Краткая история всего

Скоро молодожёны высаживаются в экваториальных широтах небольшой планеты с приятным климатом, пригодной для дыхания атмосферой, обилием влаги, съедобной флорой и не слишком агрессивной фауной. Здесь нет хорошего бара за углом, но мечты определённо начинают сбываться. Некоторое время жизнь действительно напоминает волшебную сказку. Шепард продолжает усиленно заниматься, чтобы поддерживать физическую форму, а Гаррус уютно чувствует себя в роли заправского первобытного турианца. Они периодически устанавливают хлипкую в этом секторе космоса видеосвязь со старыми друзьями, которые делятся новостями и впечатлениями. Все движутся вперёд. Поднимаются по карьерной лестнице. Заводят семьи. Растят детей. Продолжают поступать всё более редкие, но, тем не менее, лестные приглашения поучаствовать то в открытии памятного мемориала, то в заседании по легитимизации межрасовых браков… Герои не чувствуют себя забытыми или обделёнными. Они есть друг у друга. Но робинзонада длится относительно недолго: никто из этих двоих не умеет ставить опыты на ракушках. Никто не умеет получать удовольствие от безделья и собственной бесполезности. Они обжились, привыкли, приспособились. Незаселённая планета больше не бросает им вызов, не проверяет чужаков на прочность. В то утро, когда Шепард просыпается и понимает, что сегодня ничего, совсем ничего не нужно делать, эта давняя мечта, такая важная и дорогая когда-то, умирает. Когда из жизни исчезает борьба, она превращается в тихое застойное болото. Когда исполняется мечта, она перестаёт приносить удовлетворение. Шепард 35. Она молода, здорова, начинена имплантатами и готова к новым свершениям. Продолжать тратить свою жизнь на затяжную позиционную борьбу с местными комарами она не намерена, даже если Гаррусу действительно нравятся местные пляжи. Ей 35, и поэтому на ум приходит другая занимательная идея. Почему бы, пока не поздно, не проверить, как будут выглядеть дети турианца и человека? Даже Джек, кажется, недавно родила. Куда катится мир? И почему они не катятся вместе с ним, а? Оба военные до мозга костей, они без малейшего колебания с головой окунаются в новую авантюру. Тропический рай забыт, развенчан. Он не стал им домом. Почему? Наверное, потому что здесь не жила настоящая семья. Как можно назвать домом место, где не слышно звонких детских голосов? Шепард выросла сиротой, но много читала об этом в классических книгах и в экстранете. Гаррус же рос в семье и тоже связывал понятие дома с наличием в нём детей. Их мнения снова совпали. И хотя доктор – простите, теперь уже профессор – Чаквас, к которой они обратились первой, посоветовала не насиловать природу, Шепард с присущим ей упрямством продолжила бороться за свою наглую мечту, как боролась когда-то с Сареном, с коллекционерами, а потом и со жнецами. В 36 лет, спустя год метаний от одного доктора к другому, от генетика к селекционеру, от иммунолога к гинекологу, от человека к саларианцу и обратно, Шепард беременна и безмерно собой довольна. Ей нельзя заниматься тренировками и спать на животе, можно есть только лево-декстро-нейтральную пищу, на вкус похожую на подошву ботинка, и пить только тщательно отфильтрованную воду, но она таки добивается своего! Пара селится на Земле, на окраине мегаполиса, чтобы всегда быть в зоне досягаемости медицинских служб. К счастью, шумиха вокруг героев войны давно улеглась, и журналисты даже не пытаются дежурить с новостными дронами на задней лужайке у дома. Беременность проходит тяжело. Гаррус нервничает – это видно по напряженности жвал и по тому, что его лицевые пластины выглядят чуть потемневшими. Хотя, может, дело в возрасте. Однажды Шепард сама находит у висков ранние седые волоски, но проблема быстро решается пилюлей с соответствующим пигментом. Муж даже не успевает заметить. (Муж? Ах, да, ведь борцы за равенство межрасовых и обычных браков всё-таки добились полной легализации первых!) Шепард чувствует себя неуклюжей, толстой и тяжёлой – очень непривычно, странно и вряд ли приятно. В животе будто бы шевелится динозавр. Но у них есть дом, классический пригородный дом в стиле конца двадцатого века, то есть никакого металла и хрома, белые занавески на окнах и ретро-обои в крупный горох. Есть ещё лужайка и задний двор с бассейном, есть терраса, где Гаррус с удовольствием принимает солнечные ванны, повергая соседей в культурный шок видом турианца без брони и, в общем-то, в одних только штанах. Есть даже классный бар за углом, правда, Шепард туда пока что нельзя… как и в спортзал, размещённый в подвале. Но… Переживали и не такое, справятся и с этим. Они становятся родителями, когда Шепард всё ещё 36. На праздник по случаю появления на свет ребёнка приезжают некоторые из старых друзей. Миранда настаивает на своем праве быть крёстной матерью малютки Джейн. Наведывается Тали, повергая в шок знакомых отсутствием извечной маски и вестями о первой сельскохозяйственной уборочной