Всё было подготовлено к началу дуэли. Крестоносцы, свернули лагерь, вернулись к шлюпкам и расположились вдоль линии берега, дабы не пропустить представление. Большинство, как на корабле, так и на суше, не сомневалось – будущий глава ордена с лёгкостью отправит одноногого мальчишку к праотцам. Тамплиер стоял метрах в десяти от своих людей, не сводя взгляда с юноши. В свете оранжевого солнца, медленно проникающего из-за облаков, и фонарей с корабля Джеймс Кроув казался окружённым ореолом инфернального пламени. Яркое и вместе с тем холодное свечение переливалось на его доспехах. Кроваво-красный крест на груди больше походил на клеймо, нежели на знамя. Иккинг тем временем твёрдо стоял в пяти метрах от тамплиера, сжимая в руках меч, и был схож с каменным изваянием, ибо казалось, что даже лёгкий ветер не шевелил его тёмных, медных прядей. Взгляд изумрудных глаз был холоднее льда, а лицо непроницаемо, как маска. Позади юноши в тени подступающих сумерек виднелись оставшиеся в живых члены экспедиции викингов. Тело Смита было прибрано и заботливо уложено перед Кривоклыком. Сморкала, нервы которого с каждой минутой натягивались всё больше, стоял подле своего дракона и походил на почётный караул у могилы воина. Близнецы и Барс с Вепрем зорко следили за командой врага, ни сколько не сомневаясь в том, что непременно настанет момент, когда те нарушат слово своего вожака, вне зависимости от исхода дуэли. Рыбьеног с Сарделькой заметно нервничали, переводя взгляд с шатена на англосакса. Беззубик с Громгильдой замерли, как статуи, в ожидании. Что же до Астрид, то внешне она была спокойна, лишь взор девушки не сходил со спины возлюбленного. И вероятно только Иккингу, да Злобному Змеевеку было известно, каково сейчас приходится белокурой воительнице. У девушки было отвратительное ощущение, что в животе завёлся целый выводок змей, а сами внутренности буквально плавятся от страха. Астрид отдавала себе отчёт в том, что рано или поздно её парню предстояло выйти на поле боя один на один с врагом, без дракона, надеясь лишь на свои силы и навыки. Все викинги, как мужчины, так и женщины, периодически проходят через это. Бои и смерть были неотъемлемой частью их жизни. Недаром только храбрые воители могли попасть в Валгаллу за стол королей. А очень многие племена верили, что лишь пав в бою, сжимая в руках клинок, можно получить пропуск в сие место. Но никогда ещё девушке не было так откровенно страшно за любимого. Даже во время сражения с Красной Смертью четыре с половиной года назад Хофферсон не так сильно переживала. Лишь сейчас юная валькирия по-настоящему ощутила, как много они ещё не успели. Как много ещё не сказали друг другу. Хофферсон не обманывалась. Иккинг – хороший фехтовальщик, ловкий и выносливый. Один из лучших на Олухе. Но никогда ещё сыну вождя не приходилось сталкиваться со столь опытным и страшным противником, коим являлся огненно-рыжий «вождь». И пытаясь побороть страх, дева сейчас отчаянно молила Асов о благополучном исходе сражения. Молодая валькирия знала, что после всего пережитого за последние четыре с лишним года, просто не сможет без него. Иккинг стал не просто частью её мира, подобно драконам, в общем, и Громгильде, в частности. Нет. За годы общения и отношений, из крепких и дружеских плавно перетёкших в настоящую и нежную заботу и привязанность, юноша превратился в точку опоры, вокруг которой обращалось поистине хрупкое равновесие души дочери дома Хофферсонов. Не станет его, и она сама прекратит своё существование. Да, физически девушка не умрет, но, по сути, от неё останется лишь внешняя оболочка с именем, без разума и чувств. Пустая, как выеденное яйцо. И сейчас все помыслы юной девы сошлись на одном. Лишь бы он выжил, победил; остальное не имеет значения. Будет ранен? Пусть. Она его выходит. Ни поиски какого-то там артефакта, ни прочие «мелкие» проблемы более не волновали молодую валькирию, крепко сжимавшую рукоять секиры и отчаянно молившуюся про себя всем Богам Асгарда. Некоторые люди любят повторять, что на смертном одре нет атеистов, и лишь немногие, вроде Астрид, считали атеизм большой глупостью и добровольным самообманом. Потому как в ситуациях, сходных с нынешней, финал зависел не только от самого человека, но и от благоволения ему Высшей силы. И не важно, как её называть: Богами ли, Аллахом ли, Яхве или ещё чем. Важно лишь одно: эта сущность реальна. И не считаться с ней – верх невежества, ибо не всё можно объяснить холодной логикой и разумом. На то человеку и дано сердце, дабы чувствовать то, что нельзя охватить умом…
Кроув устремился вперёд. Раздался лязг металла о металл, и противники отпрыгнули в стороны. Мгновение и они снова сошлись. Карасик атакует, англосакс ставит блок, и тут же голова шатена мотнулась в сторону – кулак свободной руки крестоносца, облачённый в кожаную перчатку с металлическим покрытием, врезался в скулу сына вождя племени Лохматых Хулиганов, едва не разворотив тому челюсть. Астрид вскрикнула вместе с остальными друзьями, но пошатнувшийся одноногий парень вовремя развернулся и парировал контратаку тамплиера. Не став ждать у моря погоды, шатен начертал клинком в воздухе нечто похожее на скрипичный ключ. Не успей Джеймс отскочить назад, одновременно рубанув мечом снизу вверх, его прошило бы клинком насквозь, как бабочку булавкой. Всадники и их драконы ликовали, крестоносцы же в ярости закричали.
