Что ты вьешься, черный ворон

Колючее летнее солнце нещадно накаляло камни, его длинные лучи пожирали земли – лето выдалось сухим и жарким. Лесные массивы, широкими полосами испещрявшие луговые просторы, были наполнены жаром. От духоты воздух казался обжигающим – даже в тени деревьев дышать было трудно, будто находится эта тень в жерле вулкана. Лес томился в вечернем сумраке, казалось, ему самому от себя было тошно – вздыхал, маялся, скрипели ветвями исполины-вязы, вся живность попряталась в норы, в ожидании облегчающей ночной прохлады. Диаваль почти упал к корням одного такого дерева-великана и, закрыв глаза, тяжко вздохнул, схватив ртом воздух. Горло неприятно обожгло. Близилась к концу неделя его полета к морю. Бескрайние пустыни сменялись разнотравными лугами, луга – темными лесами. С особым волнением пролетал ворон через болота, столь напоминавшие ему родные (когда-то) края. Временами Диаваль желал опуститься вниз, туда, где из мутной воды, источавшей смрад, торчали коряги – стража болотного царства – но не мог. Ибо тяга его к морским просторам была сильнее таких минутных порывов. Деревья стояли не шелохнувшись, лишь где-то в глубине чащи слышался стук дятла, но и он вскоре прекратился, а лес наполнился давящей тишиной. - Заплутал, путник? Неожиданный вопрос заставил Диаваля открыть глаза и посмотреть перед собой. Лесной чародей, хранитель леса, вышел, как и полагается, встретить чужака на своих владениях. Мужчина склонил голову: - Да прибудет с тобой мудрость, почтенный чародей, прости, что врываюсь в твое царство, но мой путь лежит через этот лес. Я остановился, чтобы немного передохнуть. Старик, ростом не больше двух футов, потер рукой седовласую бороду, вьющуюся за ним по земле, и произнес: - Что заставило тебя, друг мой, отправиться к далеким землям? Диаваль усмехнулся, ему вовсе не хотелось отвечать сейчас на вопросы чародея, но находился он на чужой, враждебной территории, потому проявление неуважения было бы недопустимым. - Я только лишь странник. Решил посмотреть этот мир. - По-твоему, если я стар, и борода моя седа, то и ума нет? – Старик стукнул палкой о землю. – Печальный взор да хмурной вид выдали тебя… Не всякий решается просто так гулять в одиночестве, к тому же так далеко от родных краев. Обстоятельства вынудили тебя бросить дом и отдаться судьбе на милость. И в словах чародея была своя правда. На минуту Диаваль задумался над своей судьбой. Она была неизвестной, и это пугало, заставляло сердце камнем падать в груди, когда кровь застывала в жилах. - Твоя правда, старик, - ответил он. – Я направляюсь к морю, чтобы у берегов найти покой и безмятежность, залечить душевные раны. Чародей, удовлетворенный теперь уже правдивым ответом, довольно поджал губы и присел рядом с Диавалем. Лицо его, испещренное старческими морщинами – вестниками прожитых весен – казалось каким-то земляным по цвету и суровым, но в глазах все еще играл блеск, как у струек ручья в рассветный час, когда солнце коснется мягкими лучами кромки воды. - Путь твой почти окончен, - молвил он, даже не взглянув на превращенного ворона. – За лесом раскинулось море, широкое, бездонное. И воздух пропитан там солью, а по утрам слышны крики чаек. Безмятежность, покой обрести можно на отвесных скалах, что врезаются прямо в морскую пучину, а волны лижут их, словно лакомство, но и беду найти на свою голову может забывшийся путник. Известно, что на скалистых берегах, среди камней и выброшенных на сушу остатков затонувших кораблей, обитают поющие красавицы с крыльями птиц. Их голоса очаровывают путников, так что те теряют рассудок и попадаются в сети этих полуптиц, а уж что те с ними делают – никому не ведомо. Только пропадают зазевавшиеся моряки. - Не страшны мне крылатые женщины, - улыбнулся Диаваль, - да и не моряк я. Что песни? Слова, брошенные в воздух, да и все. - Смотри, не пропади, хоть и охотятся люди на морских красавиц, а все равно изловить не могут. Осторожнее будь, ведь женской красотой увлечься вмиг можно. Брюнет презрительно хмыкнул: - Хватит с меня женской красоты! Лесной чародей закурил свою резную трубку, выпуская в воздух целые клубы дыма. Диаваль внезапно понял, что в голове у него все заплыло каким-то туманом, он лишь видел перед собой разноцветные фигурки из табачного дыма: то домик на опушке у леса, то белую морскую пену, то танец разгневанных фурий. Он был опьянен своей усталостью, потому постепенно проваливался в дремоту и уже не был уверен – встретил ли он хранителя леса и покинул ли болота Малефисенты. В лесу стояла глухая ночь.