От лица Люка.
Чертова Дэвис. Она снова все портит. Даже сейчас, когда у меня совершенно нет желания собачиться с ней. Может, ее приводят в экстаз скандалы? Тогда причина ее поведения вполне ясна. Застегиваю ремень в коридоре, пока иду на первый этаж. Для начала не помешало бы сходить в душ и рассмотреть искушенную шею, но... - Хэй, Люк, как ночка? - слышу откуда-то со стороны. Дохожу до поворота на лестницу и сталкиваюсь взглядом с довольной мордой Клиффорда. - Тебе и не снилось, - отрезаю я и спускаюсь по лестнице вниз. В спину летят какие-то колкие фразочки, но мне, что удивительно, насрать на это. Выхожу в просторный холл, где на диване сидит Калум и без конца переключает каналы на телевизоре. Парень обводит меня взглядом, полностью контролируя эмоции. Но только глаза горят интересом и это меня немного бесит. - Не будь маленьким, не задавай вопросов, - говорю я и направляюсь в сторону кухни. Я чертовски голоден. Эта сучка осмелилась со мной переспать, но приготовить что-либо - хер. - Я и не собирался. Наоборот, это ты маленький, раз не сделал этого раньше, - задумчиво и серьезно отвечает Калум, и мне становится смешно. Этот парень снова понял меня без лишних слов. Выглядываю из кухонного окна и не замечаю на стоянке машину Ирвина. Свалил, значит. Правильно, ему здесь ловить нечего. Открываю холодильник и достаю бутылку молока. Не стесняюсь пить прямо из горла. Что не говори, а молоко лучше минералки.От лица Каи.
Дверь закрывается сзади, и я остаюсь в полном одиночестве. Мне хочется зареветь от всего того, что он сказал мне, но потом мое лицо опухнет, и я буду выглядеть как дура. Хотя, почему "как"? Я и есть дура, я полная идиотка, раз разрешила Хеммингсу так просто втоптать меня в грязь своими погаными словечками об Эштоне. Мы - друзья, и ничего большего просто не может быть. При виде Ирвина я не хочу его поцеловать, повалить на кровать и изнасиловать, чего нельзя сказать о Люке. При виде Хеммингса во мне появляется два чувства - привязанность и ненависть. Привязанность возникает в любом случае, а вот ненависть только тогда, когда он открывает свой грязный рот. Когда мы с ним раньше разговаривали, он тоже многое мог обо мне сказать, но сейчас его колкости удвоились, и он даже не боится говорить их мне в присутствии других. Наконец, натягиваю футболку и собираюсь застелить кровать. Покрывало лежит далеко от меня, поэтому я, забив на все, открываю дверь и выхожу в коридор. Никого. До лестницы примерно десять шагов, но мне не хватает смелости, чтобы сделать даже их. Ноги подкашиваются при воспоминаниях о Клиффорде. Его наглая морда уже успела забыться мной, но колкие фразы и дебильная улыбка все еще остались осадком в памяти. Тру шею и вспоминаю, что Люк не церемонился, когда кусал мою кожу. Мне срочно нужно в душ, чтобы осмотреть свое тело. Не хватало еще, чтобы этот самодовольный мудак Майкл заметил что-то. - Хей, Дэвис, что это у тебя на шее? - на лестнице появляется Клиффорд с довольной улыбкой. Мне хочется смыть его счастье с лица, но в данный момент надо мной властвует страх. Что у меня на шее? Зачем он туда посмотрел? Сука Клиффорд. - Где? - мой голос стал на тон писклявее, когда я почувствовала страх. На лице Майкла еще больше растягивается улыбка, и уже через секунду он корчится от заливного смеха. Ущербный. - Боже, видела бы ты сейчас свое лицо, - мне хочется пойти проблеваться от его голоса, но я всего лишь отталкиваю его с прохода и иду вниз. Все бы ничего, но в окне, которое ведет на улицу, я не вижу машины Эштона. Все, мне конец. Я нахожусь в комнате с тремя людьми, которые меня ненавидят. Майкл убьет меня своим сарказмом и шуточками, Люк будет подкалывать на счет Эштона, а Калум будет сидеть в стороне с умным видом, иногда говоря "заткнитесь, вы меня заебали". - Как ночь? - не унимался представитель мезозойской эры. Майкл идет за мной все это время и грызёт яблоко, чавкая. Так и хотелось запихнуть его ему в глотку, но я пытаюсь быть более сдержанной, когда в комнате находится Худ. - Кая, я как раз жду тебя, - говорит Калум, не отрываясь взглядом от экрана телевизора. - В чем дело? - тут же спрашиваю я и пытаюсь не замечать