так и началась наша подготовка к поездке. Мне надо было сгонять к завкафедры, которая послала меня к декану, который велел без расписки от родителей за каждый день не возвращаться. Благо, что я на хорошем счету у него, а то выгнали бы совсем за такое. У нас с прогульщиками строго. Ещё мне надо было накупить маме гостинцев, не с пустыми же руками к больной ехать. Управилась я за три дня. Мы с Виктором как раз должны сейчас встретиться и я шестым чувством чую, что опаздываю. Да уж, без телефона, как без рук. К слову, я теперь знаю, что они с Бенедиктом по утрам, в обед и вечерам гуляют как раз в то же время, что и я иду в универ и обратно. Так что мы можем общаться и без телефонов. Мы с Виктором даже общаемся более-менее нормально, по крайней мере, без подколок с его стороны и слёз с моей. Но, увы, он не хочет говорить о себе или ещё о чём-то личном, всегда очень явно, подчёркнуто переводя тему, мол, да не лезь ты ко мне. Ну а что мне делать? Я и не лезу. К тому же он требует, чтоб я его не жалела. Стоит только посмотреть мне, как он ощупывает лавочку прежде чем сесть и слёзы сами наворачиваются на глаза. А Виктор слышит малейший всхлип. Иногда мне кажется, что я ещё не успела всхлипнуть, а он уже меня подкалывает и выгоняет. Мол, иди отсюда, а как перестанешь плакать - приходи. Мне кажется, он такой, потому что он одинокий. Я никогда не видела его ни с кем кроме Бенедикта. Может, он от того и циник вредный, что ему не с кем быть другим? Кто знает. Я знаю только одно: когда я вижу его, мне хочется окружить его заботой и помогать во всём. Несмотря на его замкнутость, несмотря на грубость, я верю, что он на самом деле добрый, просто несчастный. А ещё мне его безумно жалко. Он никогда не видел тот парк, по которому гуляет, осенью, зимой, весной, летом. Бен отводит его от луж, но случается, что он ходит по лужам и, наверное, болеет, а кто ему поможет выздороветь? Бен, что ли? То-то же. Но помощи он не просит, а если я сама предложу, отказывается и огрызается. Мне кажется, что он общается не со мной. Ну, не в том смысле, что на моём месте для него кто-то другой, а в том, что на моём месте для него мог быть кто угодно. Ему важно что-то другое. Не я. Но что? - Наталья. Сколько я буду ждать? Где ты ходила? - Это я в парк пришла и с Виктором встретилась. - Я маме вкусности покупала... - Она на диете и ей много всего нельзя. Когда ты будешь думать, а потом делать? - Я уже научилась, что отвечать на такие вопросы не нужно, даже если очень обидно. - Пойдёмте. А то на поезд опоздаем. - Как будто в этом буду виноват я, - проворчал он, но пошел следом за мной. Я часто нарочно топала, чтобы он слышал, куда я иду и шел за мной. А он часто огрызался, чтоб я не топала так, а то он будет думать, что я вешу больше ста килограмм. Тогда я нашла решение - начала носить обувь на каблуке. Ну а что, она сама по себе цокает. И Виктор всё слышит, и всё лужи обходит вслед за мной, и не ругается. Идиллия, даже можно сказать. Мы приехали в маршрутке на вокзал и стали ждать прибытие своего поезда. Не опоздали. Виктор, который не ездит на маршрутках по вполне понятным причинам, умудрился трижды поссориться там за двадцать три минуты. Первый раз, потому что какие-то подростки слишком громко для его острого слуха говорили. Он их так опустил морально, что ребята заткнулись до конца поездки. И притом ничего особо грубого и не сказал. Просто у человека талант действовать другим на нервы. Второй раз он поскандалил, потому что Бену наступили на лапу. Да, мы зашли в маршрутку с собакой, даже не спрашивайте, как мы это сделали. Мне пришлось очень-очень быстро сказать, что Бенедикт - собака-поводырь и что Виктор - слепой. Водитель сжалился, а Виктор закипал от того, что произошло. Не тихо. Ну а третий раз был, когда какая-то маленькая девчушка решила пожалеть пёсика, которому оттоптали лапу, и напоролась на лай разозлённого Бена. Бен вообще очень умный. Он лает, но не рычит и даже не делает попытки наброситься. Словно бы говорит так. Наконец-то прибыл наш поезд. Мы предъявили паспорта и билеты контролёру и, казалось бы, наши приключения окончены. Ну, если бы Виктор видел, то да, окончены, ну а так... Скрепя зубами он вытерпел, как я поправляла его голову и маршрут, чтоб он ни во что не втаранился и ни обо что не стукнулся, пока мы занимали свои места. Даже не представляю себе, чего это стоило для его гордости. Мы ехали в плацкарте, в новом вагоне, в конце, учитывая то, что санузел - в начале вагона. В общем, как по мне, места отличные, даже Виктор оценил. Наши были две нижние полки, а Бен занял пол. Ночью, когда и я, и Виктор видели десятый сон, пошел дождь с грозой. Нет, нас он не разбудил, а вот Бена - разбудил, да ещё как. Перепуганный и скулящий, он забрался на мою полку, хорошо, что лапы у него чистые, разбудил меня и попросился ко мне под одеяло. Мне ничего не оставалось, как впустить. Наверное, он перепутал меня и Виктора. Ну да ладно. Меня постигло новое несчастье из тех, что припас для меня октябрь. Лабрадор разлёгся на пол-полки и скулил, пока я его не стала гладить, или пока хотя бы руку не положила на него. Заняв большую часть спального места, разнежившись в тепле и ласке и перестав скулить, Бен уснул. А я осталась вжатая в стену собакой и с затёкшими от лежания в одной и той же позе руками. Стоило пошевелиться и нервное животное принималось заново скулить. Ну-ну, не любит ласку. Совсем не любит, как Виктор. Даже не просит. Думала, что не усну в таком положении, но усталость взяла своё.