Каменные ограды

Жаклин аккуратно встала с постели, убеждаясь, что то, что светит ей в глаза, действительно солнце. Редкий гость на израненном бомбежкой небом. Она уже привыкла к вечным сумеркам из-за обилия смога и дыма - следов войны. Но сегодня, казалось, и бойни не будет, и раненных не подвезут к подвалам. Возможно, Смерть сегодня взяла выходной? Все это только настораживало. Жаклин выглянула во двор, пытаясь найти что-то подозрительное. Рука одного из стражей была сдвинута с места. Слабая надежда на то, что этот день пройдет без происшествий, тут же сменилась тревогой и внутренним напряжением. Она быстро накинула на себя какую-то широкую майку, влезла в джинсы, порылась в бельевом шкафу, натыкаясь рукой на ледяной металл. Пистолет с тремя резиновыми пулями она спрятала под джинсы, поправила одежду, проверяя, чтобы ничего не было видно. Кто знает, возможно, кто-то проник в дом не для того, чтобы ее убить. Лестница жутко скрипела, неприятно ударяя звуком в уши. Даже если кто-нибудь и захотел бы незаметно проникнуть внутрь, то прогнившие половицы выдали бы того с потрохами. Несмотря на то, что дом уже был очень старый, едва стоял, а запах здесь стоял мерзкий, Джеки любила его, как любят старого и больного пса. Она встала на кухне, включила тонкую струю воды, чтобы вымыть малочисленную посуду и позавтракать. Взгляд ее был устремлен в грязное окно, за которым широкой асфальтовой линией шла дорога, а рядом с ней очередные полуразрушенные дома. Жаклин старалась выглядеть спокойной, но руки дрожали. Она мысленно готовилась выхватить пистолет одним резким и отточенным движением. Но не успела. Сначала девушка услышала громкий шлепок, затем почувствовала удар и только потом волну возмущения и даже обиды. - Придурок! - она резко обернулась, глядя на довольного Пьетро, который вальяжно расселся на стуле, гордо и довольно улыбаясь. - Как так можно? Я бы тебя застрелила! - она потерла ушибленную ягодицу, тут же убрала руку, понимая, куда Пьетро перевел взгляд. - Ты бы не успела, - шепнул Пьетро прямо ей на ухо, оказавшись совсем рядом и скользя пальцами вдоль позвоночника. - Это же моя майка? - сквозь усмешку спросил он, оттягивая несчастную ткань на себя. - Надо вернуть. - Иди к черту, - не без улыбки добавила Жаклин, мокрыми от пены пальцами проведя по шее, щекоча его. - Вечно ты забираешь у меня самое последнее. Он уткнулся лбом в ее висок, с удовольствием вдыхая запах волос и блаженно прикрывая глаза. Дом. Наконец-то дом. - Ты не ранен? - спрашивает она по привычке, беря его лицо в свои руки. Пьетро, не открывая глаз, мотает головой, вслепую находит ее губы, затем утыкается в шею и спокойно вздыхает. - Точно? Ты мог и не заметить. - Хочешь меня осмотреть? - с хитрым прищуром произносит он, глядя строго ей в глаза. - Мне раздеваться, доктор? - Сама справлюсь, - фыркает Джеки, хватаясь за бляшку его ремня. Пьетро громко смеется в ответ, и Джеки сама не сдерживает улыбку. Он единственный человек, который может ее развеселить. - Ты знаешь... - вместо концовки фразы он тянется к ней за новым поцелуем. Легким и пустяковым. Иногда они нужны ему, как человеку нужна пища. Джеки уже привыкла к этой детской привычке, к этому желанию постоянно касаться ее, держать где-то рядом. Но выходит несправедливо, потому что по ночам именно он оставляет ее одну, а по возвращению хочет, чтобы все было как прежде. И Джеки в этом виновата тоже. Он вернулся на войну из-за нее и надеется покончить с этой войной только ради нее. А Джеки думает, что и под свистом пуль не так уж и плохо, лишь бы была возможность вложить свою крошечную ладонь, где под ногтями забилась чужая кровь, в его огромную, всегда чистую. - Ты знаешь, - повторяет он сквозь тяжелый вздох, подбирая голову рукой и повернувшись на бок, - что ты у меня самая лучшая? Джеки хмурит нос. Она никогда не реагирует на подобные фразы, напротив, ее настораживает, что в последнее время они звучат слишком часто. Пьетро проводит ногтем по ее ребрам, будто рисуя что-то. «Он красивый,» - думает Джеки, заботливо убирая серебряную прядь с его лба. Парень совсем возмужал со школьной скамьи: черты лица заострились, стали более взрослыми, плечи шире, правда глаза такие же. Озорные, светлые, только слегка поблекли. Но она знает, кто этому виной. Магнето. Они стараются не говорить о собственных отцах или о Ванде. Они просто пытаются наслаждаться жизнью, точнее тем, что от нее осталось, без лишней боли. Ей нравится, когда Пьетро спокоен, задумчив, когда его шальные карие глаза на чем-то сконцентрированы или напротив смотрят вскольз. Ей нравится, когда его губы закрыты, тогда она проводит по ним большим пальцем. Она знает, что парень ежедневно выдавливает из себя улыбки, чтобы доказать, что все хорошо. Они постоянно друг другу врут, и пока никто не устал от этого. Пьетро кладет свою огромную ладонь ей на живот, тяжело вздыхает, поднимает на нее свои большие карие глаза, а губы так и искажаются в легкой довольной улыбке. - Давай уедем на север. Заведем ребенка, - он слегка надавливает на живот, будто пытаясь убедиться, что никто не толкнет его в ответ. Джеки молча двигается к нему ближе, ложится на его грудь, прижимая плотнее к постели. Она всегда так делает, чтобы он не видел ее грустного лица в такие моменты. - Я слышал, что в Исландии сейчас спокойно. Я построю нам дом, где-то за час, - она усмехается, - я могу подделать документы, - он вцепился в ее плечо, лег набок, прижимаясь губами к ее лбу. - Начнем новую жизнь. У нас будет огромный пес и ребенок, конечно, у нас будет ребенок. И у него тоже будет какая-нибудь уникальная способность, а если даже не будет, то так намного лучше. - Я надеюсь, что у него не будет твоих волос, - она задумчиво перебирала серебряные пряди пальцами. - Когда ты подстрижешься? Вместо ответа он снова ее поцеловал. - Я же буду хорошим отцом? - Ну получше твоего, - усмехнулась Джеки. - И моего. Черт, Пьетро, прости, - она обняла его. - Я... несу всякую чушь, ты же знаешь. Ты будешь лучшим отцом, но... сейчас мы нужны здесь. Мы нужны нашей стране, людям, мутантам. Мы связаны по рукам и ногам. Мы нужны здесь. Пьетро тяжело вздохнул, глядя в потолок. Он же знает, что она права. Долг превыше личного счастья. - Знаешь, я только встала с постели, а ты меня сразу же вернул, - улыбнулась она. - А я предлагал на столе, - он поцеловал ее в ухо. Что им остается? Только шутить и наслаждаться друг другом, зная, что ночью, а может, и вечером их ждет очередной ад; что каждый будет сходить с ума всю ночь, кто на самом поле битвы, а кто в подвале собственного дома, залечивая чужие раны. А сейчас всего лишь двенадцать часов. Светит солнце. Постель теплая и удобная. Половицы скрипят под тяжестью кровати. Можно просто смотреть в глаза другого человека, забывая о войне.