Римский Рыцарь.

Цезарь, сидя в кресле, по самую шею закутанный в одеяло, думал. Надо заметить, эти размышления были более чем грустного характера. Он чувствовал близкую смерть и мучился вопросом: кого назначить своим преемником? Готовясь отойти в Мир Иной, человек оглядывается на прожитую жизнь, заново переживая, пересматривая её. Кем запомнят его потомки? Философом? Учёным? Тираном? Или правителем, достойным своего великого народа? Конечно же, на смену ему должен прийти тот, кто заслуживает этой величайшей чести во всех отношениях. Коммод? О нет, он загонит Империю в могилу! Его сын честолюбив, корыстен и аморален. Не то, чтобы Марк Аврелий не любил своего отпрыска, просто тот был не тем человеком, кого желал видеть в качестве императора его отец. Из Луциллы получился бы прекрасный правитель, но она всего лишь женщина, пусть и незаурядного ума и прозорливости. А женщинам не место у власти. Цезарь слышал о Клеопатре, но считал её, скорее, исключением, только лишь подтверждающим правило. Оставался Максимус… Да, генерал – самая подходящая кандидатура. Этот человек честен, открыт, неподкупен, верен собственным убеждениям и готов отстаивать их насмерть. Он отважен, превосходный полководец и, кроме того, его любят люди, что отнюдь немаловажно. Популярный правитель добьётся на своём поприще гораздо большего, чем ненавидимый всеми. Коммод неслышно вошёл шатёр Марка Аврелия. Его существо переполняло ликование, которое он скрывал с огромным трудом. Узнав, что отец желает его видеть, сын императора сразу же поспешил к нему. От радости Комоду хотелось петь. Наконец-то сбывалась его самая сокровенная мечта! Отец позвал его, чтобы передать в его руки Судьбу Рима! В покоях его встретил воинственный и гордый бюст императора Клавдия. Коммод любовно погладил рукой это мудрое мужественное лицо и улыбнулся. - Ты готов послужить Риму? – прозвучал за спиной голос Цезаря. Обернувшись, Коммод увидел отца. - Да, отец! – его собственный голос от избытка нетерпения слегка дрожал. - Ты не станешь императором. Это прозвучало, подобно грому среди ясного неба. В один миг воздушный дворец, полный радужных надежд, выстроенный Коммодом, рухнул, рассыпавшись, как песок сквозь пальцы. От обиды и досады слёзы навернулись ему на глаза. - Кто займёт моё место, отец? – неестественно тихим голосом спросил сын Марка Аврелия. - Максимус. Максимус! Коммод ощутил, как в нём закипает ярость. Ну, конечно, как же он мог подумать о ком-то ином, кроме этого выскочки, который вечно ставил ему палки в колёса ещё с самого детства! Отец всегда любил этого плебея гораздо больше, чем своё дитя! - Максимус! - Да, Коммод. Рим должен снова стать республикой. - Знаешь, как-то в одном из своих писем ты перечислил четыре добродетели: верность, мужество, стойкость и умеренность. Я читал и понимал, что ни одной из них у меня нет. Но я обладаю и своими достоинствами: честолюбием – эта добродетель всегда побуждает нас становиться первыми, находчивостью, верностью своей семье и тебе, отвагой, возможно не в битве, но отвага бывает разной. Но все эти достоинства ты во мне не заметил. Мне казалось даже, ты не хочешь, чтобы я был твоим сыном. Скажи, что ты так сильно ненавидишь во мне, отец?! Я так старался угодить тебе, я перепробовал всё, но ничего не помогло. А я… Я так хотел быть достойным тебя, Цезарь! – долго сдерживаемые слёзы хлынули наружу. Марк Аврелий с жалостью смотрел на Коммода. Бедняга! Он и не думал, что сын так воспримет его решение! Опустившись на колени, император произнёс, глядя на своего отпрыска глазами, полными сострадания: - Коммод, перестань, это уже слишком! Прекрати, слышишь! Ты не можешь править. Максимус больше подойдёт на эту роль. - Но почему ты так не любишь меня?! - Нет, я люблю тебя. Ты не виноват, что ты такой. Твои недостатки как сына – это мои промахи как отца. Иди ко мне, я тебя обниму! – Марк Аврелий протянул к нему руки. Коммод, рыдая, обнял отца. - Я люблю тебя! – сдавленно прошептал он… и, вдруг, что есть силы, сдавил шею императора руками, душа его. Марк Аврелий сопротивлялся, пытаясь освободиться, но тщетно. Конечно, сын оказался куда сильнее! Наконец, тело Цезаря обмякло, и он затих. Сын убил собственного отца! Теперь необходимо было сделать так, чтобы всё выглядело естественно, и никто ни о чём не догадался. Перетащив тело Марка Аврелия на кровать, Коммод