Опасная игра: Последний этап

«И Чжон…» Ощущение – как от падения в ствол шахты. Га Ыль резко спросила: – Где ты? – Здесь. Неожиданно вспыхнул красный свет. Га Ыль попыталась собраться, пока ее глаза привыкали к свету. Но она никогда не сможет держать себя в руках с И Чжоном – его появление потрясло ее так же, как и всегда. Как неожиданный пассаж в скучной джазовой пьесе. Как картина, на которую можно смотреть часами и находить все новые поразительные детали. Все в нем было столь совершенно и столь неистово, что взгляд перебегал с одной черты на другую и дух захватывало от волнения. Сейчас отблески красного света играли на его волосах, как пламя на снегу. Свет превратил его невероятно синие глаза в столь же невероятно фиолетовые. Он бросал на лицо И Чжона танцующую тень, подчеркивая красоту верхней губы, как будто высеченной из камня. Он создавал дьявольское сияние вокруг – И Чжон был соблазнителен, как смертный грех, и величествен, как дьявол. На нем были черные, облегающие, как вторая кожа, брюки и жилет без рубашки. Красный свет исходил от факела, который он держал. Га Ыль с ужасом осознала, что ее джинсы помялись, оттого что сохли прямо на ней, а рубашка выглядела так, будто она ползла по дымоходу. – Ты пригласил меня, и вот я пришла, – сказала она. Он ответил так непринужденно, словно они разговаривали уже несколько часов: – Да, вы плохо начали. Не смогли избежать простой ловушки. Даже не знаете, в какую игру играете. – Какой бы она ни была, это последняя игра, – отрезала Га Ыль. Сейчас она чувствовала себя не так, как раньше, когда ей казалось, что она мысленно постоянно сражается с ним – неважно, рядом он или нет. Борется с его чувственностью, с его красотой, с воспоминаниями о его прикосновениях… Тогда часть ее существа страстно желала того момента, когда она прекратит борьбу, желала полной капитуляции. А сейчас… Га Ыль стала иной. Ее изменил огонь, сквозь который она прошла во время предыдущей игры. Он сжег ту ее часть, которая отвечала И Чжону взаимностью, которая жаждала опасности и дикости. Га Ыль выжила, пройдя сквозь пламя, – и очистилась. Возможно, она не стала такой же сильной, как И Чжон, но ее воля закалилась. Она больше никогда не уступит. И это означает, что все между ними стало иначе. И Чжон заметил изменения, которые произошли с его собеседницей. – Еще света? – спросил он и сделал жест, как будто написал в воздухе какой-то знак. «Кеназ, – подумала Га Ыль. – Одна из рун, которые она вырезала на двери». Стоило И Чжону пошевелить своими длинными пальцами, свет, казалось, заструился волнами. Эффектным движением фокусника он материализовал из воздуха другой факел. Га Ыль с непроницаемым лицом захлопала в ладоши. Глаза И Чжона засветились голубым, как пламя газовой горелки. – Ты же не хочешь рассердить меня. Не так быстро, – произнес он с пугающим спокойствием. – Предполагалось, что я буду потрясена? Он внимательно посмотрел на нее. – Ты ведь действительно не хочешь рассердить меня? О, он был великолепен! Нечеловечески, непостижимо! И такой живой! Он, казалось, излучал энергию. Но Га Ыль была тверда как сталь. – Где Ву Бин? – спросила она. – Ты не думала о нем, – усмехнулся И Чжон. Это была правда, Га Ыль не думала. Не постоянно, не все время, не так, как раньше, когда она не считала себя самостоятельной личностью, а лишь частью единого целого: Ву Бин-и-Га Ыль. Но это неважно. – Я пришла за ним, – сказала она. – Мне не нужно думать о нем каждую минуту, чтобы продолжать любить. Я хочу, чтобы он вернулся. – Тогда выиграй. – Голос И Чжона был холоден