- А пацан-то не промах, - рявкнул кто-то по-английски. Но кроме рядом стоявших южан, его никто не понял. Джеймс вновь бросился вперёд, но Иккинг был к этому готов. Отпарировав выпад противника, всадник Ночной Фурии, недолго думая, ощутимо пнул врага коленом в пах. Рыжий издал болезненный возглас, схватившись свободной рукой за промежность. Карасик, не давая врагу опомниться, тут же сделав выпад. Всадники испустили общий разочарованный возглас, когда англосакс успел блокировать удар. Покачиваясь из стороны в сторону, будущий Магистр слегка улыбнулся, смерив викинга уважительным взглядом, и вновь пошёл в наступление. Ещё удар, скользящий и едва различимый со стороны, и клинок Иккинга «отходит» вбок, раскрывая своего обладателя. Времени на второй замах нет, и ирландец свободной рукой хватает юношу за грудки с целью пихнуть назад и опрокинуть наземь. Неизвестно, чего ожидал Джеймс, но явно не событий, последовавших почти в тот же миг. Карасик не растерялся. Осознав, что противника мечём не достать, парень тут же ухватил врага за кисть, вцепившуюся ему в грудь, и мгновенно вывернул, а затем и заломил Кроуву руку, вынудив того вскрикнуть и развернуться к викингу спиной. Один мощный пинок скобой протеза под зад, и вот будущий глава Ордена Тамплиеров стремглав летит головой вперёд по направлению к фрегату. Иккинг времени даром не терял, бросившись следом, на ходу выхватывая из-за пояса короткий кинжал. От смерти крестоносца спас инстинкт. Ибо упав лицом в заиндевелую землю, рыцарь услышал хруст своего носа и ощутил пронизывающую боль в переносице. Мозг констатировал перелом, а по подбородку заструилось горячее. Землю обагрили кровавые брызги. Джеймс почувствовал опасность и, игнорируя боль, резко перекатился на спину и сделал рубящее движение мечом снизу вверх. Карасика же в свою очередь уберегли Боги, не иначе. Удар пришёлся по кинжалу, и он, лязгнув, отлетел в сторону, воткнувшись в землю. Возьми крестоносец чуть выше, парень остался бы не только без левой ноги, но и без руки. Кроув вскочил на ноги и, не давая викингу опомниться, понёсся на него, словно разъярённый бык. Казалось, бой пошёл на истощение, а дуэлянты будто описывали круги в смертоносном танце. Верх брал то один, то второй. Удар, парирование, перекат, контратака. Для Иккинга всё смешалось в эту последовательность действий. Но если большинство зрителей думало именно о вышеозначенной тактике, то сам Карасик и бледная как полотно Хоффресон, прекрасно видели – Джеймс старался загнать шатена в угол, где у того уже не будет места для манёвра, а соответственно и шансов на выживание. Ко всему прочему, уже дважды скоба протеза предательски проскальзывала по заледеневшей земле, чуть не став для своего обладателя билетом в один конец до Небесного Чертога. А один раз скользящим движением меча крестоносец таки смог провести лезвием клинка прямо между бронированных пластин на руке, разорвав тунику и оставив глубокий порез. Карасик, захваченный адреналином схватки, боли вовсе не почувствовал. Но промах спровоцировал шатена на шаг, который сам сын вождя считал чистым безумием, ибо парень ни разу подобное не практиковал. Во время очередного выпада южанина, шатен просто отвёл меч врага в сторону, но вместо удара ногой стремительно выбросил левую руку, будто хотел съездить тамплиеру в подбородок.