кампании на Раннохе. Лиара появляется под руку с Явиком, который демонстративно морщится от запаха примитивов, но при этом ведёт себя послушно, как хорошо выдрессированный варрен. Прочие присылают открытки и подарки. В прессе появляется большая статья, в которой вскользь поздравляют семью Шепард-Вакариан с пополнением, а потом подробно анализируют социальные и политические последствия, к которым их дерзкий шаг может привести. Она в раздражении бросает читать, не добравшись даже до середины. Гости разъезжаются. В баре за углом им дают постоянную скидку. Шепард возобновляет тренировки и теперь спускается в свой специально оборудованный подвал три-четыре раза в неделю. У неё слегка округлились бока и руки. Гаррус, наоборот, стал чуть тоньше и суше. «Закон сохранения массы в отдельно взятой семье должен соблюдаться», - шутит он. Оба хотят ещё детей, но решают немного подождать. Эта мечта, хоть уже вроде бы сбылась, не надоедает так быстро, как когда-то приелся их личный тропический рай. Наверное, потому что борьба никак не заканчивается: дочка постоянно чем-нибудь болеет, страдает от аллергии, кажется, на все виды аминокислот, первый шаг, первое слово – всё это даётся им гораздо сложнее, чем другим детям. Порой они неделями не живут дома, вынужденные переселяться в больничные палаты. Шепард сама уже начинает испытывать аллергию на фразы «нежизнеспособный гибрид», «неудачная помесь», «нестандартная комбинация генов». Пилюли от седины занимают постоянное место в её походной аптечке. А ведь Шепард никогда не думала, что на гражданке ей придётся таскать за собой целый арсенал медикаментов. В принципе. Но жизнь продолжается. Телевидение предлагает Шепард участвовать в созданном специально под неё ток-шоу под рабочим названием «Я родила от инопланетянина». Это настолько смахивает на издевательство, что, видимо, им и является. Разумеется, за предложением следует резкий отказ. Шепард не стесняется в выражениях. Гаррус обещает пристрелить того, кто это придумал. В ответ появляется короткая заметка о том, что главные герои минувшей войны постепенно, но неуклонно сходят с ума. Но это мелочи. Шепард привыкла к тому, что люди злы и несправедливы, что дурная слава приходит раньше, чем признание заслуг, потому совсем не огорчается. К тому же у них наконец появляется повод для радости: «нежизнеспособный гибрид», их маленькая Джейн, начинает кое-как адаптироваться к существованию в мире, в котором по всем законам природы не должна была появиться. Теперь можно переехать из больницы домой, подыскать какую-нибудь работу по душе, задуматься – мало ли! – об очередном пополнении в семействе… Шепард 38. Её дочка начинает догонять в развитии ровесников и даже во многом их опережать. Шепард чувствует прилив гордости, когда ведёт её за руку по улице. Милая миниатюрная девочка с осиной турианской талией, трогательным человеческим личиком и напоминающим об азари гребнем ещё не слишком твёрдо стоит на ногах, но уже свободно разговаривает на турианском и английском – переводчик ей пока не вживляли, врачи опасались послеоперационных осложнений, и ребёнку пришлось учиться самостоятельно понимать и отца, и маму. Но однажды эта смышлёная не по годам девочка спрашивает, почему соседские дети не хотят с ней играть. И это только начало. Начало, после которого мысли о большой и шумной семье постепенно покидают супругов, а смелая, но, возможно, преждевременная мечта начинает покрываться тонкой сеточкой трещин. Шепард привыкла смело бросаться в самые рискованные предприятия, привыкла вести за собой команду и отвечать за жизни и благополучие своих людей. К чему она оказалась полностью не готова, так это к страшным в своей простоте вопросам дочери: «Мама, за что меня все ненавидят? Почему я не такая, как другие? Что мне сделать, чтобы им понравиться?» Шепард знала на собственном опыте, что люди, даже очень маленькие, могут быть жестоки. Годы войны стёрли из её памяти многие события собственного детства. Она забыла, как суеверно чувствительны могут быть люди к инаковости, забыла, что и по сей день многие поминают недобрым словом войну Первого контакта и всех турианцев в придачу, она упрямо пропускала мимо ушей нелепые домыслы о том, что нашествие жнецов – это хитро спланированная недружелюбно настроенными расами атака, нацеленная непосредственно на человечество. А зря. Эти выдумки звучали откровенно глупо, недоказуемо и оттого заманчиво правдоподобно на взгляд не слишком умной молодёжи. Странно, но Альянс не подавлял эти пересуды, не затыкал рот зарвавшимся журналистам. Кажется, он даже одобрял такую позицию. История начинала переписывать себя прямо на глазах ещё живых своих участников. Шепард посовещалась с мужем и отменила назначенную на следующее полугодие встречу с видным саларианским генетиком. Больше у них не будет детей. С мечтой о большой и дружной семье пришлось расстаться. Но ведь у них остаётся маленькая и не менее дружная, так?