Жизнь после

      Выкидыш. Когда твоё тело отторгает частичку себя. Когда мир движется, а ты замер, словно в ожидании чего-то. Когда твоё сердце остановилось, но пульс продолжает скакать, как бешеный.       Я - онемела.       Руки, ноги, мысли.       Всё молчит.       Шок.       Затишье перед грядущей катастрофой.       Выкидыш. Когда люди в белых халатах носятся вокруг тебя, как будто ещё есть надежда.       Мой взгляд ловит потёртый тёмно-коричневый пыльник. Я смотрю туда и осознаю всю свою необузданную ненависть к его носителю. На кой чёрт мне муж, который не может помочь нашему ребёнку?!       Горечь во рту не даёт вдохнуть. Дмитрий не виноват. Он тут совершенно не причём. Но я в это не верю. Он был там. Он был рядом со мной. Прямо за моей спиной.       Боль. Я начинаю её ощущать. Слабую, ноющую, мерзкую боль, возвещающую о том, что всё кончено. Я знала, что он мёртв, я чувствовала, но самая упрямая часть меня продолжала надеяться. Вот и всё. Врачи вытирают лбы рукавами и складывают окровавленные инструменты.       Пальцы Дмитрия нежно вытирают слезу с моей щёки, но его прикосновение обжигает меня. Я не могу пошевелиться, не могу убрать его руку и начинаю задыхаться. Не могу набрать в лёгкие достаточное количество воздуха.       Истерика.       Паника.       Я разучилась дышать.       Лёгкие отчаянно борются за жизнь. Я чувствую, как игла проникает под мою кожу. В какой-то момент я понимаю, что дышать нет никакой необходимости. Я словно плыву по реке, полной размытых голосов.       Проходят дни, недели, пара адских месяцев - я не знаю. Время перестало иметь значение, испарилось, оставило мне вечность на мучения. Спасибо за заботу, сказала бы я ему, если бы времени было до этого дело.       Я знаю, почему некоторые люди пытаются приблизить свою смерть. Когда твоя жизнь превращается в сущий Ад, ты начинаешь задумываться, а не лучше ли мне покинуть этот мир и поискать что-нибудь получше.       Когда я открыла глаза, первая кого я увидела была Лисса. Она стояла у кровати, словно ангел, пришедший забрать мою душу на небеса. На самом деле я так и подумала. Её светлые локоны и лёгкое белое платье... Я почти почувствовала облегчение, но вскоре поняла, что на небесах меня никто ещё не ждёт.       Она села рядом со мной и сжала мою руку. Мы молчали миллиарды лет, и мне становилось легче с каждой секундой, до тех пор, пока в палату не вошла медсестра. Она возилась с лекарствами, а я чувствовала ком в воспалённом горле.       Лисса опустилась взгляд. - Дмитрий... - Нет, - сиплым голосом остановила её я, - Нет. Не… могу.       Она с пониманием заглянула в мои глаза, уважая моё решение. Лисса. Моя Лисса. Такая светлая, такая родная. Я скучала по её тонким пальцам, по изумрудному зелёному её глаз, по бесконечному доверию с её стороны. Я всегда была её тенью, её тёмной стороной. Но каждый раз она утверждала, что в её тени я сияю ярче сверхновой звезды. Как рождественская ёлка, дразнила я, а она смеялась, долго и страшно заразительно.       Поразительно, как много времени прошло с тех пор. Как мы изменились. Как изменился мир вокруг нас. - Как ты? - наконец спросила Лисса. Тихо, почти беззвучно, словно потеряла голос. Я не собиралась ей отвечать, а она не ждала ответа, потому что мы обе знали слишком много, больше, чем должны были знать.       Я посмотрела в её грустное лицо, затем перевела взгляд в потолок и покачала головой. Слёзы мешали мне видеть и затекали в уши, будто хотели оградить меня от всего мира. - Господи, - прошептала я. И этот шёпот звучал, как молитва, хотя я никогда в жизни не молилась. Это был голос отчаяния. В один миг боль нахлынула на меня незваным штормом, - Вряд ли мне когда-нибудь станет легче.       Лисса встала и обняла меня, укрыв грудью от всех неприятностей, которые могут случиться. - Мы справимся. Я тебя не оставлю, слышишь? Я куплю билеты, и мы улетим отсюда завтра же утром. Или в обед. Просто скажи, и я сделаю для тебя всё что угодно.       Верни мне моё дитя.       Я вовремя закрываю рот. - Позови Дмитрия. Больше ничего. - Ладно.       Она улыбается мне, аккуратно убирая с щеки слезу. Королева, не способная держать свои чувства на замке. Богиня удачи, потерпевшая крах. Падший ангел. Верный защитник моей души, тогда как я охраняю её тело.       Дмитрий появляется в дверях палаты, и я теряю дар речи.       