Джеймс даже толком не понял, что произошло, но внезапно ему в шею вонзилось нечто очень холодное и острое. Во рту появился отвратительный солоноватый привкус, а в горле забулькало. Пронизывающая боль сковала движения. Дуэлянты замерли, как и их многочисленные секунданты. В наступившей тишине раздался металлический лязг. Это выпал меч из руки англосакса. Ноги тамплиера подкосились, и он грузно осел на землю. Иккинг опустился следом, и в свете луны на запястье викинга блеснул скрытый клинок, который он извлёк из шеи противника. Увидел бы ныне покойный Иеремия Смит получившийся манёвр, то непременно бы удивился, ибо обращению со скрытым клинком он своих союзников намеренно не обучал и даже не предполагал, что шатен решится сделать для себя копию сего оружия. Карасик в очередной раз показал себя, как человек, полный сюрпризов. Джеймс захрипел и забулькал, ухватив викинга за руку с клинком, ибо меч парень тоже выронил, пока «помогал» Кроуву укладываться наземь.
- Мы… могги бы… сотгудничать, - хрипел, захлёбываясь кровью, англичанин. Слова давались ему с великим трудом, а сломанный нос ещё и чудовищно коверкал слова, - ты мой единственный вгаг, кому я не жегаг смегти.… Если бы… ты… посгушал меня…
- Я скорее бы умер, чем позволил бы вам обратить моих соплеменников в ваших рабов, - холодно оборвал говорившего сын Стоика Обширного, - Вы здесь лишние. И вам нас никогда не покорить.
- Не мы… так пгидут дгугие…. Никогда не говоги… никогда.
То были последние слова Джеймса Кроува. Глаза крестоносца закатились, и он обмяк. Иккинг закрыл ему веки и тихо произнёс:
- И пусть смерть даст тебе покой, что ты ищешь. Покойся с миром.*
Оставив тело поверженного врага в покое, Карасик взял свой выпавший меч и поднялся на ноги. Сразу за этим события начали развиваться со скоростью, которой бы Ночная Фурия позавидовала. С фрегата раздались разъярённые голоса, а крестоносцы, находившиеся на берегу у шлюпок, всей толпой бросились к шатену.
Всё произошло настолько быстро, что всадники еле успевали реагировать. Лучники крестоносцев выпустили целую тучу стрел, стараясь не дать ребятам прийти на помощь сыну вождя, к которому уже приближалась целая толпа меченосцев. Самому Карасику повезло, ибо ни одна стрела его не зацепила. Близнецы Торстоны, ожидавшие нечто подобного, уже оседлали Барса с Вепрем, когда с вражеского корабля раздались ещё первые вопли. Вместе с Рыбьеногом, увернувшись от стрел, соратники создали целую огненную стену, отрезав отбежавших от шлюпок воинов, и, отвлекая на себя внимание стрелков, позволили, наконец, Сморкале, Астрид и Беззубику оказать помощь лидеру команды. Один плазменный заряд точно в центр вражьего отряда смог на пару секунд задержать тамплиеров, но лишь на пару секунд. Йоргенсон присоединился к близнецам и Ингерману. Пара метких залпов по кораблю, и вот паруса пылают, как сухие еловые ветки при лесном пожаре. Теперь даже если южане сильно захотят, с сего островка не уплывут. Астрид, вскочив на Громгильду и сжав пальцы на седле добела, устремилась к Иккингу. В голове девушки молотком стучала одна единственная фраза: «Успеть! Успеть! Успеть!». Возможно, те же слова мелькали и в сознании озверевшей Ночной Фурии, поскольку дракон за неимением возможности летать во всю прыть припустил к хозяину. Так быстро Беззубик не бегал и четыре зимы назад, когда названный братец предпринял попытку приручить Кривоклыка на глазах у всей деревни.
