***
Наутро две пары услужливых рук обнаружили мужчину спящим сидя на полу, откинувшись на спинку резной кровати. Вся одежда была скомкана, изорвана и разбросана по комнате, словно он в ярости расшвыривал и раздирал ее своим крюком, от которого, сколько бы ни просила пантера, так он и не избавился. Пробудившись ото сна, Киллиан не сразу понял, что происходит вокруг. Его собственные воспоминания и чары забвения все еще боролись за власть над его сознанием. Воспоминания об Эмме и жизни до замка все еще были призрачными, больше похожими на сны, но все же благодаря своей недоверчивой к магии натуре Киллиан поверил этим смутным воспоминаниям. И, увидев пару расторопных рук, наводящих порядок в комнате, он отпрянул от них, едва не выдав того, что чары этого места больше были не властны над ним. Спустя пару мгновений, которых мужчине едва хватило, чтобы взять себя в руки, в комнате появилась белая пантера. Обеспокоенная его поведением кошка склонила ему на колени голову пытаясь поймать его взгляд, который мужчина так старательно от нее прятал. Еще ночью мужчина решил, что смотреть в глаза кошке опасно и это чревато новым безумием, из которого он сумел выбраться в этот раз только благодаря счастливой случайности. Мужчина слабо улыбнулся кошке, все так же, пряча взгляд, и провел рукой по шелковистой шерсти, ощущая, как пальцы покалывает магия. Чары забвения снова всколыхнулись внутри него, вызывая вместе с собой порыв дурноты. Мужчина побледнел и сославшись на плохое самочувствие попросил у кошки позволения сегодня остаться в комнате. Кошка обеспокоенно мурлыкнула и, потеревшись головой о его плечо, вышла из комнаты. Ему показалось, что напоследок она обернулась и очень внимательно вгляделась в его лицо. Свет странно вспыхнул в ее глазах, вызывая у мужчины новый приступ тошноты. Он так и остался сидеть на полу у кровати, опустив голову на сложенные на коленях руки даже после ухода кошки, а спустя какое-то время и рук-помощников. Он чувствовал себя глубоко несчастным и больным. Каждый раз, когда он воскрешал в памяти воспоминания о своей жизни до замка кошки, к горлу подкатывали приступы тошноты. Но мужчина упорно не желал сдаваться и пытался раз за разом воскресить все свои воспоминания, начиная от беззаботной юности до службы в королевском флоте и заканчивая последней их ночью с Эммой. Казалось, что с каждым новым восстановленным фрагментом его жизни, ему становилось все легче бороться с чарами и вызванным ими недугом. Когда в голове немного прояснилось и туман, окутывавший его воспоминания, развеялся, мужчина облегченно расслабился и откинулся на резную спинку кровати. Облегчение, которое он испытал, не могло сравниться ни с чем! Еще бы, каким-то чудом он вернул свою жизнь, смог побороть чары забвения. И в этот момент в нем зашевелился червячок сомнения. Он не помнил, чтобы кто-то смог противостоять заклятиям, связанным с памятью, ни Бель, ни Эмма, ни Генри не смогли вернуть свою память без посторонней помощи. Вывод напрашивался только один. Кто-то в стенах этого замка хотел ему помочь, но кто? В замке жили только ведьма и ее молчаливые слуги. Могло ли случиться так, что слуги пошли против замысла колдуньи? Второй вопрос, который его сейчас терзал, что все же понадобилось от него ведьме. Если он нужен ей для какого-то колдовства, то почему он до сих пор был жив? Да и, насколько он помнил, за время, которое он провел в замке, не случилось ничего необычного. Совсем запутавшись в происходящем, Киллиан встал и подошел к окну. Свежий морозный воздух, пробирающий до костей, действовал на мужчину отрезвляюще. Ему казалось, что он приходит в себя после длительного запоя, по крайней мере, чувствовал он себя точно так же как во время похмелья. Он смотрел на незамерзающий сад и не мог поверить, что позволил так себя одурачить. За всю свою жизнь он ни разу не сдавался в плен по собственной воле и если бы при самой первой встречи он не опустил бы свой меч, то сейчас был бы уже с Эммой. От досады он с силой впечатал кулак в стену, а потом, шипя и изрыгая проклятия, начал прикладывать снег к покрасневшим и кровоточащим костяшкам пальцев. Ему хотелось почувствовать то, чего он был лишен эти месяцы: гнев, обиду, боль. Он почувствовал себя не марионеткой, а живым человеком. Это вселяло надежду, пока он может чувствовать боль, может злиться на себя, ведьм и на весь мир, он сможет бороться, он сможет все. И теперь, когда он смог вернуть себя, ему нужен был план побега, но сначала он должен был найти это чертово блюдце! Он оделся в простую льняную рубашку