Восемнадцатый этаж

       Все началось, как ни странно, с восемнадцатого этажа новенькой казанской многоэтажки. Время на моих наручных часах остановилось на 23:05. Хотя я не умирала… и Он. Даже тогда Он, распластавшийся на асфальте, был живее всех живых, возможно, даже живее, чем я. И даже тогда, когда я посмотрела на Него, то подумала, что Он будет живым вечно. Я могла бы писать о Нем все время, вот только дано мне на жизнь 72 года, а Ему отмерена бесконечность. Началом всему послужило самоубийство.       Ко всему этому прилагается предыстория.       Было стремительное 11 июня, 20:23, а я до сих пор не добралась до дома. Это был день, закутанный в дождливую простыню. Я тогда подумала: а закончится ли дождь вообще? Укутавшись в бежевую косуху, я торопливо перескакивала через лужи и фыркала на холодные капли, падающие на все, на что только они могли падать – так я не любила дождь, слово «дождь» и все, что связано с дождем. Многолюдный вторник. Нервно мигающий зеленый человечек на светофоре улицы Ломжинской. Машины. И я, взволнованно скачущая мимо луж, словно убегающая от кого-то. От кого? От времени?       Мне 29, и я изо всех сил надеялась, что мои 30 лет никогда не настанут. С ужасом ждала своего тридцатого дня рождения и желала замерзнуть во времени, так и не успев дойди до тридцатника – так боялась быть старой, понимаете? Поэтому если я и бегу куда-то, то это, прежде всего, от приближающегося третьего августа, а уже после – домой. Зонта у меня нет, мои светлые пряди волос липнут ко лбу, раздражая, а матерюсь я мысленно именно на эту погоду. На непогоду.       - Глупый дождь.       Он лил, когда я подходила к своему дому. Лил, когда я открывала дверь подъезда. Лил, пока я поднималась на последний этаж, и когда я открыла дверь в свою квартиру, он тоже лил. Я переехала сюда давно – три года назад, а отделаны здесь только зал и кухня – мне не хватает мужских рук, которые помогут с ремонтом. Поставив пустую сумку с пустым кошельком на пол, я прошла на кухню и первое дело, которое я сделала, это убрала со стола пустую стеклянную пиалу. Там были печенья, но их я съела в один день. Пустая пиала создает угнетающее впечатление… бедности, что ли? Запихнула ее в шкаф.       Моя квартира небольшая, и единственное украшение в ней – панорамные окна, хотя вид подкачал: серая асфальтовая дорога внизу, за ней расположен жужжащий рынок, а еще дальше – десятиэтажный квартал. Скучно как-то… Открыла форточку, но ненадолго - не хватает еще ворвавшегося в тишину дождя! В моей квартире тихо. Кажется, тишь настолько густая, что ее можно вдохнуть и проглотить. Тут бледные стены, лампочки без плафонов, холодный линолеум, но мне уютно хотя бы потому, что за окном противный ливень, а я тут, ближе к теплу.       Я учусь в юридическом университете, это адское время, которое наступило с начала лета, называется «экзамены». От одного этого слова мне хочется рвать мои и без того короткие волосы – стрижка под парня, короче некуда. Издалека и со спины меня принимают за юношу. Моя трехкомнатная квартира существует как будто бы пустой в то время, когда я просто сижу и зубрю до часу ночи и, знаете, все-таки высыпаюсь!       Это был восемнадцатый этаж, на котором я живу. В 22:57 я вышла на балкон и закрыла форточку, а потом лениво уставилась на соседний дом – половина окон еще заполнены светом. Он какой-то магический, какой-то… изнутри. Дождь прекратился, а контуры домов и окон были все же размытыми, может быть, я слепну? Хотелось чего-то волшебного, стояла и не понимала, чего же я жду. Я была задумчивой и в упор смотрела на манящие огоньки, внизу, на дороге, ни единой машины или пешехода. Неужели? С любопытством посмотрела на пустую улицу, а потом подняла глаза вверх. Небо, оно темно-синее, какое-то словно грозовое, но спокойное. Я стояла, положив руку на стекло, попивая полуостывший чай и растягивая на себе темно-зеленую майку. Тогда я думала о том, что может такого случиться. Что-то крышесносное, необычное, удивительное?       Самый обычный вечер 2014 года, июнь, 11 число, вторник. Ровно 23:00.       И мимо меня, будто упав с неба от самого Господа, вниз проносится предмет. На один миг он кажется мне гигантской черной бабочкой. А потом я невольно различаю козырек темной кепки – она, порхая, проносится дальше, балансируя в воздухе и плавно опускаясь на землю. Звонко ударив по темному стеклу, я открываю форточку и удивленно смотрю на нее. А потом – наверх. Я вижу край дома и чью-то руку, на миг мелькнувшую на фоне темнеющего неба. И откуда на крыше кто-то?! От неожиданности я подскакиваю на месте и ударяюсь затылком о раму. На миг меня зомбирует боль. Тихонько скулю и, высовываясь из окна настолько сильно, насколько могу, снова устремляю взгляд наверх. Успеваю заметить нечеткую фигуру, внутри меня все холодеет, а сама я сержусь. Несложно догадаться, зачем люди забираются на крышу.       А потом отскребай их с асфальта.       