Пепел Феникса

На следующий день Эффи хочет связаться с Капитолием и попросить немного изменить расписание, но я убеждаю её, что со мной всё хорошо. Ни зрители, ни дистрикт не видели как я упала в обморок. Не знаю, как объяснят моё поведение на сцене, может быть, скажут, что я увлеклась какими ни будь таблетками, для улучшения настроения, в общем сотворить легенду я не считаю свей проблемой. Придумают что-нибудь. После того, как я поела и хорошенько выспалась мне стало намного лучше. Весь сегодняшний день ко мне относятся слишком мягко, а ещё все пытаются меня накормить. Хоть я и завтракала но, Эффи настояла и на втором завтраке, Вения притащила мне булку, а Флавий каких-то мятных леденцов. Они так меня закормили, что боюсь сегодня, меня скорее всего стошнит на сцене, и в этот раз это будет их вина. С Гейлом всё по прежнему, он делает вид, что не замечает меня. Я так и не поняла, что так сильно его разозлило вчера, но ко мне он и близко не подходит. Только сегодня утром, когда я позавтракала и вышла из купе, то случайно налетела на Гейла. Эти секунды были ужасны, я не знала, как реагировать и что сказать. Но в итоге пролепетав себе под нос извинения, я поспешила к себе в комнату. В десятом дистрикте всё проходит не так плохо, я довольно хорошо справляюсь с речью и совсем не падаю в обмороки и самое главное - не кидаюсь на окружающих. Эффи очень сильно изменилась по отношению ко мне, кажется, капитолийка совсем перестала злиться на меня. Мы путешествуем из дистрикта в дистрикт, и эти поездки вводят меня в ещё большую депрессию. Мне кажется будто мы какие-то уроды, которых перевозят с места на место, чтобы показывать публике. Утешает лишь одно: что людям в дистриктах это тоже не нравится. Другое дело Капитолий. Не представляю, как выдержу эти пару дней пребывания в нём. Я совсем не чувствую себя победителем. Выступление в девятом проходит спокойно, что не скажешь о восьмом. С самого начала нашего приезда, толпа на площади слишком взволнована, но до самого конца нашего выступления мы не можем понять причину этого волнения. Сначала я думаю, что всё из-за девушки трибута, для которой я стала невольным палачом на арене, но как оказывается всё гораздо хуже. Я заканчиваю свою речь и толпа как по команде затягивает припев из запрещённой песни, той самой, что я пела, умирая на арене. Ни я, ни Гейл не можем вымолвить и слова, мы просто стоим широко открыв глаза, глядя на толпу. Миротворцы тоже оказываются в замешательстве, ведь не каждый день целая толпа совершает преступление против Капитолия, не возможно ведь схватить всех сразу и выпороть на площади. Те, что стоят на сцене сгребают меня и Гейла в охапку и тащат прочь со сцены, думая, что мы и являемся причиной возмутительного поведения жителей восьмого. Мы покидаем сцену, как раз, когда раздаются первые выстрелы и там разверзается хаос. Мы так и не узнаём были ли выстрелы предупреждением в воздух или кого-то действительно убили. -Что там творится? – вскрикивает Эффи, хотя и сама всё видела в окно и знает не меньше нашего. Все переглядываются, но никто не говорит ни слова. -Что это было, чёрт возьми? – Наконец нарушает тишину Гейл, но скорее спрашивая у себя, чем у нас. Я тихо стою у стены, и от понимания произошедшего меня бьёт дрожь. Действительно, что это было? Что всё это значит? Что же они вытворяют? Теперь их всех накажут, теперь президент убьёт меня и всех моих родных! За что они так со мной? Кажется последние слова я сказала вслух, потому что все как один уставились на меня. Эффи не понимающе, Гейл скорее насторожился, Цинна сочувствующе и только Хеймитч глянул на меня резко и раздражённо. - Уверяю тебя, о твоей шкуре они думали в последнюю очередь, – говорит Хеймитч. Я цепенею, смысл всего доходит до меня только сейчас. Слово, которое я боюсь произнести, застряло у меня в горле. Какая же я дура! Хеймитч прав, это не просто нарушение порядка, это организованное, самое настоящее ВОССТАНИЕ. Я открываю рот, хочу спросить об этом, но вижу, что ментор качает головой, как бы говоря: «Не здесь, не сейчас.» - Что ты имела ввиду? – резко спрашивает Гейл. Я медленно оборачиваюсь к нему, его взгляд сверлит во не дыру. - В смысле? – мой голос дрожит и я проклинаю себя за это . - Ты сказала «За что они так со мной?», что ты имела ввиду? - Ничего. – отвечаю я, и звучит это словно я пытаюсь оправдаться, только потому что я растерялась. - Ты врёшь. – В голосе парня звучат опасные нотки, ещё чуть-чуть и он взбесится. - А как ты думаешь, что я имею ввиду? Может быть, это ты спел эту песню на арене? Может быть они за тобой повторяют? - Выпаливаю я, мне становится невыносимо обидно. Это первый раз, когда он заговорил со мной с того дня, и если бы он просто говорил, но Гейл орёт на меня. - Хватит здесь выяснять отношения. – Гудит Хеймитч, явно намекая на камеры и подслушивающие устройства, беспокоясь о том как бы мы не стали обсуждать восстание. - Да мне плевать. – Бурчу я, хотя на самом деле так не думаю. Гейл недовольно отворачивается, а Хеймитч взглядом метает в меня молнии. Не понимаю, зачем я это делаю? Зачем заставляю их ещё больше