Кожа бледная. В некоторых местах обвисшая. Впалые скулы. Мешки под глазами. Один вопрос. - Сколько, - я судорожно сглатываю, - Сколько я здесь лежу?       Он смотрит на меня и его лицо не выражает абсолютно никаких эмоций. - Семнадцать дней.       Голос слабый, измученный, усталый. Он считал эти дни, часы, минуты. Я считаю выдохи, пульс, пересчитываю свои пальцы. - Дмитрий, - выдыхаю я. И в этом вздохе и печаль, и укор, и разочарование и даже немного боли.       Я спускаю ноги с кровати и со стоном принимаю сидячее положение. - Роза, что ты делаешь? Немедленно ложись!       Нет. У меня есть цель. Одна единственная цель. Обязанность. То, что я должна сделать немедленно… Плевать на остальное.       Я не успеваю сосчитать до двух, когда его рука обхватывает мою талию, и очень вовремя, ибо комната начинает кружиться, как на каруселях. - Отведи меня домой или я дойду сама. Доползу. Мне всё равно.       Я ждала. Ждала, когда он начнёт говорить, что мне нельзя, что я должна отдыхать, что швы могут разойтись... Но его глаза наполняются слезами сожаления. Слезами! Глаза Дмитрия наполняются слезами! Нет, он не плачет. Даже дыхание остаётся ровным. Глубокая печаль засела в каждой морщинке, в каждом взгляде. Что бы я сейчас не чувствовала, он ощущает тоже самое. Его боль не меньше моей. Хорошо, что я осознала это сейчас, пока ещё не слишком поздно.       Дмитрий подхватывает меня на руки и выносит из злосчастной, пропахшей болезненной потерей комнатки.       Молодая докторша возмущённо открывает рот. Закрывает. Отходит в сторону. Виновато отводит взгляд.       Я обвиваю исхудавшую шею Дмитрия и утыкаюсь носом в его исхудавшее плечо. Мне так стыдно за ту ненависть, которую я испытывала к нему. Всего пару секунд. Этого было достаточно. Мне стыдно, что я обвиняла его во всём. Мне стыдно, но я знаю, что в тот момент только ненависть могла облегчить мою боль. Я должна была, я была обязана переложить вину на кого-то. Дмитрий был ближе остальных. - Прости меня, - шепчу я в его ухо, а он даже не спрашивает, за что. В этих словах кроется нечто большее, чем сожаление. Я умираю в его руках, а это был крик о помощи. "Прости меня". Почему я выбрала слова, причиняющие нам обоим неимоверную боль. Не в силах больше страдать молча, я начинаю рыдать. Сначала тихо, а потом взахлёб. "Прости меня". Два слова, сломавшие меня окончательно. Два слова, повторяющиеся в моей голове, как обвинение, зов о помощи, молитва.       Дмитрий не говорит ни слова, когда переступает порог дома, и, когда заносит меня на кухню, и, когда ложит меня на стол.       Измученная... я пытаюсь поднять непослушное тело. - Я сам, - тихим хрипом оповещает Дмитрий и принимается готовить.       Проходят месяцы прежде, чем я осмеливаюсь задать вопрос: - Когда ты ел в последний раз? Я не должна была стать причиной твоего...       Он оказывается так близко, что я не успеваю втянуть в себя воздух, прежде чем его губы находят мои. Моё тело отзывается раньше сознания. Оно истосковалось, забыло родные руки на талии, любимые губы. В одно мгновение меня не стало, я растворилась в ощущениях, чувствуя болезненное облегчение. Весь мир канул в чёрную пропасть, а я горю, обдуваемая тысячей ветров. Дмитрий притягивает меня к себе, а я кладу руки на его щёки, чувствую кончиками пальцев слёзы. - Мне так жаль, Роза.       Каким-то образом я оказалась сидящей на краю стола. Дмитрий обхватил мою талию и уткнулся головой в мои колени. Мёртвыми пальцами перебираю спутанные локоны его отросших волос. В каштановой шевелюре начинают пробиваться седые волоски.       Он не отпускает меня целую вечность, а я понимаю, что сейчас, он нуждается во мне сильнее, чем когда-либо раньше. Как бы сильно, мне не нужна была поддержка, ему она нужна сильнее. Я потеряла своего ребёнка. Он мог потерять нас обоих. - Ты должен поесть.       Он хотел ответить. Прошептать. Прокричать. Тысячи слов. Море отрицаний. Он промолчал. Всё нормально. Нормально для родителей, потерявших самое важное в их жизни. Нормально настолько, насколько всё может быть нормально в этом случае.       Дмитрий вернул меня в лежачее положение и стал накладывать еду на тарелки. С горем пополам он усадил меня на стул. - Скоро заживёт, - заверила я, а Дмитрий знал, как я права. Как я не права. Заживёт. Всё заживёт. Снаружи. А что будет внутри?       