Забыв надеть на себя любимую поношенную косуху, вылетаю из своей квартиры и, перебирая ногами, бегу к лестнице на крышу. Дверь в свою квартиру я оставляю открытой – у меня нет времени. Я снова бегу от него и стараюсь растянуть, заморозить. Ненавижу время. Железная дверь на крышу приоткрыта и тихо скрипит, когда я ее открываю до конца. Выбегаю туда, дыша сырым после дождя воздухом, и судорожно оглядываюсь, боясь, что не успею. От времени бежать, конечно, замечательно… Но оно не стоит смерти. И это еще большой вопрос, чего я боюсь и ненавижу больше всего – смерти или времени. У меня судорожно екнуло сердце, когда я заметила невысокую фигуру, стоящую на краю крыши.       Это был Он, который равнодушно оглядывался на меня.       Парень.       Я не могла сказать, бедным Он был или богатым. Одет в легкую футболку и черные джинсы. Дул сильный ветер, и мне было холодно, а Его взъерошенные кудрявые волосы даже не трепетали. Как будто ветра и вовсе нет. Это был первый раз, когда мне внезапно подумалось, что над Ним что-то неподвластно. Он стоял на краю, а я не могла понять – почему? Молодой, симпатичный. До ужаса спокойный, стоящий так уверенно, словно Он находится на твердой земле, топча траву новенькими кроссовками. В мыслях было пусто, и внезапно я вспомнила, что умею разговаривать. Даже кричать.       - Эй, ты! – мой голос дрожал. - Какого черта ты там делаешь? А ну быстро слез!       Он не шелохнулся, не двинулся с места, только склонил голову набок. Я испугалась, вдруг Он спрыгнет прямо сейчас?       - Ну, парень, ну ты пойми… - медленно подходила к нему, намереваясь схватить и оттащить. - Молодой еще, вся жизнь впереди… Давай, не тупи, ну же… Все у тебя еще будет – и радость, и горе, блять. Слезай давай, ты… И не думай прыгать!       Я подошла к Нему ближе, могла рассмотреть лицо – самое обычное, светлое и совершенно спокойное, лет пятнадцать. Глядит на меня изучающе и заинтересованно, хоть и издалека, но не боялся. А еще Он молчал. Мне казалось, молчит воздух вокруг него. Это был восемнадцатый этаж, и я с камнем на сердце представляла себе то, что будет, если Он сделает шаг вперед. Крошечный шажок. Я вся тряслась и все думала: что я делаю не так, если сейчас Его нога медленно отодвигается ближе к пропасти? Пожалуй, смерти я боюсь все же больше. Когда Он молчал, мне казалось, что я глуха. И я не понимала, почему Он, черт возьми, так спокоен?! Я сглотнула и приблизилась еще на чуть-чуть, выставив руки вперед.       Страшно, если Он прыгнет.       Страшно, если Он упадет.       Страшно, если кровь на асфальте не удастся смыть.       - …понимаешь? Жизнь и так короткая, пацан, не надо укорачивать… Давай, тихонько слезай…       И тогда мне показалось, что Он улыбнулся – только на миг. На самом деле его лицо не менялось, оно не было равнодушным, скорее спокойным. Я хотела сделать рывок вперед, чтобы ухватить его за край футболки.       Прыгал спокойно, как будто сходил с поребрика, так легко и просто прыгнул. И я с ужасом поняла, что разговариваю с пустотой. Мне не хотелось высовываться, не хотелось смотреть вниз на это тело, на кровь, на смерть. Тогда как-то подумалось: «О, Боже мой!» Мои руки дрожали, губы дрожали, сердце тоже покрывалось ознобом. Так вот как это делается, умирается… Передо мною зияла черная пустота, как будто Его фигуру ровно вырезали ножницами и осталась дыра. Мне вдруг до ужаса захотелось убедиться в том, что он соприкоснулся с потрескавшимся асфальтом. В голове все звенело.       Перепрыгивать сразу через четыре ступеньки было легко.       Пару раз мне казалось, что вот-вот, и я оступлюсь, полечу вниз и сломаю себе шею. С восемнадцатого этажа! Спрыгнул! С восемнадцатого, мать его! Спрыгнул так, будто был уверен, что умеет летать, а вниз упал мертвой птицей. И очень-очень хотелось ныть мне, почти что тридцатилетней женщине. Смерть в пятнадцать казалась мне настолько неправильной, что до слез обидно. Домофон пиликал противно и знакомо, я выскочила из подъезда. Лежит. Я посмотрела на эту расплющенную тушку, и мне от чего-то захотелось топнуть ногою. Как капризному ребенку. Я боялась подойти. Поглядеть на труп. Минуту назад он жил, и это было самое страшное, о чем я могла сейчас подумать. Хотела позвать что-нибудь, кого-нибудь и прокричать: «На помощь!»       Со следующих минут начиналась эта история.       Он встал.       Он отряхнулся, и даже я, стоящая на крыльце в шести метрах от Него, не увидела ни единой капельки крови, ни на земле, ни на нем. Сквозь это расстояние я ощущала его по-взрослому упрекающий взгляд. Мне подумалось: «Это странно, Он отчитывает меня за то, что я его увидела». Но самое главное (от этой мысли у меня немели кончики пальцев) - живой. Широко раскрыв глаза, я вглядывалась в Его щуплый силуэт, а Он был живее всех живых. Наверное, именно тогда мне стало ясно, что он всегда будет таким, даже тогда, когда разрушится Вселенная. Мне было трудно дышать, не то, чтобы вопить. Восемнадцатый этаж! Жив!       Бессмертный он, что ли?!       Да.