Дружная семья

Топот маленьких ножек, преследовавший удаляющуюся блондинку, казалось, шаг за шагом вбивает кол в самое сердце. – Хоуп! – пытается образумить растерянное дитя Ребекка, порываясь вслед за миловидной малюткой. Но встревоженный окрик древней звучит слишком приглушенно от сдавливающего горло спазма. Стоявший чуть поодаль Клаус суровым взглядом исподлобья зло наблюдает за душераздирающей сценой. Кажется, еще немного и он сорвется с места чтобы... чтобы... Чтобы что? Он абсолютно растерян, бессилен... и зол. Он привык всегда и все контролировать. Присутствие в жизни его дочери знакомой блондинки буквально выбило у первородного почву из-под ног. Решив без предупреждения приехать за ребенком в Атланту гибрид был готов к чему угодно, только не к встрече со сводящей его некогда с ума малолетней несносной выскочкой новообращенной вампиршей, которая самым невероятным образом впоследствии, пускай совсем немного, но все же изменила его. Только ради этой упертой девчонки великий и ужасный Никлаус Майклсон проявил когда-то давно позабытые им великодушие, милосердие, благородство – все те постыдные поступки, что давались ему с таким величайшим трудом и упорством! Ради этой блондинки он перешагивал через себя, плевал на свои принципы, уступая ее прихотям и светлой наивности. Всего за каких-то два года этой невероятно позитивной девушке удалось достучаться до тысячелетнего гибрида, сумев разглядеть в его черной насквозь прогнившей душе что-то хорошее... Глупышка. Может когда-то, несколько веков назад, там и было что-то хорошее... Но это было так давно, еще в прошлой жизни, когда он был слабым никчемным человеком. Удивляло одно. Как она тогда смогла увидеть это в нем, и заявить об этом прямо ему в лицо, лежа на смертном одре? Никлаус привык слышать в свой адрес от умирающих несколько иные фразы, но чтобы сочувствие, доброту... Все воспоминания развеялись в секунду как дым, когда отец увидел как, неуклюже поскользнувшись, родная дочь чуть было не упала. Он было вздрогнул, но тут же впрочем застыл каменным бездушным изваянием, продолжая молчать и... наблюдать. Только точеные скулы, обрамленные трехдневной привычной щетиной, опасно заострились. Он размышлял. Мозг прирожденного жестокого убийцы искал хитроумные способы выхода из сложившейся ситуации. Маленькое пятилетнее создание, неуклюже спотыкаясь, временами поскальзываясь на покрытой изморозью мостовой, напоминает собой милого преданного щенка следующего по пятам за своей жестокой хозяйкой. Милая шапочка конфетно-розового цвета съехала девочке куда-то на область затылка, открывая взору премилые кудряшки пшеничного цвета. Даже издали слышится сдавленный скулеж запыхавшейся малютки. Ладони сами по себе непроизвольно сжимаются в кулаки и одной только силой воли разжимаются обратно. Глаза нещадно щиплет. Чертов промозглый ветер. – Ник! Сделай же что-нибудь! Ребекка тем самым лишь подливает масла в огонь. Никто не смеет указывать первородному гибриду, что ему следует делать. Мертвое бессмертное сердце, томящееся в грудной клетке, бьется настолько сильно, что, кажется, сейчас вырвется наружу, окрасив собой покрытую инеем мостовую кроваво-алым всплеском багряной священной крови. – Ты отец или кто?! – срывается на крик первородная сестра, порываясь самолично выловить племянницу и, наконец-то, покинуть вместе с ней безлюдный парк. И хотя это наверняка не остановит слез застывших от первого мороза на пухленьких розовых щечках, не уймет душевной боли детского сердечка, но зато станет хоть каким-то действием, – все лучше, чем просто стоять и наблюдать за страданиями родной крови. Один лишь грозный взгляд пепельно-голубых опасных глаз останавливает импульсивную родственницу от необдуманного поступка, и Ребекка замирает на месте, впившись взволнованным взором в сторону удаляющихся фигур. ...