Шиворот-навыворот

Родина моя Россия, матушка моя благословенная! Пошто ты так со мной? Мысли у меня путались, ибо соображать в — да сколько же можно уже! — подвешенном состоянии было проблематично. Меланхолично вися на своём незадачливом спасителе, я стремительно уносилась от разъяренной медведицы. Ну, или она от меня - всё же относительно. Откуда-то доносился жуткий рык, похлеще, чем у нашей преследовательницы, и я представляла себя Бильбо, который попал из цепких лапок Голлума да сразу на горящее дерево. Вот уж кто знает толк в невезении! Мир вдруг резко качнулся вправо — мы свернули, и тут же, разумеется, наткнулись на солдат. Мой спутник резко затормозил, отчего я сильно занервничала. Вид бегущей на тебя огромной злой медведицы, знаете ли, кого угодно заставит понервничать, а я себя смелой отнюдь не считала. Товарищ спаситель толкнул меня куда-то в сторону. Стукнувшись обо что-то острой коленкой, я поспешно слиняла под деревянную платформу, оставив дядьку разбираться с проблемами самому. Дальнейшие события представлялись мне как-то очень эпично, а на деле всё случилось очень быстро и очень глупо. Ловко споткнувшись, мой спутник неведомым образом полетел ко мне в подполье, медведица бросилась на солдат — этакое бронированное мясцо — а рёв снаружи усилился. Ой-ё. — Так, — шепнул дядька, мёртвой хваткой вцепившись мне в плечо, — я вон того у выхода отвлекаю, а ты, мелочь, быстро наружу. Ясно? Платформа сверху жутко громыхнула, будто упало что-то тяжёлое. Доски натужно треснули, и раздался болезненный мужской вопль. Я дёрнулась было бежать, но дядька меня не пустил. — Тихо ты, рано ещё! Мужик около входа попятился, смотря на что-то сверху — вестимо, медведица была прямо над нами. Землю вдруг ощутимо тряхнуло, отчего тушка наверху упала, а солдата, сторожившего выход из пещер, метнуло в сторону. — Сейчас! — крикнул дяденька, буквально швырнув меня к выходу. А я что, я понятливая, бегу себе и горя не знаю. Нет, насчёт этого я соврала. Горе я знала, и очень хорошо — всё тело ныло, в горле першило, голова болела, и было дико страшно. Настолько страшно, что я даже бы в "Звонке" или "Проклятье" с большим удовольствием побывала, чем здесь. Вылетев наружу, я тут же шмыгнула в кусты и поражённо уставилась на небо. Надо мной пролетал дракон, победно рыча. Ну, не знаю, победно, не победно, но полный ярости рычащий звук пробуждал во мне что-то... и мне это совсем не нравилось. Красотища улетела, напоследок махнув хвостиком, и опасность, наконец, окончательно миновала. Меня, по крайней мере. Стоило мне подумать о моём горемычном спутнике, как он вылетел из пещеры, потрёпанный, но живой, что меня искренне обрадовало. Ну как я, будучи сейчас такой мелкой, такой слабой, совсем, к тому же, не собой, выживу одна невесть где? — Теперь, малышка, я отведу тебя к своей сестре, Гердур, уж она и решит, куда тебя. — ободряюще улыбнулся дядька и, поманив меня за собой, пошёл вниз по склону. — Я Ралоф, кстати, а тебя как звать? Даздраперма я, не видно, что ли? Ох, как я зла, как зла! Да и как тут не злится: я на такое точно не подписывалась, я люблю Рохан и Йомера, пустите меня в Средиземье, а лучше домой, подальше от этих сумашедших... Вот тут мне стало стыдно. Я тут на него разобиделась, а дядька-то, между прочим, мировой - в такой-то суматохе дитяте вытащил. Молодец, однако! — Рогнеда. — я решила не заморачиваться и представиться настоящим именем. К счастью, мне повезло, и оно Ралофу странным не показалось. В конце концов, придумывать что-то — та ещё морока. Ну вот вы, к примеру, будучи всю жизнь Дашей, быстро начнёте на Мар'Эн'Джиурану какую-нибудь откликаться? Вот и у меня те же проблемы. — А как ты, Рогнеда, в такой глуши-то оказалась, да ещё и одна? — спросил Ралоф елейным голосом. Кажется, я попала. Он, конечно, не подавал виду, что подозревает меня во всех смертных грехах сразу, да и вообще вёл себя дружелюбно, но мой внутренний параноик услужливо подсовывал мне одну картину за другой начиная от откровенно педофильских заканчивая откровенно некрофильскими. — А-а... то есть... В общем... — промямлила я. Судьбой мне, вестимо, предписано быть тележурналистом. — Потерялась... вроде как, то есть, да, потерялась. — Потерялась, значит. Ты из Хелгена? — божечки, где это? Правда, я не успела даже озаботиться своим ответом, как он стукнул себя по лбу. — Ну, конечно, не из Хелгена, стали бы они тебя тогда на плаху-то! Так откуда ты? — Из Красноярска. — решив уж совсем не врать, сказала я. — Первый раз о таком слышу. — пожал плечами Рафлоф и больше вопросов не задавал. Весь остальной путь мы молчали, я любовалась местными унылыми пейзажами, Ралоф что-то сосредоточено обдумывал, птички пели, ручеёк звенел. До ручейка этого мы добрались где-то за день, и когда я увидела вблизи деревушку, я была готова расцеловать землю, ибо слова "отдых" в словаре моего спутника, кажется, не было. Оперативно добравшись до лесопилки, Ралоф радостно поприветствовал какую-то тётку, вестимо, вершительницу моей судьбы. Тётка и впрямь оказалась той самой Гердур. Живо представив себе радости детдома, если тут вообще приюты водятся, я твёрдо решила пустить в ход тяжёлую артиллерию, если понадобится. — А вот эту малышку звать Рогнедой. — Ралоф подтолкнул меня к своей сестре. — Её тоже казнить хотели. — Мало того, что трусы, так ещё и детоубийцы! — Гердур сжала кулаки, и мне подумалось, что эта тётенька — человек тяжёлых судьбы и характера. — Фроднар! Иди сюда! И завертелось. Подошедший сынок Гердур взял меня под белы ручки и утащил в дом, где мне и питье, и кушанье нашлось, и меня отправили отсыпаться. Бездельничать мне никто не позволил, а оттого уже на следующий день я нашла себя в новом неприглядном амплуа помощника-разнорабочего, и вместе с Фроднаром я старательно трудилась на лесопилке (читай: подносила старшим то да сё, бегала туды-сюды, как угорелая, и, в общем и целом, была примерной девочкой на побегушках). Ралоф вскоре свинтил в загадочный Вайтран, о произволе в Хелгене рассказывать и помощи Ривервуду просить, полностью оставив меня на попеченье сеструхи. Ну и скатертью ему дорожка, как говорится, мы и сами с усами. И всё бы мне не почём: и драконы, и пауки с медведями, и имперцы, которые, оказывается, нехорошие дяди, а вот главная беда заключалась в гигиене. Если к мытью во дворе я худо-бедно привыкла, то вот частота этого самого мытья меня исключительно расстраивала. Единственное, на что я могла рассчитывать каждый день — обтирание мокрым полотенцем. Городское дитя во мне выло не своим голосом, и вообще, чертовски хотелось выпить. Но человек ко всему привыкает, вот и я привыкла, и недели три, наверное, жила себе спокойно в Ривервуде, раздумывая потихоньку, что дальше делать. До тех пор, пока в Ривервуд не нагрянул дракон. Дракоша был не шибко большой, по сравнению-то с тем великаном, что мне жизнь спас, да токмо в селении был от силы десяток воинов, в число которых входила парочка солдат, присланных Вайтранским ярлом. Земной поклон ему за щедрость! Вдохновенно спалив "Спящего великана" и соседнюю лавочку, дракон улетел к горе, и некоторое время его не было видно. Нас, детей, то бишь, укрыли в подвале одного из домов, правда, мы всё равно нашли щёлочку, чтобы подсматривать и напряжённо вглядывались теперь в ноги толпившихся на улице людей. Все мы кое-как уместились на ящиках, стараясь забраться повыше, чтобы всё было хорошо видно. — Он возвращается! — завопила какая-то женщина, кажется, Сигрид. Люди засуетились, приготовили луки, и когда дикий рёв раздался совсем близко, начали стрелять. Мы-то, конечно, всё это могли определить лишь на слух. Мне воодушевляющий вид на ноги закрывала Дорти, занявшая почти всё место у заветной дырки в стене. Вдруг земля ощутимо дрогнула, и Дорти свалилась прямо на меня. Быстро поднявшись, я заглянула в дырочку и увидела здоровую когтистую лапу. Она ненадолго пропала, и вместо неё появилась голова. — Довакин. — доверетильно сообщила мне морда, прежде чем с пугающим рёвом развернуться и выдохнуть струю пламени. Фрондар отодвинул меня, одновременно с этим снаружи донёсся хриплый рык, и Фроднар резко бросился в сторону. Все мы попадали на пол — над нами пронёсся хвост с шипами, разрушив стену. Батюшки святы! Я только-только отползла в сторону, как что-то потянуло меня наверх. Совсем наверх. Спустя пол-минуты я сокрушенно наблюдала уносившуюся вдаль землю, что-то кричащих селян, дымящиеся развалины дома... Меня ощутимо тряхнуло, и мир погас.