придал ему положение спящего человека, после чего укрыл одеялом до самого подбородка. Со стороны могло показаться, что император всего лишь уснул. Выбежав на улицу, убийца закричал: - Эй, люди, помогите! Помогите! На его возгласы сбежались Луцилла и ещё несколько человек, включая Квинта. - В чём дело, брат? – с тревогой вопросила Коммода молодая женщина. - О, Луцилла, какой ужас! Наш отец умер! - Умер?! Коммод, что ты говоришь! Как это умер?! - Я пришёл к нему и увидел, что отец лежит на кровати. Окликнув его и не получив ответа, я стал его трясти. Он не реагировал. Притронувшись к его лицу, почувствовал, что он холодный. - О! – с широко раскрытыми от ужаса глазами Луцилла вбежала в покои императора и бросилась к ложу отца. Коммод поспешил за ней. Марк Аврелий действительно был мёртв, вот, в чём состоял весь кошмар ситуации! Чувствуя, что сейчас лишится чувств, Луцилла ухватилась руками за изножие кровати и тихо вымолвила: - Надеюсь, он не испытывал мучений…, - помолчав немного, спросила, - А Максимусу известно об этом? - Нет, сестра. Я сейчас пошлю за ним Квинта, - повернувшись к тому, Коммод коротко распорядился, - Пойди к Максимусу и приведи его сюда. - Слушаюсь, господин! Максимусу снился кошмар. Он видел себя в тёмной комнате без окон и дверей, стены которой медленно, но неотвратимо сужаются и вот-вот его раздавят. Он мечется, кричит, просит помощи, но безрезультатно. Его никто не слышит. Кто-то дотронулся до плеча генерала. Разом проснувшись, Максимус выхватил из-под валика, служившего ему подушкой, кинжал, с которым не расставался даже во время отдыха, и замахнулся им, собираясь поразить незваного гостя, осмелившегося под покровом темноты проникнуть в его шатёр. Увидев возле своего ложа Квинта, он расслабился и с улыбкой спросил: - Что, Квинт, совсем одолела бессонница? - Тебя вызывают к императору. Это срочно. - Срочно? Хорошо, я иду. Торопливо одевшись, генерал вместе со своим помощником вышел на улицу и направился в шатёр императора. Максимус недоумевал, зачем он понадобился Марку Аврелию посреди ночи? Может, правитель желает сообщить ему нечто важное, то, что не терпит отлагательств? У входа их встретил Коммод. Его глаза всё ещё хранили следы недавно пролитых слёз. - Скорби со мной, брат, - сказал он, - Наш великий отец умер. Что?! Неужели Цезарь умер?! Он же говорил с ним всего каких-то пару часов назад! Может, Коммод лжёт? Да нет, по его виду так не скажешь. Ни слова не говоря, Максимус прошёл в императорский шатёр, приблизился к ложу Марка Аврелия. Долго молча смотрел на него, после чего склонился к его лицу и ласково коснулся губами холодного лба. Генерала душили слёзы. За то время, что он служил под началом Цезаря, Максимус успел не только проникнуться к этому человеку глубочайшим уважением, но и искренне полюбить его. Марк Аврелий стал для него вторым отцом. И вот теперь императора не стало. Об этом невыносимо даже думать! - Как он умер? – тихо спросил генерал. - Я думаю, он не испытывал боли. Это произошло во сне, - ответил Коммод и опустил взгляд, чтобы не выдать себя. Что-то странное проскользнуло в его тоне. Что-то, что заставило генерала посмотреть на это, казалось бы, правдоподобное объяснение несколько с другой стороны. И Максимуса неожиданно осенила страшная догадка. Цезарь не умер, его убили! Убил Коммод, узнав о решении своего отца! Ну да, он же всегда жаждал власти, так почему бы ради достижения этой цели не убить человека, пусть даже человек этот – его родитель?! Догадалась об истинной причине смерти императора и Луцилла. Догадалась и пришла в ужас. Неужели её брат способен на такое?! Коммод прекрасно понимал, что Максимус – опасный противник. За его спиной стоит преданная армия, готовая ради него отправиться хоть на тот свет. И если генерал станет его врагом, дело может принять дурной оборот. А подобного ни в коем случае нельзя допускать! Протянув Максимусу руку, сын Марка Аврелия сказал: - Твой император просит твоей верности. Вот тебе моя рука. Возьми её! Я предлагаю это лишь один раз. Генерал некоторое время холодно смотрел на него, затем перевёл взгляд на Луциллу, беззвучно плакавшую рядом, и, не произнеся ни слова, направился прочь из шатра. Коммод почувствовал себя глубоко уязвлённым. Он-то рассчитывал, что Максимус согласится служить ему, и у него будет, пусть и ненавистный, но всё же