Малышка явно не поспевает за своей целью, силы еще совсем не те. Но это нисколько не мешает упертому ребенку прекратить своего преследования. В морозной вечерней тиши парка вампирский слух четко различает упорное сопение аккуратного детского носика и редкие всхлипы сглатываемых слез. Хоуп с рождения не произнесла ни слова. И хотя врачи так и не выявили никаких физических отклонений, пятилетняя малышка наотрез отказывалась говорить, хотя по умственному развитию златокудрое создание дало бы фору любому взрослому. Потрясающей красоты вампирша неожиданно резко оборачивается, присаживаясь на колени. Поднявшийся неожиданно ветер резким колким порывом зарывается в распущенные длинные волосы, отбрасывая их назад от лица, черты которого за прошедшие годы несколько видоизменились. Да, на вид она осталась прежней семнадцатилетней Кэролайн, но в ее нынешнем облике теперь отчетливо сквозил просвет некого взросления, присущий зрелости утонченной леди. Что же такого особенного могло повлиять на златовласую вампиршу, чтобы настолько жизненно закалить ее всего за каких-то прошедших пять лет? – Хоуп... – на явно огорченном лице девушки появляется некое подобие вымученной ободряющей улыбки. Мелодичный голос предательски дрожит не в силах больше произнести ни звука. Подступающие к горлу слезы самым подлым образом душат, не давая возможности хоть как-то образумить малышку. Она не имеет права проявлять слабость. Только не на глазах у ребенка, только не на ЕГО глазах. Единственное что Кэролайн Форбс удавалось хуже всего на свете так это фальшь. Маленькая девчушка буквально влетает в объятия блондинки, утыкаясь своим миниатюрным носиком в длинные белокурые локоны, пряди которых переливаются в фонарном свете всеми цветами радуги из-за многочисленных снежинок. – My sweetheart... – в приливе нежности по закоренелой привычке выдыхает Кэролайн. И в этом ее то ли полувздохе, то ли выдохе ощущается столько боли, столько страдания, столько нежности и любви, что малышка лишь еще сильнее сжимает объятия, ни за что на свете не собираясь отпускать от себя самого близкого человека на свете. – Так нужно, милая... За тобой приехал... папа. Нам надо прощаться. На последней фразе появляется сдавливающий ком в горле. Когда-то это должно было произойти. *** Столкнувшись три года назад в супермаркете Атланты с перепуганной до смерти Ребеккой, Кэролайн Форбс независимо от себя волей неволей вписала свое имя в историю семьи Первородных вампиров. Непутевая древняя взмолилась тогда о помощи, умоляя помочь ей отыскать двухлетнюю малютку, которую Кэролайн непостижимым самой для себя образом мгновенно вычислила среди многочисленной толпы ребятишек в магазине игрушек, в отделе для рисования... Именно в тот момент, когда хрустально голубые, чистые как горный ручей счастливые глаза ребенка встретились с недоуменным взглядом юной вампирши, вот тогда между этими двумя и зародилась самая крепкая связь на всем белом свете, не поддающаяся никаким правилам Вселенной. Бесспорно, последующая информация о родословной малышки вначале повергла Форбс в некое шоковое состояние, переросшее затем к недоумению первородной в небывалое негодование, а после даже ярость. Но непревзойденная бывшая Мисс Мистик Фоллс крайне быстро подавила в себе столь бурные эмоции, отчего-то крайне смутившись их, и в итоге банально смирилась с сенсационной новостью. Сокрытие тайны семьи Майклсон далось юной студентке крайне нелегко. Нелепые отговорки насчет ее частых прогулов колледжа, отшучивания и многочисленные увиливания постепенно привнесли некий разлад в отношения с друзьями и даже родной матерью, которую однажды пришлось заставить при помощи внушения оставить все попытки проследить за собственной же дочерью... Когда Кэролайн пришлось прибегнуть к столь кощунственному методу, она примерно неделю не могла спать из-за угрызений совести и еще пару месяцев избегала оставаться наедине с успокоившимся, наконец-то, шерифом. Риск разоблачения был слишком велик, чтобы его игнорировать, защитницы хрупкой невинной жизни не имели права даже на малейшую ошибку. Поэтому Ребекка при помощи внушения разобралась со всеми остальными любопытствующими, в число которых вошли Елена с братом, Бонни, Тайлер, Мэт, Дэймон и даже Стэфан с Энзо. Бремя тайны легло на