Южный ветер

[Staind – Run Away]

Ничего не предвещало повторения вчерашнего ливня. Утреннее прозрачное небо было затянуто плотной пеленой перистых облаков, они заволакивали со всех сторон линию горизонта; южный ветер уносил их далеко-далеко, но на их место заново подплывали новые облака, что казалось, этот процесс бесконечен. Из-за гор с востока явилось солнце и, осветив гранёные крыши башен особняка, вскоре снова скрылось за скоплением небольших туч. Молодая листва, нераспустившиеся бутоны роз, коротко подстриженные газоны – всё это было влажным до сих пор из-за ночного буйства природы. Мраморные дорожки сада были сырыми, в некоторых местах образовались мелкие лужицы. Промерзший воздух заставлял при каждом вдохе чувствовать болезненные ощущения в носу и горле. Это был всего лишь конец апреля. Можно сказать, самое начало мая. Несмотря на неблагоприятную погоду за окном, в комнате Дайрин было довольно тепло. Здесь она пока спала одна. Пока. В расхлябанном положении, лёжа на спине, согнув ноги в коленях и распластав руки в стороны, девушка медленно отходила ото сна, особенно если учесть, что заснуть ей удалось только под утро, и мысли о раннем пробуждении укладывались в голове с трудом. На тот момент оставалось каких-то шесть дней до того, как всё в корни изменится до неузнаваемости, и её жизнь разделится на две составляющие: до и после бракосочетания. Ей казалось, будто вот-вот она лишится последнего вакуума с воздухом, который поддерживал в ней практически угасшую искру жизни. Пока Дайрин была в родительском доме, она ощущала свободу, может и не полную. Она знала, что не имеет, по сути, никаких обязательств. Разве что вести себя так, будто тебя не существует и мило улыбаться при гостях. Чего, кстати, она и не делала. А теперь у нее будут совершенно другие заботы и обязанности. Например, теперь ей нужно будет растягиваться в довольной улыбке не только перед гостями, но и перед родителями Рена. Да, в общем-то, и перед ним тоже. Она с самого начала знала о том, какая ничтожная судьба ее подстерегает, но каждый раз, когда Дайрин вспоминала об этом, в голове, словно отголоски прошлого, раздавались клочки из последней её беседы с матерью. «Ты привыкнешь», «Всё будет хорошо», «Принимай это как должное» - так она говорила, кажется. Светские приёмы, помощь мужу, разъезды по гостям... Её мать и отец упорно считали это верхом веселья. Но разве об этом мечтает семнадцатилетняя девушка? Тем более Дайрин, человек, который всю свою жизнь отвергал традиции и принципы родительского дома. Ей уже как с полчаса не хотелось спать. Но ещё больше ей не хотелось выходить из этой комнаты к Рену и всей его семейке, которую она уже затаила непереносимую злобу. Их наигранность и фальш в голосе, их мёртвые глаза и унизительные взгляды, их многозначные жесты и запах ванильной туалетной воды. Ваниль, ваниль! За этот неполный день, что девушка провела в окружении четы Тао, она возненавидела ваниль. Дайрин всё здесь невзлюбила с первого взгляда. Эту жёсткую кровать, на которой лежала, это одеяло, смердящее той же ванилью, которое грело ее ноги, эти холодные стены и эти индийские рябые ковры на полу – всё доводило до белого каления. Всё было противным. Дайрин казалось, что сейчас ей даже разваливающийся сарай понравится больше, чем эта богато украшенная комната, а запах сырости на вонючих болотах был бы для неё гораздо роднее и привычнее, чем сладкие благовония. Но выбора особо не было, она продолжала лежать на матраце. От духоты, царившей в помещении, становилось дурно. Ладони сильно запотели, поэтому девушка безо всякого удовольствия часто вытирала их об одеяло. Те же становились сухими, но в тоже время липкими. И вновь девушке стало не по себе от мысли о браке с Тао. Тем более, что она всё ещё обижалась на родителей за то, что те ее так бросили вчерашним вечером в доме, в котором ей не хотелось бы провести больше, чем десять минут. Неяркий свет выглядывал из-за штор, падая на пол. Было немного