Язык очерствел, и я не чувствую ничего кроме гадкой горечи во рту. Об аппетите речи не идёт. Дмитрий съел обе порции, и я видела, как двоятся его мысли. Он горевал. Еда просто потеряла весь свой вкус и цвет. Но он не ел семнадцать дней. А может и больше. Не ел совсем.       Оставив кухню в безобразном состоянии, Дмитрий отнёс меня в спальню и уложил на кровать. Он закрыл дверь, завесил окна тяжёлыми шторами, предназначенными для сна в дневное время, снял пыльник и лёг рядом, укутав нас обоих тёплым пледом. Мы лежали, почти не различая друг друга в кромешной темноте.       Мы молчали. Будто по очереди, отвечая молчанием на молчание.       Это не угнетало. Скорее возвышало нас над пропастью бесконечных не пролитых слёз. Два родителя. Два взрослых дампира. Два любящих человека. Лишились ребёнка, которого никогда не знали и который никогда не знал их.       Время стремилось прочь. День. Ночь. День. Ночь. Сутки. Недели. Месяцы.       Шторы оставались закрыты, а мы не шевелились. Иногда я проваливалась в сон. Иногда, просыпаясь, я чувствовала на себе его тяжёлый взгляд. Иногда я слышала, как его дыхание замедляется, становясь почти беззвучным. В эти короткие промежутки времени, я знала, Дмитрий спал. И я не смела заснуть сама в такие моменты. Я слушала его дыхание. Слышала его сердце. И беззвучно плакала.       Мы не ели, не пили, не покидали уголок нашего общего траура.       Мир перестал существовать. Были только я, Дмитрий, наше горе и бесконечная темнота. Я верила в эту темноту. Я верила в неё, потому что это единственное, во что я ещё могу верить.       Однажды дверь в спальню открылась, нарушив нашу тишину, нашу темноту, наш мир, построенный на боли.       Свет ослепил меня, я могла видеть только силуэт. Длинное белое платье. Светлые волосы. Лисса. Мой ангел.       Она села на край кровати и положила свою руку на мой лоб. -Пора, - сказала она.       Я долго осознавала, что время моего траура подошло к концу. Настало время вернуться туда, где никогда не будет моего последнего ребёнка. Последнего. Я бесплодна. Совсем. Тот факт, что у нас с Дмитрием, у двух дампиров были дети, был чудом. Теперь даже чудо не поможет. Жизнь смеётся надо мной. - Состоится собрание. Вы приглашены. - Что за собрание? - шепчу я. На большее нет сил. - Дампиры растеряны. Стригоев нет, им незачем больше работать стражами. Я должна решить, что делать дальше.       Воспоминания вернулись ко мне. Всё стёрлось и забылось, кроме самого важного для меня. Теперь я могу видеть всю картину целиком. Все возникши проблемы. Не только мои. - Это обязательно? - Мне кажется, ты должна пойти. Ты была с Авророй, когда всё произошло. - Хорошо. - Хорошо?! - вскрикивает Лисса, но тут же приходит в себя.       Дмитрий продолжает молчать. - Хорошо, - настойчиво повторяю я.       Я оплакала эту потерю. Единственный способ жить дальше - это посмотреть в лицо судьбе и рассмеяться, жёстким, неуравновешенным смехом. - Когда? - наконец вступает мой муж. - Завтра.       Повисает тишина. Такая привычная и уютная. - Мы придём. - Ладно, - Лисса направляется к выходу, - Я ещё зайду.       И дверь закрывается.       Я снова погружаюсь в сон. - Готова?       Нет, нет и ещё раз нет. - Всегда.       Новое утро, новый день, новая жизнь. Мне нужно снова влиться в пульсирующий ритм бесконечных решений, не менее бесконечных проблем.       И я не готова.       Шаг за шагом я приближаю будущее. И, мне кажется… Нет, я уверена… Что мне страшно.       Есть в мире вещи сами по себе ничего особенного не представляющие, не жуткие, не противные, но пугающие до приступов тошноты. Одним из таких вещей стало собрание, по сути своей ничего не обещающее и уж точно не ведущее ни к чему хорошему. Стражи, чьи имена известны каждому члену вампирского мира, собрались в большом просторном зале и ждали королеву. И вроде бы, чего тут бояться, но моё дыхание сбивается при каждом незнакомом звуке, а сердце бьётся, как в предсмертной конвульсии.       Я окружена. Я загнана в угол. И если бы не Дмитрий, чувства которого в точности отражают мои… Я даже не знаю, что могло бы произойти.       Нет, люди меня совершенно не пугают. Меня пугает перспектива делиться с ними своей бедой. Рассказать им свою историю.       Когда Лисса заняла своё место, меня пробрал жуткий холод. Скамейки, на которых располагалась толпа дампиров, трещали от напряжения. - Мы здесь для того, чтобы понять, что делать со стражами, которые лишись главной, а возможно даже единственной цели существования. Я хочу услышать ваши мнения, затем мне придётся поделиться с вами своим решением. Кто начнёт?       