Еще один день

- Генрих, хочу тебе представить... - Рудольф Шварцкопф обращается к сыну. - Иоганн Вайс, - опережает его статный молодой мужчина с открытым лицом, с готовностью протягивает руку. Генрих пожимает теплую сухую ладонь. Хорошее рукопожатие, не слабое, мельком замечает он. Генриху 21 год, Иоганн знает это из досье. Юный Шварцкопф учится в университете. До недавнего времени был на хорошем счету, но что-то не заладилось у Генриха с учёбой, резко, как обрубило, и вот теперь его почти отчислили. Отец, конечно, переживает, читает сыну лекции. А что у Генриха в голове? Девушки, гонки... Иоганн знает о семействе Шварцкопфов всё, что известно его руководству. Это почти всё, что известно самим Шварцкопфам. - Иоганн любезно принял предложение поработать у меня, - тем временем сообщает отец. - Так что появляться у нас он будет часто, я прав, Иоганн? Вайс кивает и добродушно улыбается, он рад, что у него так неожиданно появилась работа, и какая! Ходить в помощниках у Рудольфа Шварцкопфа - это честь. Рудольф нравится Вайсу. Этот стареющий мужчина производит впечатление умного проницательного человека, он держится спокойно и уверенно. Он симпатизирует коммунизму и никак не скрывает этого. - Иоганн! Вы... ты рыбалку любишь? - Генрих с настороженным любопытством смотрит на него. - Рыбалку? Да, хотя я не могу похвастаться особыми успехами. - А это мы исправим, да, отец? - Это уж вы сами, - снисходительно смеётся Рудольф, - и не забывай, Генрих, что Иоганна я пригласил помогать мне, а не бездельничать с тобой! - Рыбалка это разве безделье? Рыбалка это... - Генрих набирает в грудь побольше воздуха, но речь произнести не успевает - отец уводит Иоганна в свой кабинет-мастерскую. Генрих остается один, он приучен не мешать - когда отец работает, его ни для кого и ни для чего не существует. Генрих поднимается к себе, чтобы переодеться - до вечера еще нужно успеть повозиться с автомобилем. А через две недели… от этой мысли сердце сладко замирает. Через две недели его ждут большие соревнования. Если бы только отец знал, он ни за что не позволил бы Генриху участвовать в этом безрассудстве. Отец слишком трясется над ним, над своим единственным так горячо любимым сыном. Но Генрих уже не маленький беспомощный мальчик, который не знает, чего хочет. Генрих хочет участвовать в гонках, хочет чувствовать дорогу, хочет ощущать ровный рокот двигателя, поставленного своими руками. Генрих хочет быть первым, хочет, чтобы им восхищались. Он закрывает глаза, непроизвольно представляя милую сердцу картину. Интересно, как этот господин Вайс относится к гонкам? Почему-то Генриху кажется, что Вайс страшный зануда. Что-то в нем есть такое… мысль перетекла от гонок к новому знакомому. Что-то… Странное. Отглаженный воротничок, слишком прямая спина, как будто кол проглотил. Наверное, от стеснения – Иоганн в их доме первый раз, и явно не привык в таких домах бывать. Ну что же, тогда стоит его немного растормошить. - А как отец тебя отыскал? Не пойми меня неправильно, но он очень разборчив в том, кому доверить часть своей работы. Генрих, весь перемазанный в машинном масле, мало похож на приличного молодого человека из хорошей семьи, скорее на механика средней руки. И ругается он как механик. Вайс сидит неподалеку на ящике с инструментами и курит, щурится и наблюдает. С первого дня Генрих четко разграничил их положение. «Ты». Иоганн обращается к нему только на почтительное «Вы», к сыну хозяина только так и стоит обращаться. - Не о какой части не идет и речи, я всего лишь буду выполнять мелкие поручения. Ваш отец выдающийся ученый, и как же можно сравнивать меня с ним, я и в подметки не гожусь. - Но отец очень долго не хотел брать себе помощника, всегда справлялся сам. Это говорит кое о чем. Значит, ты вызываешь у него доверие. Ты ему нравишься. Вайс смущенно жует кончик сигареты. - Да, пустяки. Мне безумно интересно поработать с вашим отцом. Ведь кто я? Так, любитель. И вдруг такая удача, если бы тогда я не помог ему с машиной, то и не сидел бы сейчас здесь. - Ты