Следующий момент врезался Иккингу в память и остался там до самой смерти. Время будто остановилось. Вот Астрид летит к нему, сам парень на одних инстинктах парирует выпад ближайшего к нему крестоносца, и отскакивает назад. Громгильда выдыхает столб раскалённого пламени, живьём поглотившее врагов и превратив оных в ревущие от боли метущиеся факелы. Одновременно с этим звучит пушечный залп фрегата. Огромное чугунное ядро устремляется к Злобному Змеевику и его всаднице. Полный ужаса и отчаяния крик Иккинга «АСТРИД!». Златовласая воительница не оборачивается, а лишь отдаёт невербальную команду дракону. Громгильда выполняет манёвр уклонения... и раскалённая смерть в виде ядра минует блондинку, проходя всего в полуметре от её спины. За эти две секунды Иккинг успел вспотеть, похолодеть и прирасти ногами к земле от шока. В голове зеленоглазого юноши мелькнула запоздалая мысль «НЕТ! Только не её! Боги! Нет! Только не Астрид!» Когда Громгильда подлетела к парню и вновь дала залп, создавая стену огня между ним и каким-то чудом уцелевшими крестоносцами, парень, совершенно ничего не соображая от пережитого ужаса, на автомате вложил меч в ножны и вскочил на подбежавшего к нему Беззубика. Валькирия и будущий вождь отвели своих драконов подальше от места побоища, в то время как Громмель, Ужасное Чудовище и Кошмарный Пистеголов обрушили всю свою огневую мощь на фрегат южан, не дав канонирам даже пикнуть, не то, что выстрелить. С такой яростью и натиском всадники даже пиратов не атаковали пять дней назад, пребывая под действием Частицы Эдема. Объятые пламенем люди с дикими криками катались по вспыхнувшей палубе, либо выпрыгивали в море, стремясь сбить огонь с одежды. Бой был окончен в несколько минут, ибо уцелели очень немногие члены экспедиции Ордена. Когда пламя подобралось к пороховым бочкам в трюме, раздался мощнейший взрыв, начисто разворотивший палубу и орудия на ней.
Корабль обратился в пылающие угли и обломки, а крестоносцы, успевшие выскочить, всё равно были обречены на голодную смерть среди голых скал. Но никакого сочувствия к ним всадники не испытывали, а потому, бросив умирать, улетели к одному из пустынных островов неподалёку, не забыв тела Смита, которое едва не выронил увлёкшийся боем Кривоклык. Стоило ящерам ступить на земную твердь, а наездникам спешиться, Иккинг, не выдержав, подскочил к Астрид и, наплевав на присутствие остальных, заключил её в крепкие объятия. Хофферсон нисколько не смутилась, прижавшись к юноше в ответ и спрятав лицо у Карасика на груди. Судя по тому, как сотрясались её плечи, девушка беззвучно плакала. Сморкала, Рыбьеног и близнецы Торстоны изумлённо воззрились на пару. Разумеется, все члены группы испытывали сходное чувство напряжения, но оно было привычным, ибо ребята не в первый раз попадали в переделки. Потому даже толстяк Ингерман не мог уразуметь, что такого стряслось, чтобы сама Хофферсон дала волю слезам? Ведь четыре года назад, когда Иккинга посчитали павшим в бою с Красной Смертью, девушка не проронила ни слезинки, хотя те и готовы были выплеснуться наружу. Влажные дорожки на щеках Астрид появились только, когда предположение о смерти сына вождя оказалось ложным. От накатившего счастья она просто не смогла сдержать себя в тот день. Четырём ребятам было явно невдомек, как близко богиня Хель прошла от этих двоих на глазах друг у друга. Хофферсон чуть не получила сердечный приступ, увидев, сколько рыцарей устремилось к её возлюбленному, готовясь порубить оного в мелкий винегрет. А уж чувства Иккинга, беспомощно созерцавшего убийственный полёт своей валькирии, и вовсе не поддавались описанию: с парнем приключился самый натуральный нервный паралич. Но теперь он почти спал, обнажив весь кошмар пережитого. Более не в силах этого вынести, Карасик слегка отстранился, поднял заплаканное лицо подруги за подбородок и стал неистово покрывать его поцелуями, первым делом уделив внимание раскрасневшимся от слёз глазам. Девушка в долгу тоже не оставалась. Постепенно они опустились на колени, замерев в столь нелепой позе. Иккинг щекой прижался к волосам девы, одной рукой продолжая обнимать за талию, а другой поглаживал её затылок. Сама Хофферсон вновь спряталась в объятиях юноши и, крепко вцепившись в него пальцами, забилась в немой истерике. Это была самая натуральная попытка вжаться, вплестись и не отпускать, дабы быть убеждёнными, что они всё ещё живы. Остальные всадники лишь изумлённо переглядывались, ибо свидетелями такого им быть ещё не приходилось. Беззубик, по-кошачьи подкрался к своему хозяину и слегка пихнул оного в бок. Ноль реакции. Дракон тихо свернулся вокруг пары кольцом, как бы ограждая их от всего мира. Громгильда подошла поближе, но Фурия негромко рыкнул в её сторону, и дракониха осталась стоять на месте, не решаясь сделать далее ни шагу. Это был один из тех редких случаев, когда остальные драконы подчинялись прямым приказам Ночной Фурии, который он изредка давал. Присутствующим не дано было знать, что пройдёт чуть меньше полугода, и Беззубу, равно как и его хозяину, предстоит тяжкое испытание на прочность, дабы занять места Вожаков в этих землях. Минуло, по меньшей мере, минут десять, прежде чем пара успокоилась. Иккинг коротко и ласково поцеловал любимую в лоб и губы, а затем ободряюще улыбнулся, гладя её по лицу, смахивая влажные солоноватые дорожки со щёк девушки.