О, я это помню. Безумно скучные, ни к чему не ведущие бесконечные совещания, на которых я углублялась в свои собственные мысли, имея возможность не слушать весь бред присутствующих. Это первый раз, когда я могу принять во всём этом участие. Однако я сижу на месте. Я не двигаюсь, не моргаю и, кажется, даже не дышу. Все мысли сплелись в один большой клубок сомнений и противоречий. Я наблюдаю, как один за другим дампиры идут к трибуне и высказывают свою точку зрения. Однако, ни у кого нет идей насчёт будущего и каждый из них задаётся одним и тем же вопросом: Кто-нибудь расскажет, что вообще произошло?       Я встаю, почти не соображая, что делаю. Коленки дрожат, угрожая согнуться в любой момент. Глаза начинает щипать, но я глотаю всю свою боль и делаю очередной шаг в сторону королевы. Страх, единственное, что не должно меня волновать, заполнил всю меня. Страх сломаться перед толпой незнакомцев, перед толпой людей, считающих меня непобедимой, но я всего лишь мать, потерявшая ребёнка, я не бесчувственная.       Встав, перед народом, я выпрямила спину, вздёрнула подбородок и лишила выражение лица каких-либо эмоций. Маска стража - последняя броня, грань, разделяющая мою работу и мои чувства.       И я не перестаю себе повторять, что конкретно в этой ситуации я не мать, я страж, холодный и расчётливый. Принимающий решения, не основываясь на желаниях. Только стратегия. Только чёткие указания. - Первое, что я хотела бы сказать, так это объявить, что Аврора, дочь королевы, исключительная девушка, обладающая уникальным талантом управлять всеми известными стихиями - герой. Она была готова пожертвовать жизнью, чтобы освободить наш мир от монстров, что многие годы уничтожали наших детей, друзей, родных... Целые семьи... Она справилась, и я горжусь ею, так же, как и её мать. Однако не все стригои, чьи сердца ожили, рады своему возвращению, - я запинаюсь и прокашливаюсь. Слёзы душат, сжимают горло тисками, - Есть и такие, кто будет мстить, желая вернуть свою прежнюю мощь. Первое, что мы должны сделать - это найти их и обезвредить. - Ты имеешь ввиду убить? - спокойно спрашивает Лисса. - Можно заставить их забыть о том, что они когда-либо были стригоями. Нам понадобятся пользователи духа. Это займёт много времени и сил, так что да, я предлагаю убить их... Всех до последнего, - так я точно не пропущу того, кто отобрал у меня моё дитя. - Мне нужно рассмотреть это предложение.       Что тут рассматривать?! Ты что не видишь, как мне больно? Лисса!       Нет. Я не мать. Я страж. Я страж. - Я понимаю, - отзываюсь я, спрятавшись под маской, - Какое бы решение не было принято, будем называть это "Очисткой". Я думаю, мы должны рассмотреть и то, что многие стражи теперь лишатся работы, а многие дампиры - смысла своего существования. Стригоев больше нет. Совсем нет. Ни одного. На всей планете. Однако... Уже в скором времени они могут вернуться. Даже один морой, взявший на свою душу такой грех, как убийство, может возродить этих бесчувственных убийц. Я хочу сказать, что действия Авроры не могут прекратить существование стригоев, как таковых. Рано или поздно, всё вернётся. Мы должны быть готовы.       Оглядев зал, я понимаю, что никто из присутствующих не решается вставить и слово. Либо все со мной согласны, либо возмущены до предела. Лисса же смотрит на меня внимательно, с большим интересом, делая записи в какой-то книжонке. - То есть дампиры всё ещё обязуются выполнять свой жизненный долг?       В её словах нет ни грубости, ни насмешки. Лишь чистейшей воды доверие. Она советуется со мной. Считается с моим мнением. Даёт мне слово, соглашаясь с ним. Спасибо, Лисс. Эту благодарность она видит в моём взгляде, зеркально отражающем её преданность, и улыбается мне украдкой, словно боится, что её уличат в чём-то непристойном. От её светлой улыбки я воспряла духом и ответила на её вопрос. - Теория защиты и самозащиты должны остаться для дампиров обязательными занятиями, точно так же, как и тренировки. Они должны быть хорошо обучены и готовы к любым непредвиденным опасностям. Но мороям пора признать дампиров личностями, равными им по значимости. Мы свободны, теперь, когда потребность в защите сошла на нет. Мы вольны выбирать свой путь и следовать ему до тех пор, пока долг не призовёт нас к действиям. Я предлагаю ввести в обучение курсы на выбор. Врачи, музыканты, художники, математики, учителя, банкиры, адвокаты, писатели, всё то, о чём многие из нас мечтали долгие годы. Будут и те, кто захочет остаться в роли стража и служить своему морою до конца дней. Что ж, будут и морои, желающие оставить при себе свою защиту. В Академиях всё также будут проходить подготовка, практика и заключительные испытания. Желающие смогут без труда отыскать себе нужную кандидатуру. - А что делать тем, кто отучился? - выкрикнул один из присутствующих.       