видно, как в воздухе кружатся почти невесомые пылинки. - Можно было бы тут и получше убраться, - шепотом сказала сама себе Дайрин и закрыла глаза. Может, у нее получится ещё раз заснуть? Лучше, если навсегда. И никакого брака, обязанностей и противной ей семьи Тао. Сонливости девушка, к сожалению, не ощущала. Это ее сильно расстраивало, ведь придется встать и выйти отсюда. Она оторвала, наконец, спину от тугого матраца, скинула ноги с кровати. Теперь Дайрин сидит, также, не открывая глаз. Тонкая лямка ее почти прозрачного платья, в котором она почти всегда спит, соскользнула с плеча, немного оголив ее грудь. Темные волосы растрепались и сейчас походили на спутанные водоросли, а на щеке был виден яркий след от подушки. - Нужно идти к ним, - с ноткой отвращения выдавила из себя Дайрин, сама же презрительно поморщившись от сказанной фразы. Она и не подозревала, что говорит это вслух. Мысли и идеи, которые раньше были в голове девушки расставлены по полочкам, сейчас, как в миксере, смешались, и та уже была не в состоянии понять, когда она думает, а когда рассуждает гласно. Такой своеобразный кавардак бывал, наверное, у каждого утром: язык работает быстрее мозга, спросонья, конечно же. Девушка медленно оперлась ногами в пол и встала, после чего, сгорбившись, поплелась к темной двери, ведущей в ванную комнату. Как только девушка вошла в ванную, её восхитил интерьер такой, казалось бы, неинтересной комнаты. Справа было расположено большое зеркало, а чуть ниже раковина. Немного дальше была неглубокая купель, на краю которой было много всяких разноцветных баночек с гелями. Такие не найдешь в магазинах, их готовила исключительно одна женщина, и исключительно для семьи Тао. Говорили, что они из особых трав, от которых кожа становилась мягче, чем самый дорогой шелк. Стены были кофейного цвета, пол светлый, мраморный и теплый. Зеркало было в золотой раме, как, в прочем, и остальная мебель в этой комнате. Здесь приятно пахло миндалем. Дайрин подошла к зеркалу и недовольно выдохнула. - Уродина! – с ненавистью выкрикнула Дайрин, выплеснув сырую воду из крана на зеркало, и водные подтёки исказили отражение девушки. Из-за внезапно нахлынувшей волны отчаяния и обиды на саму себя невеста уткнулась лицом во влажные ладони; она не хотела видеть своё отображение в зеркале, не хотела видеть своё, как ей казалось, уродство. Дайрин мысленно сравнивала себя с обитательницами поместья. Женственные округлые формы, филигранные тонкие черты лица, ухоженные волосы и ногти. Даже Рен, Боже мой, был неприлично красив, что уж говорить об его отце. Дайрин чувствовала себя недостойной, и все её чувства казались низменными, по сравнению с прекрасными Тао. К горлу подступил ком. Дайрин сейчас же захотелось разреветься и первым же, что попадет ей под руку, вскрыть вены на запястьях. Она всегда презирала тех, кто сам лишал себя жизни, но в данный момент не видела другого выхода. Родителей не отговорить, убежать ей некуда и не с кем. Никому её теперь не понять отныне. Она чувствовала удушья от запаха своих рук, которым пропиталась вся её кожа за ночь. Ваниль. С явным ужасом, блеснувшим больным огоньком в глазах, она отстранила свои ладони так резко, будто только что обнаружила, что они были испачканы в крови. В ноздри тут же проник свежий сладкий аромат миндаля и османтуса. Но Дарин было вовсе не до этого. Набрав в руки воду, выплеснула себе на лицо. Ей представлялось, как вся грязь, все проблемы, которые ее окружали, начали стекать с ее лица вместе с каплями воды. Но и она, вода, чёрт возьми, воняла ванилью. Запах преследовал девушку, и та со страхом осознавала, что смердит вовсе не от воды, а от неё самой. Она немедленно начала попытки пресечь истерику. Она била себя по щекам, и они становились ещё более красными после каждой звонкой пощёчины. Но это мало помогало. Идти на завтрак нужно было немедленно, девушка чувствовала это нутром. И мысль о том, что чета Тао будет негодовать, подействовала на