- Негодяй, - устало прошептала Хофферсон, в ответ мягко гладя парня по щеке, - Какой же ты негодяй, Карасик! Я чуть не родила, когда увидела, СКОЛЬКО их там было. Никогда, слышишь? Ни-ког-да больше так не делай...
- Обещаю, - продолжая улыбаться, сказал он, - Никогда впредь...
- Эмм, простите, что прерываем, - неуверенно подал голос Йоргенсон, - Но что... это... с вами?
Иккинг нервно фыркнул, помог Астрид подняться (Беззубик предусмотрительно встал рядом с пассией названного брата, поскольку ту слегка пошатывало от переизбытка чувств), а затем промолвил:
- Ничего особенного, бро. Просто мы оказались на волосок от путешествия в Небесный Чертог... Оба.
- Ничего особенного?! - всё еще истерически возмутилась златовласка, смахивая последние слезинки из глаз, - Тебя... тебя же чуть не изрубили на куски! Как ты мог пойти на такой риск, согласившись на дуэль?! Мы могли бы просто прикончить Кроува и попытаться сбежать, пока крестоносцы переваривали бы случившееся! Ты об отце хоть подумал? А обо мне?! Тупой, одноногий кретин! Без тебя же... не будет меня!
- Прости, Астри, - тихо и покаянно сказал шатен, вновь обнимая её и прижимая к себе. Сердце Хофферсон готово было выпрыгнуть из груди. Удивительно, что остальные не слышали его бешеного стука о рёбра. В то время как Иккинг прекрасно чувствовал внутреннее трепыхание в груди своей валькирии, а потому ещё крепче сжал возлюбленную в кольце рук. Девушка пылко ответила на объятие, а когда заговорила, то истерика уже пропала. Правда, в хриплом после плача голосе явно слышались нотки осуждения:
- Ну, держись теперь, драконья задница. Вернёмся домой – я тебе устрою. Обещаю, Иккинг. Все предыдущие наказания твоего отца тебе милой шалостью покажутся.
Шатен лишь рассмеялся. Он слишком хорошо знал свою возлюбленную, дабы понять – девушка простила ему произошедшее. А угроза – не более чем следствие перенапряжения. Но вместе с тем в голове юноши зародилась очень неприятная мысль. Пока ещё это было лишь абстрактное ощущение, приносящее дискомфорт, подобно медленно действующему яду. Нечто отдалённо сходное он уже ощутил несколько лет назад, когда впервые почти обыграл Сморкалу на весенних играх. Главную проблему мозг парня сформировал чётко и ясно. «Во всём случившемся виноват исключительно ты, и никто другой... Астрид права - ты повёл себя как последний законченный, высокомерный и самоуверенный эгоист...» Отмахиваясь от плохих мыслей, Иккинг в очередной раз прильнул устами к губам девушки, хоть и осознал, что как только он расцепит объятия, гнетущие мысли начнут овладевать им в полной мере… Но это будет после, а сейчас у команды есть дело важнее даже самого Поиска.
Тихо шумела морская вода, облизывая прибрежные скалы и гальку. Лёгкий ветер создавал мелкую рябь, на чернильной глади, окрашенной в янтарный цвет лучами едва заслонённого тучами солнца. Медленно раскачиваясь на волнах, уплывала за горизонт маленькая ладья, охваченная пламенем. Было не ясно, что поглощает павшего: океан или прощальные лучи заходящего светила. На Архипелаг надвигалась полярная ночь. Вечная ночь для воина Святой Земли, кровью смывшего с себя пятно позора и ставшего другом.
- Спасибо тебе, Иеремия… Спасибо за всё, что ты сделал для нас, совершенно чужих тебе людей и племени, - разнёс ветер по берегу тихий голос молодого одноногого викинга, - Память о тебе никогда не изгладится. В наших сердцах и сердцах наших потомков всегда будет место и благодарности, и уважению к такому великому человеку, каковым ты всегда являлся.