Майкла, который двигает бедрами взад и вперед, тем самым показывая, что он-таки догадался чем был занят ночью Люк. Дегенерат, как же хочется ему двинуть. - Ты ведешь себя как девственник, Майк, - говорит Калум с усмешкой. Неужели я не ошиблась в его уравновешенности и адекватности? - Зачем ждешь меня? - повторяю свой вопрос, и Худ поднимается с дивана, бросая за спину пульт. - У нас есть дела. Психушка, помнишь? - отвечает он, и я тут же отрицательно мотаю головой. Все, что я помню - это теплые руки Люка, его поцелуи и дерзость. Что мне до остального? - Так, ладно. Объясняю: чтобы быть Ланой, ты должна провести с ней какое-то время и... запомнить ее индивидуальные жесты, там, фразы. Ну, ты поняла. Этот спектакль не должен быть галимым, Кая. Я киваю в ответ, но толком не понимаю, что имеет ввиду Худ, потому что в упор смотрю на Хеммингса, который выходит из душа, замотанный в полотенце. Люк бросает на меня небрежный взгляд и поднимается по лестнице вверх. Ну да, что между нами общего? Всего лишь какой-то секс и несколько лет не увядших отношений. - Ты вообще меня слышишь?! - Калум повышает голос, стараясь докричаться до меня. - Да-да... - Я говорю тебе собираться. Через двадцать минут ты должна сидеть в моей машине, - требовательно говорит он и я направляюсь в душ.***
- Больница далеко? - спрашиваю я и смотрю на залитое каплями дождя окно. - Относительно, - бесцветно отвечает Худ. Вот теперь я понимаю, что такое абсолютно разные люди. Если с Майклом и Люком я могу хоть как-то общаться, беситься и тому подобное, то с Калумом я не вижу даже общих тем для разговора. Про больницу и Лану говорить нет смысла - все равно сама все узнаю и пойму, а завести разговор с Худом о чем-то банальном - неловко. Мы никогда не были близки. Я знаю Калума только через людей. То есть, как-то о нем упоминал Люк, потом Эштон и... короче, сложно с ним в общении. Из мыслей меня возвращает внезапный звонок на мобильный. Калум достает из кармана телефон и охотно отвечает. - Привет. Да, представь, я скучаю, - говорит он с некоторыми паузами. Невольно прислушиваюсь к разговору. Это мило. Даже если звонит не его девушка, а просто подруга. Люк так может сказать только будучи пьяным, а в остальных случаях ограничивается словом "Привет". - Нет, я сейчас по делам еду, - снова пауза, - вечером буду у тебя, Мишель. Всего одна фраза дала мне понять, что я останусь в доме с Клиффордом. Потому что Люк, наверняка, свалит к своей невесте. Парень бросает телефон в бардачок и продолжает внимательно смотреть на дорогу. - Мишель - твоя девушка? - спрашиваю я. Мне не то что бы интересно, просто скучно. - Да. Ты ее знаешь, кстати, - отвечает он, и я хмурюсь. Не помню ни одной особы с именем Мишель. Продолжать дальше расспрашивать о его девушке не вижу смысла. Мне кажется, это будет довольно глупо и нагло, ведь, как я упоминала ранее, мы никогда не были близки, чтобы я сейчас вот так запросто могла его спросить о ком-либо, кроме Ланы. Дождь усиливался, и дворники на лобовом стекле не успевали вытирать капли, отчего Калум тяжело вздыхал. Дорогу плохо видно, но то, что находится в радиусе десяти метров от машины я вижу отлично. Все остальное, будто в тумане. Люблю дождливую погоду, но только не тогда, когда мне куда-то нужно. Люблю смотреть на капли, которые медленно спускаются по стеклу, но ненавижу ощущать их на себе. Это противно. - Мы приехали, так что выходи, - в голосе Худа я не слышу вообще никаких эмоций, будто разговариваю с незнакомцем. Хотя, мне кажется, незнакомец и то повежливее был бы. - Хорошо, - коротко говорю я и вздыхаю. Стук усилился, как только между мной и улицей пропал звуковой барьера в виде машинной двери. От прохладного ветра у меня по коже побежали мурашки. Черт, почему именно в этот день ему приспичило куда-то ехать? - Веди себя нормально. Я не хочу потом объяснять медсестрам, почему моя полоумная знакомая ведет себя так или иначе, ясно? - я сжимаю зубы еще сильнее, чем прежде, чтобы сейчас просто не расплакаться. От кого-от кого, но от Калума я не привыкла такое слышать. Как мне кажется, его настроение не задалось с самого утра. Он сегодня довольно сильно наорал