Теперь ты видишь?

Виктор кивнул, довольно улыбаясь, и сел напротив меня, принявшись с невинным видом пить чай в ожидании ответа. - А можно вопрос тебе задать? - Я же покоя себе найти не могла, нервничала так, что пальцы дрожали и сердце колотилось. - Вообще-то, неприлично отвечать вопросом на вопрос, но... - Виктор какое-то время помолчал, любуясь тем, как я уже ёрзаю на стуле от нервов, а после всё же закончил, - задавай, так уж и быть. - А ты слепой или нет? Ты же не видел раньше... или видел? Ты мне неправду сказал тогда? Хотя... ...хотя потом, в квартире моих родителей он, говоря сам с собой, всё-таки сказал, что ослеп, что из-за этой слепоты потерял работу, жену... ох, у него же была жена. Господи, это насколько же он меня старше? - Раньше я был слепым. Но после поездки к твоим родителям, да и даже во время неё, моё зрение стало возвращаться. Сумел же я как-то разобрать твою записку. Я стукнула себя по лицу. Это ж сколько ума надо иметь, чтобы слепому записки писать? Чем я думала? Блин, а он обо мне теперь что думает? Что я совсем тупица? Я заёрзала на стуле пуще прежнего и опустила голову, разминая пальцы на руках и глядя исключительно на это. - Наташа, скажи мне пожалуйста, я что, такой страшный? И я уже вскинула голову, чтобы ответить, но меня перебили: - На мне что, написано крупными буквами, что я каннибал? Смотрю на неё. Нервничает, покоя себе найти не может, наверное, не будь у неё на пути дверей, сбежала бы уже давно. Приходится щуриться, напрягать зрение, чтобы разглядеть, что сидит она, сгорбившись, руку второй рукой трёт, даже трясётся вся. Но сейчас смотрит на меня, отрывает взгляд, а потом опять смотрит. Думает, поди, о чём-то. А, кстати, в зеркало я давно не заглядывал. Состарился, наверное. А, и ладно. Раньше надо было об этом думать Смотрит на меня. Пристально, даже щурится. А мне видится в этом взгляде что-то уничтожительно-презрительное и от этого все мои слова, что я собираюсь ему ответить, комом застревают в горле. Обдумываю каждое слово, чем дольше, тем глупее мне всё это кажется. А он смотрит. Ответа ждёт. Мне надоело мять руки и я взялась за зеркало, которое он принёс. Красивое такое, заглянула в него. Интересно, насколько он хорошо видит? Царапину на щеке видит? А синяки под глазами? Да уж, не очень красиво как-то. Эх... раньше надо было думать. - Т-ты не каннибал, - задушено почти шепчу. Знаю, что глупая фраза, но всё остальное, что пришло мне в голову, показалось мне ещё глупее. А Виктор вдруг начинает хохотать, да так задорно, что скоро и я начинаю смеяться вместе с ним. - Вот уж спасибо, что хоть каннибалом не считаешь. Мы помолчали. Я боялась что-то не так сказать, помня, каким острым на язык может быть этот обманчиво добрый человек, помня, как он двумя фразами может довести меня до истерики, а небольшой исповедью - до психоза. Мне так нравится смотреть на неё. Жаль только, что она меня боится. Такой ребёнок ещё, чёрт возьми, какой она ещё ребёнок. - Лет-то тебе сколько? - Спрашиваю с ухмылкой. Вот смешно будет, если ей меньше восемнадцати. - Двадцать два. Ого, я едва сдержался от восторженного свиста. Не думал, что среди современной молодёжи в двадцать два года может сохраниться такое чудо. - Слушай, самородок, у тебя вообще когда-либо отношения были? - стараюсь сделать свой голос как можно менее едким, но выходит с трудом. Господи, ну откуда он знает, какие вопросы задавать, чтобы так меня смущать? Я покраснела так, что даже щекам больно стало. Ну, как я могу сказать человеку, у которого жена была,что у меня никогда даже парня не было? Глядя на мою реакцию, Витя снова не обидно расхохотался и резюмировал: - Ясненько. Таких, как ты, в красную книгу надо заносить. А я, набравшись смелости, решила всё-таки рассказать ему секрет, о котором даже мама не знает: - Вить, тут дело не в моей скромности или чём-то ещё. Просто... Ага, набралась смелости. Конечно. А трудно это произнести вслух, однако. - Когда я была маленькой, к нам приезжала папина сестра с сыном. Сын на десять лет меня старше, и он... Ну давай же, скажи ты уже, это было давно, ты уже ничего не помнишь почти. Конечно. Ничего не помню. А страх-то остался! - В общем, он попытался... Бедная девочка. Да я этого ублюдка из-под земли достану! Похоже, я сказал это вслух и с каким-то слишком перекошенным лицом, потому что Наташа тут же торопливо заговорила: - Это было больше десяти лет назад, да я и не помню уже ничего, не надо, не марай о него руки. Да и, в конце концов, он сам вряд ли что помнит... А я пытаюсь успокоиться. Саднит рука, которой я, даже не заметив этого, ударил по столу, от чего Наташа совсем сжалась чуть ли не в комок на стуле. Как можно? Как можно посметь полезть к ребёнку? У него было такое лицо, что я трижды пожалела, что рассказала, прежде, чем он снова заговорил: - Иди ко мне, не бойся. Он сидел на диване и подвинулся, освобождая мне краешек. Я посмотрела на его лицо. Оно было таким же, как у Бена в поезде, когда началась гроза. А потому я неуверенно подошла и села рядом. Витя обнял за пояс и так мы немного помолчали. - Давай знаешь как сделаем? Ты над моим предложением будешь думать. А я дам тебе ключи от дома, сможешь приходить когда вздумается, делать что захочешь и уходить, когда захочется. Чуть что не нравится - поднимайся и уходи. Не бойся. Но лучше всё-таки объясни сначала, что не так. Мне было неловко до крайности почему-то. Витя был единственным, кто знал эту мою тайну, и теперь находиться с ним в одном помещении было так стыдно, как будто я совершенно без одежды сижу. Но, что парадоксально, уходить не хотелось совершенно. Хотелось быть в этом помещении рядом с Витей и просто молчать. Но, увы, близилась сессия и просто романтично помолчать мне не дала совесть. - А можно, я в общежитие за книжкой сбегаю, а потом приду и буду тут у тебя повторять? - Конечно. А поможешь мне скачать аудиокнигу? А то я режим специальных возможностей выключил, я же лучше теперь вижу, а ориентироваться ещё не очень научился... За вечер я даже привыкла к тому, что на меня постоянно смотрят. Я повторяла, а Витя сидел в одном наушнике и, гладя Бена, рассеянно на меня смотрел. У меня сложилось впечатление, что он ко мне привыкал.