Парень замолчал, и слово взяла стоявшая по правую руку от него Астрид. Сжимая в правой руке лук, девушка промолвила:
- Да, Иеремия. Ты ушёл, но навеки останешься с нами. В нашей памяти. Мы сохраним и твою тайну, и твоё наследие.
- Прощай, друг, - закончил Сморкала, - Ты не родился викингом, но проявил себя как один из нас. Мы не всегда сходились во мнениях, но ты доказал нам свою преданность… Жаль, что слишком поздно. Наслаждайся заслуженным покоем в своём Эдеме, а мы уж позаботимся о том, чтобы Истина не попала в руки недостойных.
Более не было произнесено ни слова. Поскольку речи теперь были бы лишними и фальшивыми. Основное уже и так сказано. По сигналу своих всадников пятеро ящеров дали прощальный огненный залп в небо. То была последняя дань уважения воину из Святой Земли, предупредившему соплеменников ребят и вставшему на их защиту от алчной руки крестоносцев.
Пять дней спустя. Крупный остров к северу от «Могилы Иеремии Смита». Поздний вечер.
Иккинг в одиночестве сидел над обрывом и потерянно смотрел на горизонт. События минувших недель пролетали в памяти, как безумный калейдоскоп. Появление незнакомца-гашишина, путешествие, жестокий бой с пиратами, смерть Элвина Вероломного, последняя дуэль с последовавшей самой настоящей мясорубкой и, наконец, похороны человека, ставшего другом. Уже много раз команда оказывалась на краю гибели. Сколько ещё может так везти? И что терзало Карасика более всего – рискуя жизнью ради него, Астрид чуть не поплатилась головой. Тот миг, когда девушка в последнюю секунду уклоняется от пушечного залпа с фрегата крестоносцев, так и застыл в его памяти. Один всемогущий! Любовь и смысл всей его жизни едва не были стёрты с лица земли в одно мгновение! Иккинг понимал – ему по силам вынести многое: изгнание, гипотетическую смерть отца, проигрыш в войне за Олух. Что угодно, НО если Астрид вдруг исчезнет из его жизни, то его собственная тут же оборвётся. Да, он продолжит существовать, его сердце будет биться, а мозг работать, но по сути это будет похоже на нервные сокращения в мёртвом теле. А если Беззубик или кто-то ещё из друзей и драконов погибнет? Чудо, что голову в бою сложил пока только пришлый с далёкого юга, да Элвин с несколькими Отбросами Общества. Сына вождя затрясло от кошмарного озарения. По сути, поиски ещё не окончены, а опасность никуда не делась, продолжая подстерегать где-то рядом. Команда всё ещё пребывала под ударом, ибо никакой гарантии о не наличии какой-нибудь группы тамплиеров-дублёров не было. Обхватив голову, парень забился в немой панической истерике. Весь план похода теперь казался юноше натуральным мальчишеством. Они, подобно детям, выскочили на реальное поле боя с палками вместо мечей и крышками от котлов в качестве щитов. Нет, не так. Именно он, Иккинг, повёл их за собой неподготовленными. Подверг смертельной опасности всех, а в особенности её – ту, которую любил больше жизни. Кровь Джеймса, Иеремии и остальных павших вкупе с обречёнными на голодную смерть на его, Карасика, совести. В очередной раз юноша посчитал себя проклятым богами от рождения. Даже собственное имя, казалось, вполне соответствовало промежуточному результату путешествия. Иккинг Кровожадный Карасик III. Глупый, никчёмный план, море крови и куча трупов... Сознание скрутилось в трубочку, а затем начало давить изнутри, выжигая внутренности. Не выдержав мук чувства вины, парень завыл…
Астрид обеспокоенно бродила по острову, отчаянно пытаясь найти шатена. В последние дни её возлюбленный всё глубже уходил мыслями в себя, и это пугало девушку. В глазах сына Стоика Обширного она видела боль и страх, растущие с каждым днём. Что же так тревожило и терзало его? Хофферсон не могла определить. Иккинг будто бы проваливался в бездонную пропасть, а она, находясь на расстоянии вытянутой руки, ничем не могла помочь. И вот результат: он оставил лагерь, её, Беззубика и в одиночку куда-то ушёл. Ребята ничего такого не заметили, а если и заметили, то списали на перенапряжение. Астрид в свою очередь