и зловещ, как хрупкий лед. Он вставил факел в широкую горизонтальную трещину в стене. Га Ыль не смотрела до этого момента по сторонам – когда И Чжон рядом, было очень трудно сосредоточиться на чем-нибудь, кроме него, но сейчас она увидела, что находится как раз в таком месте, которое представляла себе раньше. Замкнутое пространство, едва ли больше, чем ее спальня, С трех сторон – скальная порода, четвертая стена сложена из крупных камней. Под трещиной, из которой торчал факел, находилось что-то похожее на естественную лестницу, ступеньки которой расширялись к низу. «Как уступы водопада в аттракционе «Рудник», – подумала Га Ыль, – но только без воды». Она увидела свой фонарик, батарейки которого, очевидно, сели, – он валялся на нижней ступеньке. В помещении не было ни входа, ни выхода. Потолок нависал над самой головой. Казалось, он вот-вот обрушится. Сердце екнуло. «Нет. Не позволяй ему испугать тебя. Именно этого он и хочет, именно это доставляет ему особое удовольствие. Чего бояться? Ну, будешь погребена под грудой камней наедине с демоническим принцем, который хочет овладеть твоими душой и телом и сделает все, чтобы заполучить тебя. Который может убить тебя, чтобы убедиться, что никому другому ты не достанешься. А ты намеренно говоришь ему «проваливай». И зачем волноваться из-за мелочей?» Она попыталась говорить ровным, нарочито равнодушным голосом: – Ну и в чем заключается игра на этот раз? – Ключ к развязке будет стоить тебя. Холодная ярость охватила Га Ыль. – Ты отвратителен. Ты знаешь это? – Я жесток, как жизнь, – отрезал И Чжон. – Жесток, как любовь. Ярость в сердце Га Ыль придала ей храбрости сделать то, что потрясло бы даже его. Ей хотелось дать И Чжону пощечину, но вместо этого она… поцеловала его. Это был не тот нежный поцелуй, каким она целовала Ву Бина, и не те ужасные, дикие поцелуи, которые И Чжон вырывал у нее в прежние встречи. Га Ыль сжала его лицо ладонями, прежде чем он смог сделать что-либо с факелом. Она поцеловала его жестко, агрессивно и без малейших следов застенчивости, свойственных девушке. Она почувствовала его недоумение. Свободной рукой И Чжон обнял ее, но не мог притянуть к себе ближе, чем она уже прижалась к нему. Га Ыль не обращала внимания на факел, что было опасно. Впрочем, если бы он оказался рядом с ее волосами, то это стало бы проблемой И Чжона. Пусть великий магистр мелочей сам позаботится об этом. И Чжон быстро пришел в себя. Можно на время ослабить его бдительность, но оставить в замешательстве надолго – вряд ли. Га Ыль чувствовала, что он старается взять ситуацию под контроль. Но она знала опасность нежности. И Чжон мог сплести вокруг нее хитроумную ловушку из теней, прикосновений, подобных взмахам крыльев мотыльков, и поцелуев, мягких, как сумерки. Он мог направить ее собственные чувства против нее самой, пока от поцелуя не закружится голова и не перехватит дыхание, а прикосновения мотыльков не станут обжигать. И к тому времени, когда она поймет, что скрывается за этой нежностью, она уже будет трепетать и таять и погибнет. Га Ыль продолжала целовать его строго и по-деловому. Гадкое, отвратительное занятие, которым она никогда раньше не занималась, так как до И Чжона целовала только Ву Бина. Она целовала его зло, с циничной холодностью. В конце концов она поняла, что ей удалось вскружить ему голову. «Ты не думал, что я смогу противостоять, да?» – торжествовала она. Га Ыль сделала шаг назад и ледяным голосом произнесла: – Ну, теперь как насчет ключа к разгадке? И Чжон выглядел удивленным. Затем он притворно засмеялся, но