ненавидеть меня? Подходящий момент чтобы поговорить так и не наступает, нас везде окружают камеры, Капитолий следит за нами, и нам только и остаётся лишь догадываться, что происходит. В эту ночь я просто не могу заснуть, и лежу с открытыми глазами, а из головы никак не выходит прошедший день. С ужасом я признаю, что воспоминания об этом бунте вызывают у меня в душе трепет и глупую надежду, что всё изменится. Эта самая надежда рвётся наружу, но тут же её топчет суровая реальность. Этот поступок был воистину самым храбрым, какой я когда-либо видела, но и самым безрассудным и глупым. И губителен он не только для них, но и для меня. Не знаю, что теперь будет. Впервые я настолько не уверена в завтрашнем дне. Если дело дошло до бунта, то что-же предпримет президент? Взорвут ли они восьмой дистрикт, так же как тринадцатый? А если нет, что сделают с людьми с площади? Я переворачиваюсь на спину, кажется уже в двадцатый раз. Сжимаю и разжимаю кулаки. Мне кажется, я должна что-то сделать, но что? Всё это не в моих силах, я такая незначительная, такая ничтожная, чтобы что-то изменить. Всего лишь марионетка в руках Капитолия. Проходит несколько дней, а ничего необычного не происходит. Я постепенно перестаю думать о бунте в восьмом и мне начинает казаться, что всё, что там произошло, является только плодом моего воображения. Все выступления в дистриктах, проходят практически одинаково, единственное разнообразие заключается лишь в том, что в одних мы сразу приезжаем к дому культуры, в других же, более маленьких, проходит ещё шествие по улицам. Второй дистрикт вовсе не маленький, но мы всё равно проходим по главной улице до самой площади. Дома здесь самые симпатичные из тех, что мы видели ранее, я мысленно спрашиваю почему такая разница меду нашими дистриктами, и приходится всякий раз напоминать себе сколько раз трибуты из второго побеждали в голодных играх. Впереди идёт малышка в голубом платье и бросает нам под ноги лепестки роз. Ещё ни в одном дистрикте нас не встречали подобной роскошью. Второй дистрикт. Дистрикт Катона. Я боюсь его родных, не знаю что увижу, но страшно боюсь. Если бы не Катон меня бы убили, если бы не Катон, я и Гейл не смогли бы победить. Я так и не поняла кто же был этот парень. Он умер и забрал эту тайну в могилу, и я чувствую, что обязана ему. Участвовать в играх у них считается честью. Малышей с раннего возраста записывают в очередь желающих стать добровольцами. Этих детей усердно тренируют , одновременно стирая грань между добром и злом. Мне не стоило винить Катона и Мирту в жестокости, им прививали её с детства, им дали понять, что это в порядке вещей. Для меня всё это кажется дикостью и сумасшествием, но как знать, может именно этот дистрикт прав, он первый нашёл путь приспособится к жестоким условиям . Может быть, если бы меня с детства тренировали убивать, то сейчас я бы не чувствовала себя столь ужасно. Наконец то мы достигаем сцены, взойдя на неё я не уверенно смотрю туда, где должны стоять семьи погибших трибутов. Со стороны Мирты – это темноволосая женщина, невысокая с суровым лицом, должно быть её мама. Рядом мужчина с каштановым волосами и в сравнении с женщиной выглядит он намного мягче и добродушнее, чем я ожидала. Со стороны Катона семья куда значительнее – мальчик с тёмными волосами, лет семи, затем девочка, чуть старше, с такими же тёмными кудрями. А вот затем парень, наверное, не намного младше меня. Волосы такого же цвета как у Катона, и черты лица очень схожи. Там же стоит темноволосая женщина, и сразу видно, что младшие пошли в неё. Отца я не вижу, но я надеюсь, что это не значит, что его уже нет вовсе. Зато есть бабушка и она неприветливо смотрит на меня. Я заставляю себя отвернуться. Этот день проходит на удивление легко. Только лишь вечером в этом дистрикте для меня случается неприятный инцидент. Когда после обеда, толпа провожает нас к поезду, во всеобщей суматохе, одна старуха выждав наиболее удачный момент, когда на меня никто не обращал внимания, схватила меня за руку. Я перепугалась, несмотря на то, что подобное уже случалось. В некоторых дистриктах меня тоже касались, чаще всего это были любопытные детишки и то, сразу же в испуге отпускали. На этот раз хватка была намного сильнее, и как только я взглянула на того, кто схватил меня, мне словно пулю в лоб пустили. Маленькие и злые глаза пытались уничтожить меня. Эту старуху я уже видела, ведь это именно она стояла на площади в числе семьи Катона. С удивительной силой старуха притянула меня ближе и прошептала на ухо всего лишь три слова: «Будь ты проклята!». Я тут же вырвалась из её рук, но слова зависли у меня в голове. Не знаю чего я ожидала услышать от неё, но слова так больно хлестнули меня прямо в самую душу. Она права. Ну разумеется я заслужила это. Не помню как я добралась до поезда, как вошла в своё купе. Я сидела и долго думала, пока голова не стала раскалываться на части. Пока я не запуталась в собственных мыслях. Виноват ли Капитолий в том, что я стала убийцей, или же он просто показал мне, кто я есть на самом деле? Ведь у меня был выбор. Я внушаю себе, что его не было, но он был.