могущественный союзник. А вышло совсем иначе. Что ж, такого врага Коммод получить совсем не желал. Максимуса необходимо уничтожить. Другого выхода нет. Выйдя на улицу, чтобы не услышала сестра, Коммод жестом подозвал к себе Квинта и коротко распорядился: - Отвезти Максимуса подальше от лагеря и казнить! Квинт в ужасе смотрел на сына Марка Аврелия. Уж не ослышался ли он?! Казнить Максимуса?! Нет, это невозможно! Солдаты поднимут бунт, если узнают о гибели своего любимого генерала! Видя, что помощник Максимуса медлит в нерешительности, Коммод пришёл в ярость и закричал на него: - Ну же, отправляйся! - Слушаюсь, господин! – Квинт поклонился ему. Он понимал, что не может не выполнить этот жуткий приказ. У него нет выбора. Максимус, подобно вихрю, влетел в свой шатёр, схватил боевые доспехи, аккуратно сложенные на полу у входа, и стал торопливо надевать их. - Цицерон, разбуди сенаторов Гая и Фалько и приведи их сюда! Принеси так же мой меч! – быстро приказал генерал своему оруженосцу, в недоумении взиравшему на него, стоя посреди шатра. Цицерона поднял на ноги Квинт, вошедший к Максимусу, чтобы вызвать того к Цезарю. - Да, господин! – оруженосец молниеносно отправился исполнять приказ. - Максимус, ты поступил безрассудно, отказавшись служить Коммоду, - заметил Квинт, входя в шатёр и приближаясь к генералу, - Марк Аврелий умер, так не всё ли равно, кому из Цезарей подчиняться, отцу или сыну? Максимус стремительно повернулся к своему помощнику, взгляд его был страшен. - Всё равно?! Императора убили! - Император скончался от естественных причин, - спокойно возразил Квинт. Генерал заметил меч в его руках. - Квинт, а почему ты вооружён? Вместо ответа тот крикнул: - Стража! Внутрь вбежало несколько императорских преторианцев и схватили генерала. Подоспевший Цицерон обнажил было свой клинок, намереваясь собственной жизнью защищать господина, но тот коротко отрицательно покачал головой. - Сопротивление бесполезно, Максимус. Это приказ Коммода, - повернувшись к страже, Квинт распорядился, - Скачите с ним до рассвета, а потом убейте его! – отдавая распоряжение, он опустил глаза, опасаясь встретиться сейчас взглядом с генералом. - Квинт, посмотри на меня! – попросил Максимус, - Посмотри! - Тот с трудом заставил себя подчиниться и взглянуть в глаза генерала, полыхавшие огнём, - Обещай позаботиться о моей семье! Обещай мне! - Твоя семья будет ждать тебя на том свете. Генерал хотел броситься на него, но сильный удар рукоятью меча, который нанёс ему по голове один из преторианцев, оглушил его. Максимуса выволокли на улицу, верёвками связали руки, посадили верхом на одну из лошадей и повезли прочь из лагеря. Солнце ослепительно сверкает. Океанские волны омывают берег. На лугу пасутся кони. А вот и Валерия, обнимая Овидия, машет ему рукой, стоя на пыльной просёлочной дороге, неподалёку от их дома. Как хорошо, когда у тебя есть дом! Резкий толчок привёл генерала в чувство. Открыв глаза, Максимус увидел широкую лесную поляну, подёрнутую морозной дымкой, сквозь которую проникал тусклый свет утренней зари. Реальность отрезвила его, генерал вспомнил все события прошедшей ночи и причину, по которой оказался здесь. - Слезай, приехали! – скомандовал один преторианец, осаживая разгорячённого скачкой коня. Остановились и остальные. Максимус насчитал четырёх человек. Генерал довольно быстро и ловко спешился без помощи связанных перед собой рук, и теперь стоял перед своими палачами, молча глядя на них. В его глазах не было ни мольбы, ни страха, они оставались спокойными и ясными, как это зимнее утро. - На колени! – скомандовал преторианец. «Благословенный Отец, охраняй моих жену и сына с мечом наготове! Благословенная Мать, шепни им, что я живу только для того, чтобы вновь их увидеть и обнять!» - мысленно молился генерал, подняв взгляд в небо. Затем обратился к страже: - Дайте мне умереть с честью как воину. Один из преторианцев подошёл к генералу сзади и, обнажив меч, занёс его над головой пленника. Максимус глубоко вздохнул, словно готовясь принять смерть. Но вдруг, совершенно неожиданно для других, в особенности, для того, кто собирался привести приказ Коммода в исполнение, генерал с быстротой молнии ударил его головой в живот. Преторианец согнулся пополам, хватая ртом воздух. Вскочив на ноги, Максимус выхватил у своего палача меч и вонзил его тому в грудь. Преторианец