Я задумалась. Ответ пришёл довольно быстро. - Жить, - тихо сказала я и сделала паузу, - Найти работу, построить семью. Может, даже завести детей. Если нет такой возможности, всегда можно обратиться в детские дома... Там вас всегда ждут, - язык еле выговаривал буквы. Слова сами собой замедлились, превращаясь в кашу в моей голове. Всегда можно обратиться в детские дома. Всегда. Детские дома. Где дети встретят тебя с распростёртыми ручками. Я чувствовала, как защипало глаза и знала, что они блестят от слёз, - Нам осталось только жить. Осталось найти своё счастье, вместо того, чтобы снова и снова гибнуть в сражениях за чужую жизнь. Нам остаётся жить, потому что мы заслужили это...       Я плакала. Слёзы ручейками стекали по лицу, делая воротник рубашки мокрым. Я плакала, и Лисса плакала вместе со мной. Я плакала, а зал разрывался оглушительными возгласами и аплодисментами. Я плакала, и медленно приходила в себя. Горе переросло в уверенность. Боль в силу. Печаль в веру. Я плакала и понимала, что продолжаю жить, хочу я этого или нет. Я столько всего повидала, столько пережила, что сдаться сейчас казалось предательством самого себя. Я подняла глаза и тут же встретилась взглядом с Дмитрием, который сумел почувствовать во мне перемену, воскресил в себе те же чувства и улыбался лишь одним уголком губ. Это даже не улыбка, скорее ухмылка, предназначающаяся только мне. Я улыбнулась в ответ и не смогла отвести от него глаз. Любовь всей моей жизни. Какая удача, что нам удалось найти друг друга! А чего это стоило... И теперь, что бы со мной не приключилось, он всегда рядом, готов подать руку, укрыть грудью, пожертвовать жизнью. Как будто он не знает, что, если он умрёт, я покину этот мир следом. Как будто он не знает, что без него нет мне жизни. Как будто он не знает, что он и есть моя жизнь. Как бы там ни было, чтобы там не случалось, цель моего существования на этой богом забытой планете - беречь себя и всех тех, кого я люблю. Этим мне и предстоит заниматься всё оставшееся время.       Забыв про все приличия, Лисса крепко обнимает меня своими изящными руками. - Что бы я без тебя делала? - хрипит она мне в волосы. У меня подгибаются коленки, и мы обе оседаем на пол, хватаясь за животы от смеха. - Когда ты сможешь освободиться? - спрашиваю я, утопая в изумрудах её глаз. - Да хоть прямо сейчас! Что ты задумала? - Знаешь, чего я хочу? - в ответ меня ослепляет любопытный взгляд, а желудок урчит, как стая китов, - В кафе. Идём все вместе. Ты, я и наши непутёвые мужья. Жутко хочется клубничного коктейля и шоколадных пончиков!       Она улыбается мне, светясь от счастья. - Конечно… Конечно, Роза, - она встаёт с пола и отряхивает идеальные коленки, - С возвращением…       В зале копошатся люди, встают со своих мест, идут к выходу, оглядываются на меня. Кто-то здоровается, кто-то благодарит, кто-то просто проходит мимо. Для кого-то я решила дилемму последней недели, кому-то же слова мои не понравились, но никто из них не решится пойти против слов королевы.       Я не двигаюсь с места, ожидая чего-то. Чего-угодно.       Вина легла на мои плечи тяжёлым одеялом. В ушах стучит, и каждый стук отдаётся эхом: «С возвращением». Вернулась ли я? А уходила ли?       Меня подхватывают чьи-то крепкие руки, и я оказываюсь прижатой к широкой мускулистой груди. Сейчас и придумать нельзя ничего лучше знакомого запаха и ощущения надёжности и безопасности. - Дмитрий, - выдыхаю я и обвиваю его шею руками. Я скучала. Хотя прошло не больше семи минут.       