***

Задница ныла — под неё попал какой-то камешек. Вытащив надоедливую гадость из-под себя, я продрала глаза и поднялась на локтях. Очередная пещера. Не, я слышала, что драконы имеют очаровательную традицию похищать принцесс, но наивно полагала, что сама на таковую не смахиваю... Золотые локоны, ангельское личико, ага. Стукнув себя по лбу за догадливость, я, покачиваясь, встала на ноги и осмотрела няшность кругом себя. Ну, типа пещера. Со сталактитами такая, большая. В потолке была здоровенная дыра — через неё, вестимо, дракон и прилетел. Саму ящерицу видно не было, и я, мудро решив не торопить события, отошла к стеночке и приземлилась. Сколько я так сидела — не знаю, но к тому времени, как наглая драконья морда объявилась, я успела проиграть себе в крестики-нолики раз тридцать. — DREM YOL LOK, DOVahKiiN. — сказал дракоша, пристроив на камушки царственную задницу. — Yolo! — согласилась я. Не, ну что-то же это должно значить... Дракон ненадолго завис — видно, винда палёная — и, наконец, перевёл на привычный мне язык. — Здравствуй. — Здравствуй, чёрт мордастый! Пошто стащил меня, нелюдь? — уперев руки в бока, я грозно посмотрела на своего похитителя. Дракоша невозмутимо продолжил нести околесицу: — DOVahKiiN FENT GaaR ZUL. Кричи, довакин. — А смысл? Меня, кроме тебя, никто не услышит. Дракон издал какой-то странный рокочущий звук. Божечки, он что, смеётся? Неловко замечать, но кое у кого тут отвратительное чувство юмора... — Roo ZOK FaaSNU DO DOVahKiiN, FahDON. — заявил мне дракоша. — In het Russisch, kunt u? - а вот на тебе, ирод распроклятый! — Waarom niet. — подмигнул мне дракоша. И вот тут я окончательно перестала понимать, какого чёрта происходит.