9 причин почему

16:49 Вся наша жизнь стала похожа на кошмар. Какой это круг ада? Я запуталась, Дьявол, просвети же меня… Я включаю кассету спустя долгое время. С трудом, заставляя себя перешагнуть через боль. Безжизненно смотрю на экран и не понимаю, как та Гвен все еще умудряется оставаться такой непоколебимой. Это ли отчаяние? Это ли боль в чистом виде? А потом я понимаю, что возможно эта боль настолько срослась с ней так, что стала невидимой. Что-то сломалось, а мы не в состоянии починить эту безумную Вселенную… К чему тебе бессмертие, когда твой ребенок медленно тает у тебя на руках? Исчезает по граммам, переставая есть, утихает, больше не находя книги интересными. Перестает бегать по комнатам, сидя в одном месте. Пока его родители крушат мебель и стараются перевернуть всю науку, чтобы найти панацею. Возвращаясь в Лондон, путешествуя по миру, все сильнее зарываясь в вязкие пучины безжизненности. Боль, она везде, она стала частью меня, видишь ли ты это? Безусловно. Ты подарила ее и мне. За что? Гвендолин, за что ты так со мной? К чему эти кассеты? Я не могу изменить природу, мы обречены на провал. И теперь я знаю это заранее? Как мне быть после этого? Прекрати. Не уничтожай меня. Говорят, что болит сердце, но это не правда. Болит абсолютно все тело, душа, разум – все-все! Это черви, что грызут мои кости, и я не смогу избавиться от них ни в одном из миров. Врачи опускали руки, лишь выписывая таблетки и процедуры. Кабинет химиотерапии становится моим вторым домом. Мы практически живем в больницах. А болезнь все сильнее захватывает мое чудо. Оно разрушает его, тушит пламя в его глазах, и я более не могу терпеть это. Мы стали так часто ругаться! Жизнь ставила нас перед обрывом. Я разбивала посуду, крушила мебель, в то время как ты все чаще оставался на работе, ночуя там гораздо чаще, чем дома. Это было твоим спасением не только от боли, но и от безумия жены, что теряла своего ребенка. Теперь я понимаю, что мне не за что тебя винить. Ты справлялся с горем иначе, чем я. Но мы оба проваливались. Мы оба, понимаешь? Но тогда это было по-другому. Боже, как же глупо… Я повторяю за ней. Меня больше ничего не тревожит, ибо в груди разрастается дыра. Эта дыра втягивает абсолютно весь мир. В тот вечер мы сильно разругались. Обвиняли друг друга во всех грехах, что могли припомнить. Жизнь не щадила нас, а мы помогали ей в этом, не щадя друг друга. Мы не стояли рядом, мы ненавидели каждый миг, что нам приходилось делить напополам. Нет, никогда. Никогда. Только отчего же и сейчас я люто ненавижу ее за то, что она показывает мне эти кассеты? Ведь так проскакивал год, врозь, в ненависти и гневе. Каждая секунда становилась хуже предыдущей. Каждый день равен прохождению через ад. И однажды это собралось в одну кучу и взорвалось точно граната. Ты обвинял меня во всем. Это было исповедью утопленника, собрание ненависти, что вылилась на меня точно ведро с помоями. Никто, никто не был виноват как я, но все же твои слова резали меня хуже ножа. Нет, не так. Ты рубил топором мою голову, пока она не покатилась к твоим ногам. И я не оставалась в стороне, будя криком весь квартал. Ты был мне ненавистен. Ты был мне противен. Вся я, сосредоточенная на боли, желала тебе смерти. Наш сын умирал! Я стараюсь сломать себе пальцы. Извиняюсь, извиняюсь, хотя понимаю, что она ничего не услышит. Господи, прости меня, пожалуйста. Она рыдает, и слезы ручьем стекает по ее худому лицу вниз, падая на стол. И как бы мне не хотелось их остановить, я не могу. Ее горе стало моим горем в разы сильнее, чем ожидалось. А ты пропадал на работе, забывая про него, словно он уже умер! Как ты мог, Гидеон? Как смог ты покинуть его в эту минуту отчаяния? Неужели твоя боль превосходила его? Неужели он не заслуживал отца, который смог бы его поддержать? Она кричит, а я борюсь с желанием закрыть уши. Я заслужил все это. Я заслужу всю эту ругань. Боже, как же я хотела никогда тебя не встречать! Просто жить, не зная всего этого горя. Это проще, чем ненавидеть человека, которого совсем недавно любил сильнее силы притяжения. Говори же! Говори! Я же сдаюсь, почему ты не поднимаешь меня из могилы? Почему ты роешь свою, но не рядом со мной? Я хочу стать глухим. Но, не так ли я поступал в нашем горе? Чем я буду лучше сейчас? Мне многое хочется сказать, но у меня нет выбора, от того я просто становлюсь слушателем. Хотя бы сейчас. Он умер, когда ему едва исполнилось пять. Рак стал его спутником, он повел его к вратам рая, даже если мы отчаянно боролись. Все было ничтожно. Все было бесполезно. Наш Лукас… Мой мальчик… Я скучаю по тебе. Гюго как-то сказал, что матерям, что потеряли своего ребенка, время не приносит забвения. Такое горе не старится. Траурные платья изнашиваются, в сердце же остается мрак. Я вижу мрак в глубине ее сердца. Он делает ее слабее и сильнее одновременно. Горе и вправду не старится, но старит сердце, что его носит. Оно въедается в сосуды, не отпуская, затормаживая, заставляя сжиматься в кокон. Мы будем носить его вечно. Я и ты. Ты да я. И тире между нами и есть та самая точка скопления. Боже, забери же меня к себе. Я не хочу больше жить.