она видела, что он теряет самообладание, видела, что его глаза сверкают, как небывалой синевы сапфиры. Она задела его гордость и попала в точку. – В данный момент я не уверен, что это стоит моих денег, – произнес он. – Я знавал ледышек, которые целовались лучше. – А я знавала, дохлую рыбу, которая целовалась лучше, чем ты, – парировала Га Ыль, безрассудно пренебрегая опасностью. Она знала, что это безумие, но ей было все равно. Само сознание, что тени не имеют силы над ней, опьяняло. Эта неожиданная встреча с И Чжоном отличалась от всех остальных. Га Ыль вновь подумала о доме. Она увидела угрожающую ярость, появившуюся в его глазах, – затем тяжелые ресницы опустились и скрыли ее. Улыбка искривила его губы. Отвага покинула Га Ыль. Он был дьяволом. Она это знала. Жестокий, капризный и опасный, как кобра. А она была полной идиоткой, подстрекая его, потому что прямо сейчас он планирует что-то ужасное – или ее зовут не Чу Га Ыль – Я дам тебе ключ к разгадке, – сказал И Чжон. Он сунул руку в карман брюк и вытащил ее обратно, подбросив на ладони какой-то золотой предмет. Золото поблескивало в свете факела. – Я выигрываю головы, а ты их проигрываешь, – добавил И Чжон со сладкой улыбкой. Затем он резко бросил ей сверкающую золотую вещицу – так быстро, что Га Ыль едва уклонилась. Та ударилась о камень с поразительно мелодичным звоном. Га Ыль подняла ее и обнаружила, что это монета, поверхность которой походила на тонкое домашнее печенье. – Испанский дублон, – пояснил И Чжон, но даже после этого Га Ыль еще какое-то время с удивлением смотрела на него, прежде чем поняла. «О боже – конечно же. Игра – одна из тех, что была в настоящем парке аттракционов. Что говорил этот ребенок сегодня днем? «Вы находите три жетона, и они пускают вас бесплатно…» И афиша: НАЙДИ ТРИ ЗОЛОТЫХ ДУБЛОНА И ПЕРВЫМ СТУПИ НА ОСТРОВ СОКРОВИЩ». Теперь И Чжон лично приглашает их на охоту за сокровищами. Но Га Ыль не подумала об этом, даже когда они увидели гигантский сундук в парке сегодня ночью. – Ты воссоздал это место, как Джойланд-парк? Почему? Потому что я ходила сюда, когда была маленькой? Он рассмеялся. – Не обольщайся. Этот Сумеречный парк, если хочешь знать, уже существовал. Он был создан десять лет назад совсем по другой причине, по особой причине… но ты узнаешь об этом позже. – Он так странно улыбнулся, что у Га Ыль мороз пробежал по коже. – Ты знаешь, он был построен на месте старого угольного рудника. Сумеречные люди давно были здесь. «Рудник. Глубоко в руднике», – вспомнила Га Ыль. Это была строчка из стихотворения, которое она нашла на дедушкином столе во время первой игры И Чжона. Может быть, дед обнаружил Сумеречных людей? Она, вероятней всего, никогда не узнает этого – если только И Чжон сам не расскажет. Но это маловероятно. «Забудь об этой чепухе, – сказала она себе. – Займись делом». – Ву Бин и Чжи Ху на Острове сокровищ? – спросила Га Ыль. И Чжон ответил ей зверской улыбкой. – Точно. И даже не пробуй доплыть туда или что-нибудь в этом роде. Единственный путь – мост, плата – три золотых дублона, спрятанные в парке. – Один у меня есть, – напомнила она, зажав монету в кулаке. Его улыбка стала мечтательнее. – Да-да, – сказал он весело. – Теперь тебе нужно выбраться отсюда вместе с ней. При слове «с ней» все погрузилось во тьму. Это случилось так быстро, что у Га Ыль перехватило дыхание. Только что ярко светили два красных факела, а в следующее мгновение она оказалась в кромешной тьме, такой глубокой, что сердце заколотилось, а глаза широко раскрылись от страха. Она успела разглядеть