невесту лучше всякого пустырника. Спустя двадцать минут Дайрин уже стояла напротив огромного зеркала в углу комнаты, размером от самого пола до потолка, который был очень высоким. На девушке было платье. Только в этот раз оно было простым, светло-голубого цвета. Совсем не такое, в каком она вчера сюда приехала. Рукава «три четверти», без каких-либо узоров, лишь лента на пояснице, стягивающая талию. Мать всегда заставляла носить ее тугие корсеты, которые деформировали ее тело. Дайрин очень радовала новость о том, что сегодня она может обойтись без корсетов, и никто не полезет проверять его наличие и то, как туго затянуты шнурки. Ее темные волосы были заплетены в две длинные косы до пояса, а на лице не было абсолютно никакого макияжа. На ногах простые черные балетки. Девушка ещё раз осмотрела себя с ног до головы. - Сойдёт, - подумала про себя Дайрин и медленно подошла к темно-красной двери с золотой ручкой. Она была странной формы, даже очень. Если смотреть издалека, то немного похожа на хвост дракона. Изящные изгибы, приятные и величественный золотой цвет с яркими бликами. Но всё это не добавляло желания нажать на нее и открыть дверь. Дайрин всё же сделала это, больше тянуть время нельзя. Как только она отворила дверь, девушка заметила Рена, стоящего приблизительно в трёх метрах от неё. Это очень удивило Дайрин, и она непроизвольно вспомнила одну не самую приличную пословицу. - Явилась, наконец, - радушно, как всегда, поприветствовал ее парень. Он скрестил руки на груди, облокотившись спиной о стену узкого коридора. Поскольку здесь было не очень светло, ещё раз рассмотреть цвет его глаз Дайрин не смогла. Но выглядел он вполне спокойно. Не считая того, что на его лице была запечатлена раздражительно-надменная ухмылка. - Давно ты здесь стоишь? - она не ответила на его приветствие, а лишь без колебаний перешла к интересующим её вопросам. Парень усмехнулся; от такого напора со стороны беззащитной девочки-плаксы ему захотелось рассмеяться со всем присущем ему сарказмом. Ещё вчера она плакалась ему в жилетку, а сегодня показывает свой паршивый характер. Наглость в чистом виде! - Достаточно, - выплюнул Рен, как только осознал, что отчитываться перед Дайрин было бы попросту неуместно, так как он считал, что виновата именно она, и она же должна и объясниться за своё опоздание. Девушка не собиралась извиняться, что так поздно появилась из комнаты. Она ведь никого не просила за ней зайти, это было его желанием. Дайрин бы спокойно и без них нашла нужную комнату. - Что с твоей одеждой, Тао? Сегодня тебя не мамочка случайно наряжала? - съязвила Дайрин, дергая себя при этом за кончик косы. Парень был одет почти так же, как и вчера. Изменилась лишь верхняя часть наряда. Сегодня это была не черная с золотыми узорами одежда, а простая бордовая шелковая рубаха. Она шла Рену, хотя Дайрин всячески пыталась отрицать это как в голове, так и на словах. Рубашка легла на его тело, и была почти детально видна вся рельефность мышц Тао, над которыми тот работал каждые будние дни. - Тебе не нравится? – шаман нарочито изумлённо похлопал ресницами, при этом глаза его, казалось, вот-вот выкатятся из глазниц. Всплеснув руками в жесте «Неужели? Серьёзно?», Рен принялся поправлять воротничок рубашки. Само собой, разумеется, это было представление. Однако Дайрин всерьёз поверила шаману, хоть и не без удивления. Что-то подсказывало ей, что Рен в амплуа парня, озабоченного своей внешностью, - довольно редкое зрелище, потому она и вылупила глаза на него, но взгляд был не критический, как у Тао, а наоборот, не верящий. Следующая фраза шамана расставила всё на свои места, и Дайрин выдохнула с неким облегчением, - Какая жалость, - взгляд янтарных глаз вновь стал холодным, а блуждающие по всему наряду руки резко вернулись в своё обычное положение на груди. Девушка поняла, что её только что ввели в заблуждение, и от этого ей стало нисколько не легче. - Я хочу есть, - быстро собралась с мыслями невеста, и