так не считала. За минувшие несколько суток они будто отдалились друг от друга, даже в позавчерашний банный день на одном из островов Иккинг явно избегал общения со всеми, отгородившись некой невидимой стеной, и это по-настоящему убивало Хофферсон. Сейчас для девушки было жизненно необходимо найти юношу, обнять, изгнать все гнетущие его мысли и ощутить, что с ним всё в порядке. Но шло время, и девушка, плутавшая в чёрном лесу, как волчица, потерявшая волчат, стала паниковать, пока не выбралась на небольшой пятачок над обрывом. В первое мгновение сердце молодой воительницы затрепетало, Иккинг сидел почти у края. Но затем пропустило удар, ибо парень раскачивался из стороны в сторону, держась за голову, будто в немой истерике. Хофферсон, встав как парализованная, чувствовала, как собственное нутро плавится и разрывается от боли и жалости. Правда, способность передвигаться быстро вернулась к деве, когда юноша, запрокинул голову к небесам, истошно взвыл. Столько отчаяния и страданий оказалось вложено в этот поистине нечеловеческий вой, что ноги девушки мгновенно перенесли её к нему. Рухнув на колени, руками Астрид обхватила Иккинга и прижала к себе, лицом зарываясь в каштановую шевелюру. Карасик, явно от неожиданности, забился в её объятиях и повалился на бок, а Хофферсон, одной рукой надёжно прижимая его к себе, второй нежно гладя по волосам и лицу, тихо шептала на ухо ободряющие слова. Прошло немало времени, прежде чем шатен успокоился и затих в объятиях девушки. Губами воительница прильнула к виску парня, а затем продолжила шептать. Сам Карасик не плакал, но глаза закрыл и слегка вздрагивал, как от слёз. По выражению лица можно было счесть, будто он с чем-то или с кем-то борется. Вскоре внутреннее противостояние окончилось, и юноша разомкнул веки. Иккинг сел, потянув за собой подругу, а затем обвил талию девушки в ответ, уткнувшись носом в её ключицу. Астрид, для удобства запрокинув голову, водрузив подбородок на макушку парня, с готовностью и радостью обвила его руками, вновь зарываясь пальцами в пушистую тёмно-рыжую шевелюру. Даже сейчас она не переставала ласкать волосы шатена и шептать, что всё будет хорошо, что ему не нужно так переживать. Карасик, слегка отстранившись, поцеловал юную валькирию в шею.
- Спасибо, - тихо промолвил он, - что вытащила меня...
Астрид не знала, куда именно чуть было не рухнул дух её парня, но почувствовала, что он имел ввиду, и поняла, что пришла на помощь вовремя. Она посмотрела в его глаза и ободряюще улыбнулась. В ответ дева тоже получила благодарную улыбку. Изумрудные и лазурные очи скрестились друг с другом, и оба их обладателя потонули в них. Глубины озёр во взгляде девушки даровали парню покой и умиротворение, коих ему так не хватало все эти дни, а изумрудные хвойные леса его взора приятно убаюкивали Хофферсон. Подавшись вперёд, она губами накрыла уста юноши. Сколько длился поцелуй, ребята не ведали. Может пару мгновений, а может вечность. Отстранившись, они обнялись. Длинные пальцы Иккинга перебирали золотые локоны Астрид, а её правая ладонь гладила возлюбленного по затылку. Оба слушали тишину и биение сердец друг друга.
Сейчас Карасик не сомневался в своих действиях и решениях. Может, он порой и ошибался, но знал, рядом всегда будет она – смысл его существования и источник исцеления, равно как и самой жизни. Да, ему, как и любому другому человеку, не удастся предусмотреть всех вариантов. Это так же невозможно, как и найти абсолютно правильное решение. Ибо «Ничто не истинно... Всё дозволено. Всё что ты имеешь и приобрёл, легко утратить. Ты сам создаёшь свою судьбу. Ты волен в выборе поступков и несёшь полную ответственность за них». Но пока Астрид рядом, он всегда будет спокоен за будущее, каким бы оно ни стало. А раз так, то дальше тянуть парень не видел смысла. Он и так чуть не упустил этот шанс. Вновь встретившись с Хофферсон взглядом, Иккинг тихо, но твёрдо произнёс слова, которые та ждала вот уже несколько месяцев:
- Любовь моя... Выходи за меня...