краем глаза призрачные мерцающие голубые огоньки, потом все исчезло. Она как будто ослепла. «Не паникуй. Он допустил ошибку. Он пришел в бешенство и ошибся. Он оставил фонарик. Надеюсь…» – мысленно добавила она, засовывая дублон в карман, и осторожно начала передвигаться в темноте. Рука почувствовала холодный металл. Она затаила дыхание и включила фонарик. Свет. Совсем слабый, тусклое оранжевое свечение. Или сломался фонарик, или садятся батарейки. Но света достаточно, чтобы не сойти с ума. «Ты не должна была дразнить его, Га Ыль. Это очень, очень глупо». Потому что даже со светом Га Ыль была в беде. С трудом, но она все же разглядела каменные стены своей тюрьмы и исследовала каждый ее дюйм, от низкого потолка до неровного пола и плотно сложенных камней, перекрывающих вход. Выхода не было. Она, очевидно, не сможет отодвинуть камни сама – и если даже сдвинет один, то, вероятно, другие посыплются вниз и придавят ее. «Не паникуй. Нет, нет, нет, не паникуй». Но свет фонарика постепенно тускнел, темнота подступала все ближе. Вокруг не было слышно ни звука, даже звука падающих капель. «Подожди. Ты нашла выход из огня в прошлой игре. Почему бы не отыскать выход из пещеры сейчас? Давай, попробуй! Просто представь, что скала тает, представь, что твоя рука проходит сквозь нее». Но это не сработало. Как она и подозревала, здесь, в Сумеречном мире, чары И Чжона были слишком сильны, чтобы можно было разрушить их. Здесь он был полноправным хозяином. Это означало, что она застряла в каменной норе, если только кто-нибудь не придет на помощь. «Ну, хорошо, тогда нужно кричать». Га Ыль заставила себя закричать. Еще и еще. Она даже подняла камень размером с кулак, который лежал внизу, и стала стучать им по каждой из каменных стен, медленно и ритмично. В паузах между криками она слушала. В ответ не раздалось ни звука. Наконец, когда фонарик почти погас, она села, прислонившись спиной к камням, вытянув руки и ноги. Затем послышался шепот. Сначала он был такой тихий, что Га Ыль показалось: это кровь стучит в висках. Но шепот был реален. Отдаленные голоса звучали мелодично – и одновременно угрожающе. Однако нельзя было разобрать ни слова. Она медленно повернула голову, пытаясь определить источник звука. И там, в темноте, она увидела глаза. Они испускали какой-то внутренний свет, как будто фосфоресцировали. Они были холодные и хищные. Га Ыль узнала их, она видела эти глаза в дедушкином чулане. Сумеречные люди. Сумеречные люди были здесь, с ней. Казалось, это глаза самой стены. Га Ыль покрылась гусиной кожей и почувствовала легкое покалывание, которое началось с мизинцев, а затем поднялось по ладоням к локтям. Вполне естественная реакция на то, что она видела. «Люди всегда знали об этих глазах», – подумала Га Ыль. Все действительно знали о них, даже если пытались забыть в дневное время. Ночью же это знание вырывалось на свободу: чувство, что за тобой следят чьи-то глаза, присуще многим людям. Глаза древние и недоброжелательные, в которых не больше сочувствия, чем у осы или крокодила. Кроме того, Сумеречные люди? возможно, обладают большим интеллектом, чем обычные люди. Что делает их вдвойне опасными. «Они хотят, чтобы ты пришла в ужас, Га Ыль. Так что береги голову. Они здесь, чтобы испугать тебя, но они ничего тебе не сделают». Но они шептали… Они шептали что-то невнятное, и это до ужаса ее пугало. Искаженные неестественные звуки. Как будто пленку прокручивают в обратную сторону на медленной скорости. Она не могла удержаться и не слушать их, не пытаться осмыслить их слова – хотя