и бриджи и начал расхаживать по комнате. Жизнь на корабле приучила его быть всегда в движении, даже думалось лучше, пока он мерил широкими шагами комнату. Первым делом он решил, что при пантере ему стоит вести себя так, словно ничего не произошло, не стоит даже мыслей допускать об Эмме или о блюдце, он не знал, насколько сильными чарами обладала пантера, и могла ли она читать мысли. Любое упоминание Эммы или его прошлого могло повлечь за собой довольно быструю и мучительную смерть, стоило придерживаться истории из поддельных воспоминаний. Пантера убедила его, что она его «невеста», Киллиан поморщился, он категорически не переваривал ведьм, но ради собственного спасения ненадолго ему придется изображать любящего принца. Это все осложнялось тем фактом, что теперь ему придется избегать взгляда ведьмы, чтобы снова не попасть под власть ее чар. Осталось решить, что делать с блюдцем. Киллиан вспомнил доверху набитые золотом и различными драгоценностями и побрякушками сокровищницы. Обыск этих комнат займет ни один день, да и возможно оно окажется всего-навсего выдумкой, но попытаться стоило. Его губы тронула легкая улыбка, он вспомнил, как они с Эммой проникли ради компаса в дом великана. Это был самый первый случай из сотни последующих, когда он почувствовал, что между ними есть связь, тогда он понял, что она особенная женщина. И он просто не мог позволить себе ее потерять, даже смерть в поисках нее была лучше, чем одиночество. А вся эта история с пантерой как раз и походила на изощренное самоубийство.***
Киллиан решил не спешить с приведением в действие плана. Первые несколько дней он решил понаблюдать за жизнью в замке трезвым, незамутненным магией взглядом. И то, что он выяснил, еще больше убедило его не задерживаться в этом месте надолго. Каждую ночь ровно в полночь пантера приходила в его комнату, клала свою огромную морду ему на грудь и что-то тихо мурлыкала. Он лежал, накрывшись покрывалом едва ли не с головой, боясь неловким движением выдать свои ночные бдения. От урчания кошки ему становилось не по себе, он слышал в нем какие-то слова, но разобрать, о чем именно гласило заклинание, было не возможно, лишь воля его начинала слабеть. К утру он чувствовал себя неизменно больным и разбитым от постоянной внутренней борьбы с чарами ведьмы. Сложнее, чем из раза в раз бороться с чарами, было ежедневно врать и стараться ни о чем не думать в присутствии пантеры. Все его внимание уходило на поддержание пустоты в голове, он старался не допускать ни единой мысли, ни единого намека на восстановившуюся память. Как следствие Киллиан стал рассеянным и невнимательным, путался в диалогах и не всегда слушал, о чем говорила кошка. Но его ложь о болезни в купе с изможденным внешним видом, казалось, отвели подозрения ведьмы. Каждый день, пока кошка спала в саду или своей опочивальне, Киллиан спускался в сокровищницы, проводя там часы в поисках артефакта. Но ничего подобного он не обнаружил ни через два дня, ни через пять. Зато благодаря своей наблюдательности он выяснил, что в замке лишь две двери закрывались на ключ или с помощью магии: входные и та, что вела в спальню кошки. Сколько бы он ни гулял с пантерой по замку, неизменным оставалось то, что в отсутствие нее дверь запиралась какой-то магией, которую способны были преодолеть лишь руки помощники. Он не один раз дергал и пытался взломать замок на двери, но так ему это и не удалось. До этого дня Крюк льстил себе, считая, что не найдется такого замка, который он не смог бы взломать. Он не умел проигрывать и свою оплошность он мог оправдывать лишь колдовством. А раз он не мог вскрыть замок, значит, именно там от него прятались наиболее ценные вещи. Вывод напрашивался только один, если зачарованное блюдце и существовало, то оно могло находиться, только в опочивальне среди личных вещей колдуньи. В очередное утро мужчина проснулся с разрывающей на части голову болью. Все было как обычно, его собственное я боролось с чарами всю ночь, и беспокойный сон не подарил отдыха. Каждое утро он чувствовал, что его сознание проигрывает бой магии. Но странным образом это чувство проходило, стоило ему сделать лишь небольшой глоток чая, который ему заваривали каждое утро пара рук помощников. Сознание прояснялось, и он чувствовал, как начинает приходить в себя. Это поначалу его тревожило, но он не чувствовал в этом чае никакой угрозы, и если напиток нес с собой облегчения его терзаниям, то он не стал от него отказываться. Выпив чай, который оставили на столике руки слуг, одевшись Киллиан спустился в обеденную. Ведьма