мешком свалился на мёрзлую землю. Генерал повернулся ко второму охраннику, который при виде такого оборота дела, хотел прийти на помощь товарищу и пытался вытащить свой меч из ножен, но без толку, остриё намертво застряло. - Холодно. Меч иногда примерзает, приятель, - усмехнулся Максимус и одним взмахом своего клинка раскроил надвое его череп. Ещё один молодец был снят с коня безупречным попаданием лезвия. Оставался один-единственный преторианец. Он находился довольно далеко от места казни, ожидая своих товарищей и неторопливо попивая вино из жестяной фляги. Преторианец сидел на лошади спиной к Максимусу. Генерал вышел на середину поляны, поднял меч, оброненный убитым охранником, и громко позвал: - Преторианец! Тот обернулся, бросил флягу, выхватил из ножен своё оружие и галопом помчался к нему. Весь подобравшись, как леопард перед прыжком, и выждав удобный момент, Максимус ловко рубанул его мечом, но и сам был ранен в плечо. Всадник проехал вперёд ещё несколько метров и замертво рухнул в мёрзлую грязь. Теперь генералу требовалось срочно уносить ноги, пока кто-нибудь случайно здесь его не увидел. Кое-как зубами развязав верёвки на руках (ибо сражался он со связанными), наш герой вскочил на одну из преторианских лошадей, другую схватил за поводья и пустил животных вскачь. Максимус знал, куда направляется. Он ехал домой. Домой! У него есть дом и семья, а Коммод пусть катится в Тартар, где ему самое место! Квинт заподозрил, что генералу удалось сбежать. Никто из преторианцев, отправившихся с ним к месту казни, не вернулся назад. Очевидно, все они погибли. Что ж, придётся сказать Коммоду, что его приказ выполнен. Неужели сын Марка Аврелия рассчитывает на то, что он, Квинт, который провёл бок о бок с Максимусом не один год, скажет ему правду?! Ха, как бы не так! А в это время в шатре императора произошла такая сцена. Когда все удалились, Луцилла приблизилась к брату и несколько раз очень сильно отхлестала его по щекам. Её глаза от гнева стали практически чёрными, грудь тяжело вздымалась. Потом, когда первый приступ ярости чуть поутих, она взяла руку Коммода в свою ладонь, поднесла к губам и поцеловала. Негромко произнесла: - Слава Цезарю! – тем самым как бы признавая его в качестве законного императора Рима. У этой женщины были свои мотивы так поступить. Её сын Луций являлся наследником престола. И Луцилла опасалась, что неповиновение брату может навредить мальчику в Будущем, да и сейчас тоже. Квинт вошёл внутрь императорского шатра и доложил: - Ваш приказ выполнен, господин. Максимус казнён. Тривий и Хостен только что вернулись и сообщили мне об этом. При подобном известии лицо Луциллы стало таким белым, словно его вылепили из алебастра. Сердце стучало так сильно, что она слышала его биение. Благо, Коммод не смотрел в тот момент на сестру и не догадался о её чувствах. - Знаешь, я, пожалуй, пойду спать. Из-за всех сегодняшних треволнений у меня разболелась голова, - словно между прочим сообщила она, - Да и завтра, я чувствую, день выдастся нелёгким, нужно будет заняться подготовкой траурной церемонии и распорядиться, чтобы тело отца было доставлено в Рим и похоронено в фамильной усыпальнице Цезарей. Спокойной ночи, брат! - Спокойной ночи, Луцилла! Стараясь двигаться как можно спокойнее и естественнее, женщина вернулась в свои покои. Оказавшись в одиночестве, Луцилла упала на ложе и истерически разрыдалась. Сердце разрывалось на части, хотелось умереть от этой невыносимой, нечеловеческой боли. Максимус погиб! Разве можно в это поверить, а тем более смириться?! Нет, нет, никогда! Только сейчас, когда его не стало, дочь Марка Аврелия поняла, как сильно она любит Максимуса. Она всегда его любила. С самого детства, через всю свою жизнь женщина пронесла любовь к этому необыкновенному человеку. Луцилла обожала в нём всё: ум, обаяние, чуть мрачноватую улыбку, бесстрашие, его гордость и упрямство, его великое сердце и не менее великую душу, его яркую, изумительную, совершенную красоту. Максимус был для неё лучом света. И вот теперь, когда его не стало, она ощутила, что жизнь превратилась для неё в кошмар. Женщина боялась сойти с ума. Её охватила такая ненависть к брату, что Луцилла изо всех сил вонзила ногти в ладони. Она страстно желала ворваться сейчас к Комоду и убить его, но чувствовала, что не может этого сделать. К сожалению, не может!