шаман, цокнув языком, развернулся на девяносто градусов влево и с отрешённым выражением лица направился в направлении столовой. Спустя десять минут, парень и девушка были на пороге огромной комнаты с большим светлым столом прямоугольной формы посередине. Всё помещение было в красных и кофейных тонах. На стенах были различные рисунки, в углах стояли цветы, а с высокого потолка свисала огромная золотая люстра. За столом сидела вся семья Тао и медленно ела, так и не дождавшись Рена и Дайрин. Ран сегодня тоже была одета намного проще, чем вчера. Сегодня она даже не улыбалась, а спокойно пила чай. Ен, как и всегда, выглядел сурово и даже недовольно. Возможно, он был огорчён опозданием своего сына. А Джун была, как раз таки, самой веселой из них, и по прибытию Рена и Дайрин, непринуждённо улыбнулась. Рен молча оглядел свою семью, после чего быстро отодвинул свободный стул для Дайрин. Сам же сел напротив нее. Девушка нехотя подошла к стулу и аккуратно села на него, поправив после этого своё голубое платье. Перед ней стояла чашка с чаем, небольшая стеклянная бутылка с молоком и тарелка, на которой лежала маленькая булочка с маком. Все ели молча. Дайрин ещё с самого раннего утра знала, что откажется от завтрака, но всё же ей нужно было выпить хотя бы чай. Она потянула руку, осторожно коснулась кончиками пальцев до чашки, чтобы проверить ее температуру. Чай уже остыл, поэтому девушка сразу же взяла чашку в руки и отпила из нее глоток. Рен, ранее откупоривавший бутылку с молоком, поднял глаза на Дайрин. - Ешь, - сказал он таким тоном, будто перед ним не совершеннолетняя девица, а взбалмошный неугомонный ребёнок. Девушка встретилась с шаманом взглядами, и тот тут же сузил глаза. Он ждал, когда она приступит к трапезе, но у девушки на завтрак были совсем другие планы. - Я извиняюсь, но можно мне задать вопрос? – вызывающе-наглым тоном произнесла Дайрин, поставив на место чашку и подперев одну щеку рукой. Рен взбешённо откинул приборы, которые находились у него в руках, и резко откинулся на спинку стула, взгляд его стал суровым. Ран же, невзирая на поведение сына, только лишь вскинула свои аккуратные брови и, оторвавшись от своего чая, спокойно сказала: - Попробуй. - Мне просто интересно, - начала Дайрин наигранно высоким голосом, наблюдая за тем, как Ен, подобно своему наследнику минуту назад, стал свирепеть, - Что, во всем чертовом Китае кроме моей семьи никого не нашлось? – Тао младший чертыхнулся, но Джун, сидевшая от него по правую руку, положила свою изящную руку на плечо брата, тем самым заставляя успокоиться и дослушать речь Дайрин. - Я про брак говорю, - уточнила девушка, прикрыв глаза, - Или вам все остальные семьи отказали уже? - она произнесла это крайне грубо. Джун сразу смутилась, а Ен нахмурился. - К чему весь этот разговор? - всё так же спокойно, но уже не так дружелюбно спросила у нее Ран. - К тому, что ваша семейка рушит мою жизнь! - выкрикнула Дайрин и подскочила со стула, как ошпаренная, неуклюже задев коленом стол. Чашка и бутылка сразу же немного затряслись. Девушка отошла к выходу, после чего резко развернулась, - Я свободы хочу, понятно? - дрожащим голосом, почти плачущим, выговорила Дайрин, - А ваша семья у меня уже вот тут! - она схватила себя за горло, а после выбежала из столовой, стараясь всё же сдержать слезы и вспомнить дорогу, по которой ее совсем недавно привел сюда Рен. За столом в то время все были в недоумении. Джун, раскрыв немного рот и распахнув глаза, смотрела в ту сторону, куда убежала Дайрин. Ран нервно крутила в руках чашку, хоть её выражение лица оставалось неколебимым. Ену не понравилось то, как эта девчонка разговаривала с его женой, поэтому он решил с этим разобраться раз и навсегда. Но только он немного приподнялся из-за стола, его остановил Рен. - Отец, не надо, - он вышел из-за стола с похоронным выражением лица, - Я сам. Парень вышел из комнаты и не торопясь пошел за Дайрин, которая, вероятно, уже совсем далеко от них убежала.