Это был не вопрос, а практически приказ. Мягкий, полный скрытого страха перед возможным отказом, почти молящий, но всё же приказ. И именно данная формулировка заставила сердце валькирии пропустить удар и пуститься вскачь. Девушка не облачила свой ответ в слова. Она прижалась к парню и поцеловала его, принимая предложение. С этой минуты она, Астрид Герда Хофферсон, безраздельно принадлежала только ему – Иккингу Кровожадному Карасику III, равно как и он ей. Торжественные речи и клятвы не требовались, ибо пара в них не нуждалась, будучи за годы дружбы и взаимного уважения связанная духовными нитями. Да и ко всему прочему чисто технически их помолвку ещё предстояло обговорить со старшими. Но то будет после. А сейчас молодая воительница отбросила все сомнения вкупе с предрассудками, углубляя поцелуй, крепче обнимая возлюбленного и давая ему понять, что эту ночь они проведут вдвоём, без драконов и друзей, без сомнений и сожалений о вероятных последствиях и, невзирая на откровенно холодную погоду. Ибо сегодня они станут одним целым... во всех отношениях. Не размыкая поцелуя, Иккинг опрокинулся на спину, увлекая свою теперь уже невесту следом, а затем перевернулся на живот, подмяв её под себя. Обоим было невдомёк, а может просто наплевать на факт, что за ними наблюдают, по меньшей мере, две пары глаз.
Беззубик и Забияка Торстон неслучайно оказались здесь, хотя последняя не ведала о присутствии дракона. Крылатый ящер, навьюченный частью поклажи, которую хозяин с него так и не снял, с интересом глазел на своего названного брата и его девушку, готовый в случае необходимости защитить обоих, инстинктивно понимая происходящее и осознавая, что в случае опасности их легко застигнуть врасплох. Торстон в свою очередь беспокоилась за свою лучшую подругу и сразу осознала, куда та ушла, оставив лагерь. Отвязавшись от назойливых ухажёров, за что отдельное спасибо брату, близняшка мышью ступала следом за Астрид, пока та не нашла своего парня. Блондинка слышала как все слова утешения, коими Хофферсон пыталась успокоить сына вождя, так и его тихий «приказ», который подруга с радостью приняла и «исполнила». И теперь Забияка мило улыбалась, наблюдая, как влюблённые становятся любовниками. Поклявшись про себя не выдавать друзей, благо они довольно далеко от кемпинга, близняшка тихо отступила в тень. Убедившись, что сливающаяся в экстазе пара не заметила её, Торстон поспешила вернуться к остальной группе всадников. Вспоминая на обратном пути столь давний и последний спокойный вечер у костра, когда вся их компания только начала своё путешествие, Забияка тихо запела про себя:
Закончен рассказ, а, может, и нет -
Загадка ещё впереди:
В безлунные ночи, так слух говорит,
У озера видели их.
Слова хоть и печальной, но всё же красивой песни успокаивали и даровали надежду на благоприятный исход похода и хорошее будущее в целом. В отличие от сомневавшегося всадника Ночной Фурии, задиристая девчушка если и не пребывала в уверенности, то уж точно всем сердцем надеялась: ничего плохого более с их командой не произойдёт. Всё наладится, раны заживут, и жертв больше не будет. Сама ночь, окружавший Торстон лес, мириады звёзд в небесах – все они своим едва уловимым на ветру дыханием только убеждали юную деву в этом, тихо подпевая воительнице. И лишь последний сухарь не смог бы услышать, как шелест веток и шум прибоя вторят Забияке:
А чтоб любовь освободить,
От дома ведьмы ключ найди.
Пресветлую леди ищи,
Обезумевшую в ночи.
Свою судьбу переверни.
А чтоб любовь освободить,
От дома ведьмы ключ найди.
Пресветлую леди ищи,
Метущуюся в ночи.
Свою судьбу переверни.
Ветер уносил прекрасную песнь в море, порождая уютную тишину на не самом большом острове скандинавского архипелага, где произошла очередная остановка экспедиции с Олуха. Луна не взошла сегодня, даруя укрытие всем, кто его искал. И Астрид Хофферсон, пребывавшая в тесных и одновременно нежных объятиях возлюбленного под медвежьей шкурой, что они сняли с тихо подошедшего к ним Беззубика, не спускала счастливого, сияющего взгляда с безграничного множества самоцветов на небосводе. Девушка откровенно наслаждалась этой ночью, этим уединением с любимым, этой… пылкой гонкой сердец, которую она давно жаждала, не признаваясь в этом самой же себе. Астрид томно стонала, кусая губы, сжимая парня в ответном объятии и водя по его обнажённой спине пальцами, подобно маленьким пёрышкам. То была её песнь, предназначенная только для сына Стоика Обширного, чьи упоительные поцелуи, поистине драконья страсть, нежность и ласка даровали валькирии счастье, которое она ждала с тех самых пор, когда ей исполнилось шестнадцать лет.