отчаянно боялась. Она не хотела, чтобы эта невнятица обрела какой-то смысл. Затем к ее удивлению и облегчению, глаза исчезли. Не совсем исчезли, но, казалось, отдалились. Звуки раздавались еще какое-то время, а затем стихли. «Спасибо, – обрадовалась Га Ыль. – О, спасибо!» Тишина казалась сейчас почти желанной. Затем она услышала журчание, этот звук прежде заглушали шипящие голоса. Она посветила фонариком на ступеньки – туда, где раньше светились глаза, – и подпрыгнула от изумления. Ступеньки двигались! Однако, когда Га Ыль поднесла фонарик ближе к стене, она почувствовала влагу. Каменная лестница оставалась неподвижной, просто по ней текла вода. Как водопад в шахте. Только быстрее. Вода лилась сплошным потоком по всей ширине трещины. Она стекала вниз, как в фонтанах, которые устраивают в отелях. Поначалу Га Ыль восприняла это как очередное неудобство, не такое жуткое, как глаза. Она не осознавала опасности до тех пор, пока ее ноги не промокли. «Вода не просто так течет между камнями», – догадалась Га Ыль. Предзнаменование. Каменную стену, должно быть, действительно сложили, чтобы закрыть вход. Или, может быть, это обычная стена, и отверстие, в которое она провалилась, было в потолке. Но теперь даже потолок заблокирован. А вода все прибывает. Она прибывала с каждой минутой все быстрее и была холодна, как лед. Ноги в походных ботинках окоченели. «Как жаль, что я потеряла рюкзак, у меня там были резиновые сапоги». И в этот момент Га Ыль поняла, что погибает. Это была изолированная пещера. Меньше, чем ее спальня, и наполняющаяся быстрее, чем отцовский бассейн. Вода все прибывала и прибывала. «А куда уходит воздух?», – задумалась Га Ыль, поставленная в тупик этой задачкой по физике. На секунду она решила, что спасена. Если бы воздух не мог выходить из пещеры, то вода не могла бы поступать в нее. Но, вероятно, в потолке были щели в камнях, куда и выходил воздух. Так высоко Га Ыль ничего не могла разглядеть, так как батарейки совсем сели. Она стояла в темноте, вода поднялась уже до икр, но, если она попытается вслепую вскарабкаться по этим булыжникам или вытащить их, они просто погребут ее под собой. В противном случае она в конце концов окажется под потолком и сделает последний неглубокий вдох, прежде чем вода поглотит ее. Истерики не было, но мысли проносились с головокружительной скоростью. Га Ыль пыталась вспомнить декорацию, изображающую затопление пещеры в аттракционе «Рудник», и руку, цепляющуюся за булыжники. Ей показалось, что она наконец поняла, что шептали голоса: «Умри… Умри». Так вот что означала улыбка И Чжона! Самое странное, что, хотя вода поднималась все выше? Га Ыль не могла заставить себя поверить в это. И Чжон хотел, чтобы она умерла? Это, конечно, неудивительно – он ведь злодей, не правда ли? Законченный злодей. И он был в ярости, когда уходил. Но – чтобы она умерла? Вода дошла ей до бедер и была холодна, до боли холодна. Зачем она сушила джинсы? Не сознавая, как именно она туда попала, Га Ыль оказалась на коленях на одной из ступенек водопада, прижимая ладони к трещине, пытаясь закрыть ее изнутри. Это не помогало. Она чувствовала, как вода потоком лилась в темноте. Руки окоченели. Может быть, И Чжон хотел заставить ее покориться, запугать до такой степени, чтобы она молила его о помощи? Нет, в этом не было никакого смысла. И Чжон знал, что она не будет просить пощады. Она не сдастся. Он понял это, когда напустил на нее пчел во время первой игры. Га Ыль тогда готова была умереть, но не уступить. Но тогда он должен понимать, что и сейчас будет так