разбираешься в машинах? – Генрих выныривает из под днища. – Серьёзно?.. - Да, немного. - Тогда, может быть, поможешь решить мне одну проблему?.. Я не во всем разбираюсь, не хватает навыков… - Генрих с надеждой смотрит на него. Сейчас Иоганн для него самый лучший из людей. Рудольф наблюдает за тем, как день ото дня Генрих все больше сближается с Иоганном Вайсом. У Генриха полно приятелей, но Рудольф никогда бы не сказал, что кто-то из этих молодых людей может быть другом его сыну. А Генрих отчаянно нуждается в друге, хотя и со свойственной возрасту горячностью демонстрирует свою независимость. Поэтому герр Шварцкопф был очень рад возникшей симпатии между молодыми людьми. Тем более, Вайс производит впечатление благонадежного. Рудольф, конечно, не знает, о чем говорят новоиспеченные друзья, когда отправляются с утра пораньше на машине Генриха в окрестности Риги, но едва заметные перемены в сыне он видит без труда – слишком уж привык присматриваться к неспокойному нраву Генриха, который, как лакмусовая бумажка, реагирует на малейшие изменения. Ночи темнее непроглядной темноты. Остывший воздух холодит кожу, и спать совсем не хочется. Они сидят на большой полузатопленной коряге, оба в резиновых сапогах и в теплых куртках, и смотрят на воду. - Ни черта не видно. – Вздыхает Вайс. - Зато слышно. Слышишь? Плещется же, - шепотом отвечает Генрих. – Вот увидишь, улов будет знатным. Мы с отцом всегда ходили по ночам, или самым ранним утром. В этом что-то есть, да? - Да уж. Я пойду костер поворошу. Продрог. Иоганн встаёт и уходит к костру, возится с подтопкой. Вкусно пахнет поджаренным хлебом и сосисками. Генрих сидит еще какое-то время, потом махнув рукой и закрепив удочку на коряге, аккуратно пристроив так, чтобы не упала, идёт вслед за Иоганном. - Ну что, поймал? – с издевкой спрашивает Иоганн. - Да вот увидишь же!.. – возмущенный недоверием приятеля, Генрих тянется к хлебу. – Прикормка не та. Так бы уже давно поймали. Эх, надо было другую брать. Какое-то время они жуют молча; костер весело трещит, извергая в ночную темень снопы веселых искр. Генрих укладывается на земле, на расстеленной мягкой куртке, смотрит на огонь, в красноватых отсветах его худое красивое лицо кажется какой-то мистической маской, в которой особенным блеском завораживают глаза. - Слушай, я хотел спросить – у отца юбилей, ты же придешь? - Он меня уже пригласил. – Кивает Иоганн. – Но… я не знаю… - Что ты не знаешь? Это будет роскошный праздник, придут его друзья и коллеги. Все будет с размахом. - Это меня и смущает. Я никогда не был на таких мероприятиях. У меня даже костюма нет! Генрих переворачивается на спину, закладывает руки за голову. - Костюм это не проблема. Я дам тебе денег, и ты купишь. Мы вместе купим. Я все равно должен тебе заплатить за ремонт машины. Ты же работаешь у нас, а за работу надо платить. Ты же работаешь у меня. Поэтому все нормально. К тому же, там будет какая-нибудь хорошенькая дочка какого-нибудь профессора, - подначивает он. - А Берта? - Да при чем здесь Берта? Тоска! - Как это – тоска? – не понял Иоганн. – Она, что, тебе уже не интересна? - Интересна… Ой, не будь моим отцом! Ради всего святого! Я о тебе говорю! Придешь, спрашиваю? - Если хочешь, – равнодушно пожимает Иоганн плечами. – Да и отцу твоему отказывать неудобно. Он ко мне так хорошо относится. - Хочу! Если ты не придешь, я умру с тоски в этом царстве благовоспитанности! – со смехом заверяет Генрих. И тут же: - Мне сейчас так хорошо. - От чего? – Иоганн устраивается по другую сторону, но особенно не расслабляется – за костром нужно следить. - Да так. От всего. - Смешной ты. Мало тебе для счастья надо. - А ты думал что? Если я из богатой семьи, так мне и надо много? И что такие простые радости это не для «белой кости»? - Я даже не думал об этом, Генрих, не говори ерунды. Генрих не успевает ответить – в озере что-то отчаянно плещет. Шварцкопф вскакивает с завидным проворством и несется на берег, едва не падает в воду, зацепившись за корягу с удочкой. - Клюёт, Иоганн! Я же говорил!