Оглядываясь в прошлое, я то и дело натыкаюсь на бесконечное число решений, верных или неверных. Они привели всех нас сюда, в этот зал, в этот мир, в это время. Глядя на нас теперь, я понимаю, как мы выросли. Пробуя и ошибаясь, мы все добились чего-то от этой несправедливой жизни. Возможно, я добилась слишком многого, и в этот раз жизнь была жестока по отношению к моей удаче. Что ж, сейчас я могу сказать лишь одно, я была рождена, чтобы сражаться. И я сражаюсь. За себя, за других, за свободу и за справедливость, за правду, за веру, за надежду. И за любовь. Со стороны конечно может показаться, что я сражаюсь скорее с кем-то, чем за что-то, но… это не так. И я знаю, чем займусь теперь. - Значит кафе, - Дмитрий беззвучно смеётся и опускает меня на землю. - Эй! - я толкаю его в грудь, - Ты же знаешь, как я отношусь к пончикам! - О, я знаю, - парирует он, - Иногда мне кажется, что ты любишь их больше, чем меня. - Кажется - перекрестись, - впервые за столько лет я поняла смысл этой русской фразы. - Ты же не веришь в Бога. - Верю. Просто у нас с ним немного натянутые отношения, - я начинаю хохотать, как сумасшедшая. - Что? - Дмитрий не может сдержать улыбки. - Но я знаю одного Бога, отношения с которым сложно назвать натянутыми...       Он удивлённо приподнимает одну бровь, а я с улыбкой копирую его гримасу. Мой русский Бог. Мой. Окрылённая своими размышлениями, я встаю на носочки и прижимаю свои губы к его. В этот момент, пускай весь мир начнёт рушиться, я останусь в безопасности. - Это не честно, - скрывая улыбку, Дмитрий смотрит на меня, совсем как тогда, когда мне было семнадцать. Будто я всё ещё необузданный подросток с шалящими гормонами, - Ты же знаешь, как на меня это действует.       Я не помню, как мы оказались дома. В памяти запечатлелись только его прикосновения и поцелуи. Время то замедлялось, то вновь пролетало мимо, я не могла сосредоточиться. Его тёплая кожа высекает искры прижимаясь к моей, его мягкие губы обжигают меня изнутри. И я парю. Свободная и счастливая в любимых руках.       И       я       не       хочу       останавливаться.       Мы лежим на кровати, в объятиях друг друга. Взгляд Дмитрия согревает и тело, и душу. Я не учусь с ним летать, я учусь тонуть в его бесконечно карих глазах. Дмитрий хороший учитель, я погружаюсь всё глубже и глубже в тонны расплавленного шоколада. - Роза, - зовёт он, и я отзываюсь, с трудом выныривая и восстанавливая дыхание, - Роза, - и я понимаю, что он почти не осознаёт того, что говорит.       В какой-то момент я начинаю ощущать местонахождение его пальцев. Воздух становится тяжёлым, мне трудно дышать. Пальцы Дмитрия касаются маленького шрамика от пули, прорезавшей мою грудь много лет тому назад. - Дмитрий, - я смотрю на его руку, чувствуя, как зарождается паническая дрожь.       Тело предало меня. Язык опух, не желая ничего говорить. - Ты столько всего пережила, - говорит он в задумчивости. Забавно. Его голос успокаивает меня, а значение слов уничтожает. - Мы пережили, - отвечаю я, - Вместе. - Вместе.       Внешне Дмитрий абсолютно спокоен, но я чувствую его взгляд, который прожигает меня насквозь. Дмитрий встревожен. Чем?       Он проводит рукой по моему животу. Ниже. К моей вечной «улыбке», оставленной мне на память одним исцелённым стригоем-психопатом.       Изогнутая дуга от бедра от бедра, словно улыбается, словно смеётся надо мной. Я не смотрю в зеркало. Шрам, напоминающей мне о том, что я потеряла. - Ты удивительная.       Чёрт, как же это всё похоже на прощание! Так, Роза, не думай об этом. - Прошу, перестань. Ты меня пугаешь, Дмитрий. - Пугаю? - ни капли удивления или интереса. Только грусть. - Пугаешь, - повторяю я. Его глаза - две глубокие ямы, две бездны. Мне не выбраться живой. - Я так устал.       Нет. - Что ты хочешь этим сказать? - затаив дыхание, я напряжённо смотрю на его руку. Шрам взрывается болью под его пальцами, хоть и успел полностью зажить. - Я думаю о том, что теперь мы могли бы отдохнуть от всего. От этого нескончаемого риска и постоянной угрозы жизни. Знаю, пройдёт немало времени, прежде чем мы будем готовы, прежде чем мир придёт к норме. Ты говорила про детский дом.       Я не осмеливаюсь дышать. Давление в груди ослабло, и, вместо этого, в животе закружили миллионы прекрасных бабочек. - У нас ещё могут быть дети, - тихо, будто боится, шепчет он. - Да! - я вскакиваю с кровати и начинаю прыгать, - Да! Да, да, да! ДА!!!       Дмитрий хватает меня за лодыжку, и я падаю задницей в подушки.       Вот оно. Я чувствую. Это эмоциональное освобождение. Лёгкость. Радость, впервые за последние недели.       