же, и желать, чтобы она умерла, на самом деле умерла! Если только не… Га Ыль не предполагала, что может испугаться больше, чем уже была напугана. Она ожидала, что наступит миг, когда ее мозг оцепенеет. Но хотя тело закоченело, в голове вдруг возникла новая мысль, и ужас обуял ее. А что, если И Чжон не знал? Если не он сделал это? И Чжон удалился в ярости – и затем пришли ОНИ. А что, если вода – дело ИХ рук? Она умрет прежде, чем он узнает. Эта мысль застряла в ее голове со странной определенностью, И Чжон был в ссоре с Сумеречными людьми, это случилось, когда пятилетняя Га Ыль открыла дедушкин чулан. Сумеречные люди хотели убить ее. Но И Чжон был против. Он любил ее и хотел, чтобы она жила. И она осталась жить, потому что ее дедушка пожертвовал собой. Но сейчас… «Сейчас, – подумала она, – они заканчивают свою работу. А И Чжон не знает». Она вдруг осознала, что И Чжон, конечно, злодей, но Сумеречные люди еще хуже. Озлобленнее. В картонном доме И Чжон контролировал все – но сейчас она не в картонном доме, а в самом Сумеречном мире, хозяева которого – Сумеречные люди. Вода уже доходила до шеи. «Как холодно, – стучало в голове Га Ыль. – А что, если станет еще холоднее? И Чжон каким-то образом зажег факел с помощью руны Кеназ. Тогда, может быть…» Га Ыль так закоченела, что почти не понимала, ползла она или плыла. С трудом нащупала верхнюю ступеньку и нашла камень, который попыталась засунуть в трещину. Она ничего не видела, но чувствовала стену, а руна, которую она собиралась написать, была самой простой формы, какую только можно было вообразить. Просто линия сверху вниз. Руна силы первородного льда, Иза. Га Ыль нацарапала ее над трещиной, в потоке воды. И стала ждать. Она слишком замерзла, чтобы сразу сообразить, что это сработало, но затем нащупала на стене острые зубцы. Льющаяся из трещины вода замерзла. Хотя Га Ыль все еще оставалась в почти затопленной пещере, вода перестала подниматься. «Я сделала это! Я остановила воду! Это лед, прекрасный лед! – Она возбужденно втянула носом воздух, не боясь, что задохнется. – О боже, как хорошо дышать! Руна подействовала!» Га Ыль не могла управлять Сумеречным миром сама, но руны работали на кого угодно. Через несколько минут она поняла, что погибнет в любом случае. Не утонет – значит, замерзнет до смерти. Как холодно! Она промерзла насквозь. Находиться здесь все равно что плыть в океане в такую же ночь, когда затонул «Титаник». Она умрет от переохлаждения – потеряет сознание и утонет. И пойдет ко дну. И ничего нельзя с этим поделать. Га Ыль была уже слишком слаба, когда вспомнила о руне Кеназ. Если бы она смогла вспомнить ее… Если бы она смогла найти камень или пошевелить пальцами… Но камня не было, руки замерзли и не слушались, а мысли путались, как будто она засыпала, Кеназ… Га Ыль пошевелила негнущимися пальцами, но, конечно, никакого факела не появилось. Вода может превратиться в лед, но огонь просто так не разгорится. Она не изменит правила по своей прихоти. Несвязные обрывки мышей крутились в голове. Уже не так больно. Не так сильно. И ничто не казалось срочным – все, что волновало несколько минут назад перестало быть важным. Помощь. У нее было смутное ощущение, что она может позвать на помощь. Но ей казалось, что существует какая-то причина, чтобы не делать этого.ф «Меня не услышат. Вот в чем дело. В этом? Он в любом случае меня не услышит. Слишком далеко. Сейчас уже все равно. Ничто не имеет никакого значения. Гебо, – успела подумать Га Ыль, как раз перед тем, как соскользнула в воду. – Гебо, руна жертвоприношения».