на Майкла за его подъебы, из-за чего они, кажется, поссорились. - Ясно, - на выдохе произношу я и покорно иду за парнем. От него приятно пахнет парфюмом, что заставляет идти меня еще быстрее, чтобы не потерять эту маленькую ниточку аромата. Перед нами - психушка. Я впервые нахожусь в таких заведениях, но хочу сказать, что она практически не отличается от обычной больницы, которая есть в каждом городе. Из всего, что со мной будет сейчас происходить - я боюсь только мнения Калума обо мне. Мы подходим к информационному пункту - регистратуре. Калум о чем-то договаривается с женщиной средних лет, а я не вслушиваясь в разговор, стою у стены и рассматриваю свою обувь. Из-за дождя появились лужи, из-за которых мои кеды немного промокли и запачкались. Кажется, сейчас сбудется один из моих самых страшных кошмаров. Я снова встречусь с Ланой: девушкой, которая за короткое время когда-то сумела стать моей близкой подругой и всего за секунду смогла обратить все в прах. Перед глазами тут же мелькают неприятные картины из прошлого, а именно труп Эмили, разодетый, словно на приеме у королевской семьи. Я все еще помню, кто должен был быть на ее месте... - Идем, - говорит Калум, а я стою, как вкопанная и чувствую, что мне херово. Голова кружится, а к горлу подступает ком, вызванный страхом и тревогой. - Идем говорю, Кая! - рычит Худ и мне приходится послушно следовать за ним. Сейчас он не в том настроении, чтобы церемониться со мной. Я думаю, Калум такой из-за напряжения. Слишком уж серьезное дело он задумал. Больничный лифт поднимает нас на четвертый этаж. При входе в отделение я прочла табличку: "Этаж тяжело-больных и неизлечимых пациентов". Мне совсем не улыбается идти туда, но... Я тут же вспоминаю обычные клиники. Чаще всего, чем выше этаж, тем серьезнее случае. Если больница состоит из четырех этажей, то на четвертом располагаются операционные и лежат пациенты с приговорами к смерти. Обычно, это хирургические отделения. А тут, похоже, лежат конченные психи, которые хуже суицидников, этаж которых под этим этажом. - Ты идешь?! - шипит Калум и дергает меня на локоть. Это грубо, и мне хочется ему двинуть за такое, но я должна вести себя нормально, иначе и меня сюда упекут. Ведь большинство психов не считают себя таковыми. Мы подходим к обычной, белой двери, которая нечем не отличается от остальных. Калум открывает дверь и заходит первым. В фильмах все показывают немного иначе: мягкие стены, мягкий потолок и пол. Никаких острых предметов и прочего. Все совсем не так - обычные белые стены, обычный потолок, обычная больничная кровать, которые намного лучше, чем в обычных больницах. Ведь это частная клиника. На кровати сидит девушка, одетая в сероватую пижаму. Она смотрит на окно с решетками. Причем решетки имеются и снаружи и внутри палаты. Разбить окно и метнуть стеклом кому-нибудь в шею тоже не выйдет, потому что все продумано и защищено. Я не узнаю Лану. Ее волосы, что были идеальными, блестящими и длинными, уже не имеют того же вида. Сейчас они тусклые и их длина едва достигает плеч. Лана сидит спиной к нам и даже не реагирует на наш приход. - Привет, - произносит Калум нерешительно. В его глазах читается тревога. Он боится, что она бросится его убивать, я так понимаю. Но мои догадки оказываются неверными. Девушка оборачивается и равнодушно смотрит на брата. Ее взгляд тут же перепрыгивает на меня и я вижу, что ее глаза сузились. Она закусывает нижнюю губу и хмурится. - Зачем она? - голос Ланы уже не тот. Я не знаю, что здесь с ней делали эти годы, но она разговаривает хриплым, но громким голосом. В нем уже нет той мелодичности. Мне не комфортно находиться здесь. - Навестить тебя, как ты? - отвечает Худ и девушка поднимается с кровати. - Как я? Чудесно. Знаешь, я уже третий год сижу взаперти, не выходя на улицу, ем больничную стряпню, мне колят разные препараты и ежедневно водят к психиатру. А в свободное время я могу пойти в игровую комнату, куда приходят конченные психи, чтобы постоять в кругу и очистить свои мысли от негатива! Слова посыпались ручьем из рта девушки. Кажется, она слишком давно ждала кого-то, чтобы высказать это. Медсестры в таких заведениях