Дмитрий хочет что-то сказать мне, даже не пытаясь скрыть широкую улыбку, но по комнате раздаётся громкая ритмичная мелодия моего мобильника. - Лисса, - улыбаюсь я и поднимаю трубку, - Лисса? - как будто я удивлена, - Да. Хорошо. Мы скоро. Она ждёт нас в кафе, - поясняю я мужу, повесив трубку, - Одевайся. - Я одет.       У меня глаза на лоб вылезли.       Он       Только       Что,       Был абсолютно голым! - Ты смеёшься надо мной, Беликов? Смеёшься!       Я встаю и быстро накидываю на себя тёмно-синее платье до колен, естественно, не забыв про нижнее бельё. Мы идём в кафе, и с каждым шагом моё тело становится легче на пару тысяч тонн.       Я знаю, как это неправильно, но я счастлива. Я устала оплакивать. Я иду дальше. Нет, я не забыла. Я никогда не забуду. Память об этой травме поселилась навечно внизу моего живота. Достаточно слёз. Достаточно боли. У меня есть кольцо, которое будет извещать меня о грядущих бедах, пока не сведёт меня сума. У меня есть семья, муж и двое детей, которые нуждаются во мне. У меня есть друзья, в которых нуждаюсь я. И у меня есть планы, у меня есть будущее, которое будет заполнено событиями до отказа. Я верю в своё будущее, не меньше, чем верила в темноту. Но эту веру не омрачают безутешные стоны моей души.       Ещё шаг. Я отталкиваюсь от земли и поднимаюсь в воздух. Улыбка от уха до уха и долгожданная невесомость. Дверь в кафе распахиваются, и я останавливаюсь. Возвращаются все навыки стража. Я не шевелюсь. Мои уши могли бы уловить чьё-то дыхание за сто миль отсюда, но здесь абсолютно тихо. Ни шороха.       В кафе никого нет.       Оно никогда ещё не было настолько пустым. - Роза! - восклицает чей-то голос, я будто просыпаюсь ото сна, прихожу в себя и поворачиваюсь к Дмитрию. - Заходи, что встала, как замороженная? - раздражённо говорит уже другой голос за спиной Дмитрия.       Выглянув, я натыкаюсь на два безумных взгляда. Кристиан и Лисса. Естественно.       Каждая мышца в моём теле расслабляется, убирая напряжение. Улыбнувшись снова, я делаю шаг назад, даже не оборачиваясь. И меня тут же окутывает волшебный запах клубники и шоколада. Закрыв глаза, я шумно вдыхаю и нетерпеливо сглатываю. Сколько времени я не ела? Не знаю.       Лисса берёт меня за руку и ведёт в направлении запаха, тогда как я всё не решаюсь открыть глаза. Боюсь, вся магия этого аромата покинет моё бренное тело. Вложив в мою ладонь что-то тёплое и липкое, Лисса отходит в сторону, давая мне немного свободного пространства.       Пончик. С шоколадом. Когда он успел попасть в мой рот? Не прошло и секунды.       Я открываю глаза, и меня забирает новая волна удивления и радости. Передо мной целая гора этих пончиков. - Что в этих пончиках? - интересуется Кристиан у Лиссы, - Ты что-то в них подсыпала? - С чего ты взял? - Она ведёт себя так, будто у неё всё в порядке.       Я хмурюсь. Лисса хмурится. Дмитрий хмурится. Кристиан осознаёт свою ошибку. - Взгляни на Дмитрия, - просит он жену, - Он ведёт себя, как… Не как Роза. А теперь посмотри на неё. Она вся светится. Аж противно. - Кристиан! - мои брови вот-вот срастутся на переносице. Но что-то во мне щёлкает, и я уже не могу сдержаться. Мой хохот напоминает истерику, крик, треск ломающихся костей. Я чуть ли не плачу. Всё напряжение, сковывавшее мою душу, ослабевает, затем отпускает вовсе. Это смех очищения. Когда я могу удержать в себе звук, натянув широкую улыбку, я чувствую такою пустоту, что хочется сделать в себе дырочку и выпустить воздух, как из воздушного шарика. Я кладу ладонь на живот. Там пустоты больше всего. Осознав, что на меня пялятся две пары глаз, я убираю руку и выпрямляю спину, - Дмитрий всегда такой, - продолжаю я улыбаться, и одновременно осознаю своё поражение. Пустота не возвращается. Она просто не уходит. Я была глупа, думая, что всё прошло. Это было, как свободный вздох, передышка, перед очередным забегом. А я бегу. Бегу уже много лет. От самой себя. Лисса кладёт руку мне на плечо. - Всё нормально, - убеждаю я. Её? Себя? - Ей нужно ещё немного времени, - говорит Дмитрий, - Она должна привыкнуть.       Я смотрю в его глаза и вижу, что сам он в это верит только на половину.       Не желая продолжать этот разговор, я снова смотрю на пончики.       Я понятия не имею, что происходило потом, но сейчас я лежу на выстроенных в ряд стульях, на коленях Дмитрия и наслаждаюсь чувством удовлетворения после сытного обеда. Или завтрака. Чёрт знает! Мне плевать. Хочется забыться.       