сердце юной вампирши тяжелым неподъемным грузом, разобщив ее с друзьями и близкими людьми больше, чем она себе это представляла. Университет находился буквально в пятидесяти километрах от города Атланта, который незадачливая студентка с каждым годом посещала все чаще и чаще, буквально разрываясь между учебой и ребенком. Целых три года она тайно помогала Ребекке Майклсон скрывать и защищать чудо– ребенка. Со всей своей природной ответственностью Кэролайн участвовала в развитие девочки, взращивая в той самого настоящего кокетливого гения! Целых три года она оберегала детскую жизнь, планируя многочисленные расписания кружков по развитию, принимая активное участие во всех играх и проделках малышки, которым сама же ее на свою голову и обучила, проводила бессонные ночи за своими учебниками, а так же за книгами со сказками которые так любила слушать Хоуп лишь в ее личном исполнении и озвучивании. За каких-то всего пару дней Форбс научилась искренне понимать немое создание, общаясь с девчушкой на каком-то лишь им двоим понятном языке, состоящем из красноречивой мимики и жестикуляций. Ребекка часто тайком наблюдала за этой воркующей между собой парочкой, незаметно про себя умиляясь этой их гармоничной сплоченности. Но чувствуя некий укол (впрочем, безболезненной) ревности первородная частенько нарушала эту так раздражавшую ее идиллию своим недовольным вмешательством, от чего заговорщицы лишь обменивались понимающими ухмылками, и гостиная шикарной двухэтажной квартиры наполнялась девчачьими визгами и заливистым звонким смехом... Бой подушками всегда был беспощаден! *** Сегодняшний день не предвещал никаких изменений. Все было обыденно, стандартно и четко по плану. Завтрак и детский сад на Ребекке. Кружок по танцам и прогулка по зимнему парку – под ответственность Кэролайн. И вот направляясь к припаркованной неподалеку машине, напевая приплясывающей рядом малышке какую-то забавную незамысловатую детскую песенку, Кэролайн Форбс столкнулась лицом к лицу с человеком из своего прошлого. Точнее – с первородным гибридом, тьма которого когда-то всего лишь на один день проникла в ее светлое сердце, душу и тело... Взгляд пепельно-серых с голубым отливом глаз, казалось, пронизывает собой насквозь саму душу. На какое-то мгновение мертвое сердце вампирши пропустило несколько глухих ударов, и в ту же секунду с места рвануло в сумасшедший галоп. Майклсон стоял на заснеженной дорожке, перегораживая собой дальнейший путь. Порывы ветра трепали полы его распахнутого черного пальто. Цепкий с неким прищуром взгляд за какую-то секунду словно бы отсканировал собой женскую фигурку, задержавшись всего на мгновение на области стройных бедер, обтянутых темно-синими леггинсами. Алые губы тронула еле заметная усмешка. С чего бы это вдруг?! Невольно Кэролайн смутилась. И как защитная реакция – ее очаровательное изумление сменил напускной грозный вид. Самодовольная ухмылка расползлась еще шире. Чертов Майклсон! Видит ее насквозь! Красив как Бог, и как обычно неизменно дьявольски привлекателен. Время и впрямь нисколько не меняет вампиров. – Привет Кэролайн... Бархатный британский акцент касается чуткого слуха, невольно заставляя пробежаться по телу целую стаю мурашек. – Клаус... – предательский голос чуть еле слышно шелестит ответное приветствие. Эта сцена напоминает их последнюю встречу в осеннем лесу. Мужчина молча переводит свой взор чуть ниже женских бедер, на белокурого ангела что вцепился своими маленькими изящными пальчиками в ладонь застывшей на месте девушки. Поддавшись инстинктивному порыву дитя очаровательно улыбается незнакомцу, проявляя на щечках очаровательные ямочки, и тут же смущенно прячется за спину Кэролайн с любопытством выглядывая уже оттуда. – Ты в курсе? – абсолютно спокойным тоном интересуется гибрид, словно обсуждает погоду, а не тот факт о наличии залетевшей от него волчицы, что он посмел утаить от вампирши при их последней невероятно страстной встрече. На алых губах играет легкая полуулыбка, только вот в голосе застыли сталь и лед. – Да, – одними губами