очень скептически относятся к пациентам, поэтому на "поговорить" не остаются. Я бы тоже так реагировала на людей, если бы были заперта здесь. Не дай Бог. - Лана, успокойся, я пришел поговорить. Сядь, пожалуйста, - Худ сглатывает через каждые три слова. Он явно ее боится. - Не указывай, что мне делать! - голос Рэйнбоу, как нож по стеклу. Он разрезает тишину и оставляет ее далеко позади. - Не указывай! Не указывай, ясно!? Я не намерена еще и тебя слушать. - Она тихонько, шаркая тапочками, направляется к окну. Положив одну руку на железную решетку, она всматривается в даль, быстро моргая. Она плачет, но не хочет этого показывать. Подходить к окну в сложных ситуациях и разговорах, в которых у тебя закончились аргументы - черта абсолютно всех. Сколько помню себя, всегда так делала. Этим самым ты даешь понять собеседнику, что не хочешь его больше видеть и что мне осточертело говорить с тобой. - Калум, может, не надо? - я шепотом говорю парню, на что он лишь машет рукой и идет к сестре. С каждой секундой его идеальный план рушится на глазах. Я уверена в том, что Худ думал, что Лана бросится ему на шею при встрече и будет говорить, какой он хороший. А вот хер тебе, Калум, привыкай получать достойные ответы на свои поступки. - Лана, послушай. - Калум начинает очень неуверенно, что уже заставляет меня насторожиться. Не привыкла видеть его несобранным и испуганным. - У нас к тебе есть серьезный разговор. Лана вытирает слезу со щеки и медленно поворачивается к нам лицом. Глаза покраснели, а само лицо стало более опухшим, что сделало девушку непохожей на себя. - Скоро приезжает твоя мама, - при упоминании этого гадкого, для нее, слова, Лана напрягает скулы и сжимает кулаки. Ей явно не нравится, что разговор пошел именно на эту тему. - Я не хочу об этом слышать, - девушка прохаживает вдоль комнаты и останавливается возле столика. Обычно на таких небольших тумбочках держат поднос со стаканом и графином с водой, но только не в психушках. Здесь боятся, что пациенты могут разбить стакан и стеклом перерезать себе вены или горло, или же убить медперсонал. Что ж, как мне кажется, половина людей, которые здесь находятся даже не додумаются до этого. - Эм-м, да, я все понимаю, но... - Она конченная сука, которая бросила меня, когда я была ребенком! Что еще ты хочешь услышать? И вообще, зачем ты притащил сюда ЭТУ, или... - девушка медленно оборачивается, пронзая меня изучающим взглядом, - ты с ней встречаешься?! - Нет, нет, конечно, - тут же отвечает Калум, и Лана недоверчиво на него смотрит. А вообще, она все такая же. Та же волевая девушка с личными, не похожими на других, взглядами на жизнь. Она все так же кажется мне аристократкой. Держится на высоких нотах и я сильно отстаю ей в самооценке. Она даже в психушке умудрилась не потерять себя и остаться властной царицей. - Что она тут делает тогда?! - Понимаешь, у твоей мамы серьезное заболевание - рак... - Пусть она сдохнет, мне что? Последние слова Ланы показались мне массовой атакой. Они задели и меня, и Калума и, я уверена, если бы в палате находились еще люди, то и они были бы поражены этим высказыванием. Я с детства боюсь желать кому-либо смерти. Даже самым ненавистным людям, которые испортили мне жизнь. Мне давно въелась в голову мысль, что, когда у нас появляются желания, то они, словно бумеранги, запущенные в небо. И все желаемое вернется тебе. Я слишком суеверная, поэтому боюсь подобных мыслей. - Хэй, не говори так... - Убирайся, Калум! И ее с собой прихвати, - резко говорит она, и Худ пятится к двери. - Но... - Проваливай, или я закричу. Психов нельзя нервировать, помнишь? Калум кивает в ответ и кивком указывает мне на дверь. Сказать, что я не набралась тут от Ланы чему-то - не сказать ничего. Эти несколько минут пролетели для меня, как в трансе. Будет удивительно, если я что-то запомнила из этой встречи. Я быстро иду по коридору к лифту, впереди Калума. Заворачиваю за угол и сильно сталкиваюсь с кем-то, ударяюсь о стену и нерешительно поднимаю взгляд вверх. Молодой парень, лет двадцати-двадцати трех, взволнованно смотрит на меня с опаской, что именно он причинил мне боль и виноват в столкновении.