не терпела опозданий и трепетно следила за соблюдением традиционных завтраков, обедов и ужинов, всегда в одно и тоже время. Насколько мужчина смог изучить распорядок дня кошки за завтраком следовала утренняя прогулка по саду, в котором чаще всего кошка спала до полудня, поднимаясь к себе лишь в снежные дни. На удивление в это утро небо было абсолютно ясным и на заколдованный сад не упало ни единой снежинки. Такой случай выпадал не каждый день, стоило попробовать взломать замок еще раз. Если удача повернется к нему лицом, то в конюшне уже сутки его ждали кони с заготовленными в дорогу запасами еды и одежды. «Удача любит смелых» - пронеслась в голове Крюка мысль быстрее, чем он смог ее перехватить. Два изумрудных глаза кошки впились в лицо мужчины. Его сердце пропустило несколько ударов, он постарался расслабиться, зевнул и начал думать о постели, книгах из кабинета, которые взял еще до восстановления памяти и прочей ерунде, стараясь скрыть свои настоящие мысли и чувства. Глаза пантеры какое-то время еще сверлили мужчину, но спустя пару мгновений она отвела взгляд с озадаченным выражением морды. Киллиан смог лишь облегченно вздохнуть. Как он и предполагал, спустя полчаса после обеда кошка выскользнула из дверей замка в сад. Киллиан дождался, пока она растянется на своем любимом месте возле пруда, и выскользнул из своей комнаты. Риск быть пойманным был очень велик, но другой такой случай может представиться только через несколько дней, а провести в этом замке еще хоть одни сутки было просто невыносимо. Он прошел несколько галерей настолько быстро и тихо, как только мог. Любой шум мог привлечь внимание слуг, чего он хотел меньше всего на свете. Когда до комнаты кошки оставалось меньше двадцати шагов, из ближайшей к Киллиану двери выскользнула пара рук-помощников. Мужчина затаил дыхание и спрятался за колонной, шепча про себя молитвы всем богам, чтобы руки полетели в другую сторону. Выглянув из-за колонны на звук открывающегося замка, Киллиан обнаружил, что руки нырнули именно в нужную ему комнату. Выругавшись, мужчина стал красться за ними. Иной возможности попасть в комнату колдуньи, пока та нежилась на солнце в саду, могло больше не представиться. Он крадучись вошел в комнату, обшаривая глазами все углы, пытаясь понять, где скрылись руки слуги. В голове билась, словно птица в клетке, мысль, что стоит бежать отсюда сломя голову, это могла быть хитрая ловушка, придуманная обо всем догадавшейся ведьмой. Но если бы он все время слушал бы голос своего разума, то никогда не стал бы пиратом. Над кроватью висел портрет в полный рост. Рука искусного живописца запечатлела на нем юную, светлокожую красавицу с длинными почти белыми волосами и яркими как летняя листва глазами. Догадаться, кем была эта девушка, такая хрупкая и невинная было несложно. Только от всей этой внешней ранимости сейчас не осталось и следа, темная магия способно обратить во зло даже столь ангельских созданий. Киллиан на мгновение застыл перед портретом, не в силах отвести от красоты девушки взор. Из оцепенения его вывел звон, похожий на тот, когда золотые приборы роняют на фарфоровую тарелку. С трудом оторвав взор от портрета Джонс настороженно обернулся. Он затаил дыхание и приготовился увидеть у себя за спиной пантеру, готовящуюся к смертельному прыжку. Но сзади никого не было, зато прямо у трюмо на лакированном столике лежало белое фарфоровое блюдце, с витиеватым золотым узором из переплетенных виноградных лоз. Оно было совсем простым, не таким роскошным, из которых ежедневно он ел в замке, и уж тем более совсем не похожим на могущественный артефакт. В небольшом углублении посреди блюдца лежал небольшой медальон с прозрачным, похожим на хрусталь камнем. Мужчина с недоверием приподнял его на цепочке и осмотрел. Наверняка для пантеры это была очень ценная вещь, раз уж она находилась в покоях ведьмы. Его не покидало ощущение, что здесь что-то не так. Куда-то запропастились руки-слуги, медальон сам собой возник на фарфоровой тарелке и весь воздух здесь, казалось, был пропитан магией. Он затылком ощущал, как его притягивает этот портрет, буквально заставляет еще раз на себя взглянуть. Но чувство самосохранение мужчины подсказывало ему, что этого ни в коем случае делать нельзя. На всякий случай мужчина подхватил медальон и спрятал его в кармане бриджей. Блюдце он аккуратно закутал в одну из своих рубашек и спрятал за пазуху. Стараясь, больше никуда не смотреть и ничего не дотрагиваться, мужчина выскользнул из комнаты в пустынный коридор и затворил за собой дверь.