коротко и ясно отвечает Кэролайн, машинально прикрывая собой ребенка. Ее вид по истине королевский. Прямая осанка, гордо вздернутый подбородок, застывшее непроницаемой маской прекрасное лицо. Словно сама снежная королева. – Что ты делаешь? – в голосе древнего сквозит плохо скрываемое раздражение. Ради своей дочери он пролил столько крови, что при желании в ней можно было купаться, благоустроив бассейн! Как смеет эта самоуверенная вампирша даже помыслить о том, что он может быть теперь как-то опасен? По всему видимому точно такая же мысль приходит на ум и самой Кэролайн, вид которой становится несколько виноватым и понурым. – Ничего, – тихо отвечает она. – Я уже ухожу,– и, разворачиваясь к малышке, приседает, нежно ее обнимая, прощается, и, отпустив из рук маленькие пальчики, бредет, не оглядываясь, в противоположную сторону. Вот и все. На этом миссия доброй-барби-вампира окончена. Больше ей здесь нечего делать. Находясь в некой шоковой прострации от того, как быстро все закончилось, Кэролайн бредет в неизвестном направлении, не разбирая дороги, наказав себе при этом ни в коем случае не оглядываться. Иначе это разобьет сердце обеим. Но не в силах слышать того, как отчаянно старается за ней поспевать ничего не понимающая Хоуп, с каким старанием это крошечное прекрасное создание пытается окрикнуть ее, и не может – Кэролайн невольно, повинуясь какому-то внутреннему сродни материнскому инстинкту все же нарушает свое правило... Всего какой-то полуоборот назад, и вся ее стойкость, выдержка и железобетонное хладнокровие повергнуты, уничтожены и нещадно растоптаны миловидной малюткой. Всхлипывания малышки перерастают в неконтролируемый плач. Впервые. Хоуп Майклсон плачет впервые в жизни. Из-за нее. Такого не случалось, даже когда маленькая бунтарка подралась из-за какой-то крошечной деревянной игрушки с вредным мальчишкой в детском саду, и даже когда обнаружила в аквариуме всплывшую пузом кверху свою рыбку Немо... Кэролайн хочет утешить девочку, приободрить, но не может... Ей жутко стыдно, но слезы непроизвольно текут по лицу, впитываясь в ткань детского капюшончика. Ну не дура? И с чего столь бурная реакция? Ведь она просто напросто помогала Ребекке в защите детеныша, ничего более. Так бы поступил любой добрый человек. Зато теперь-то, наконец, станет больше времени на учебу и отдых, на себя саму – не жизнь, а сказка! Но от чего тогда такое чувство, словно сердце разрывает на части? Сквозь мутную пелену слез вампирша замечает около себя элегантные черные брюки и начищенные до идеального блеска дорогие марочные ботинки, черный цвет которых создает резкий контраст с белоснежной поверхностью мостовой. Дикий стыд. Он не должен был видеть ее такой, абсолютно поверженной. Плевать. Теперь уже плевать. – Не разрешай Хоуп смотреть бессмысленно телевизор, и не ведись на глазки в стиле "кота из Шрека", – это я ее этому научила... И еще, у нее колоссальная тяга к рисованию, так что, береги обои и паркет... Осторожнее с овощами, она их терпеть не может, но обожает ими швыряться... – на одном дыхании выдает целый список инструкций по применению ребенка Кэролайн и на секунду замолкает, осознавая, что несет нелепицу. Ребекка прекрасно все знает сама и если будет надо, всенепременно поможет брату. – Позаботься о ней... – выдыхает последнее Кэролайн, до боли закусывая нижнюю губу, чтобы хоть как-то остановить разрывающие ее на части эмоции. Подлетевшая Ребекка буквально отдирает от блондинки уже вовсю ревущего ребенка, с ярко выраженным беспокойством переводя взгляд с сурового брата на продолжавшую стоять на коленях на заснеженной мостовой вампиршу. Секунды кажутся вечностью. Холодный ветер играет порывами, завывая свою вечернюю песню. Снегопад набирает обороты, рисуя причудливые узоры на одеждах присутствующих. Слышится театральный тяжелый вздох. После чего Кэролайн сквозь пелену сдерживаемых слез распознает протянутую навстречу к ней крепкую сильную мужскую ладонь. – Долго собираешься закаляться, милая?! Должен предупредить, я намерен лично отогревать тебя у камина.