Лисса хлопает в ладоши, привлекая наше внимание. Я недовольно ворчу. Как и мой живот. - А теперь приготовились!.. Адриан и Сидни!       Лисса светится от счастья, и, через некоторое время, я понимаю почему. Она объявила всех, кто должен был вот-вот снести дверь и ввалится в помещение.       Немного шокированная, я встаю рядом с Лиссой и бесстрастно принимаю приветствия и объятия. Затем восторг Лиссы переливается через край, заливаясь в меня. Я подпрыгиваю на месте от возбуждения, захватившего моё тело. - Это ты всё устроила? - подталкиваю я Лиссу. - Мы так давно не собирались вместе, - она тоже толкает меня локтем. Я смеюсь, но уже не горько, а от всей души.       Мама, Эйб, Юлиана и Эдди. Джилл, Мэйсон, Мэдисон, Сидни, Адриан. В общем, все друзья, родственники и знакомые. Все, кроме детей. И пусть начнётся веселье.       Комната наполняется разговорами и шумом. Звенят бокалы. Адриан наливает всем выпивку. Включается музыка. Громкая, ритмичная. Тело само по себе начинает хаотичные движения. Бёдра, руки, ноги, шея, всё пронзает желание двигаться, попадая или не попадая под орущие звуки. Все поддаются желанию потанцевать. Я беру Дмитрия за руку и вывожу его из убежища, самого тёмного угла кафе. Свет выключили, кто-то врубил прожекторы, и комната начинает светится и переливаться яркими цветами.       Хаос.       Иначе не скажешь. Каждый танцует так, как считает нужным. Время замедляется, и движения становятся медленными, изящными. Земля вращается, полюса сходятся, слышен взрыв, а мы его эпицентр. Я не веселилась так с тех пор, как покинула стены Академии. Хорошие были дни. Никаких обязательств. Ты напакостил, кто-то другой за это отвечает. Сказка.       Сейчас всё по-другому.       Но на один вечер, на пару жалких часов, я позволяю себе забыть об этом и растворяюсь в музыке.       К рассвету все осознали, что пора заканчивать. Не помню, как, и не знаю, зачем, но я уговорила всех поголовно остаться в нашем с Дмитрием доме. Я слишком пьяна, чтобы задумываться над этим. Я не хочу задумываться над всем, над чем вообще можно задумываться. Я несу какой-то бред, выговаривая вслух какие-то слова. Иногда я слышу вскрики и смех. Не помню, как всё закончилось и закончилось ли, но я с трудом разлепляю веки, когда последние солнечные лучи окрашивают раму окна в ярко-красный. На какой-то миг в моей голове появляется мысль, или скорее вопрос, почему не бывает синих закатов, но уже в следующую секунду я прихожу в себя и сажусь.       Закат не может быть синим. Не может, и точка.       Проходит некоторое время, прежде чем я могу сосредоточится и осмотреться. Вокруг тела, вонь и тишина. Если бы я не знала, я бы подумала, что все эти люди мертвы. И не первый день. Но я, пошатываясь, встаю на ноги и беззвучно вытягиваюсь. Два дивана, пол и журнальный столик завалены беспомощными кусками мяса. Дмитрий устроился в кресле и крепко спит. Его голова нависает над полом так, что я могла бы подумать, будто он чем-то сильно расстроен.       Зевнув, тихо открываю окна и иду на кухню. Холодильник. Меня бросает то в холод, то в жар, я открываю дверцу и выхватываю бутылку воды, словно целый месяц провела в пустыне. Божественное чувство. Так гораздо проще думать, и в голове больше нет той тяжести и тумана.       Я подхожу к открытому окну и вдыхаю. Воздух свежий, пропитанный ароматом недавнего дождя. Небо темнеет, одна за другой начинают выглядывать звёзды, а месяц танцует с проплывающими мимо облаками. Ветер оставляет на коже мурашки, а я улыбаюсь, да так, что щёки начинают болеть.       Не считая ломящей боли во всём теле, гула в ушах и хромой координации, мне так хорошо, что хочется петь. Но я не буду, ибо голос у меня сейчас наверняка паршивый.       Было время, когда проблемы сыпались одна за другой. Мы справились.       Было время, когда сердце щемило от потерь и бесконечной печали. Мы справились.       Было время, когда слово «опасность» было синонимом слову «норма». Мы справились и с этим.       А теперь посмотрите на нас, - кричит моя душа.       Посмотрите. Мы всё выдержали. Мы боролись и боролись до конца. Посмотрите на нас. Мы не сломаны, не потеряны. Мы не озлоблены на этот гнусный мир. Мы справились на отлично. Лучше, чем смог бы кто-либо другой.       И я счастлива.       Я по-настоящему стала счастлива.

***

...

***

      С этого дня потянулась череда вылазок и нескончаемых разработок планов поиска и атаки. Множество групп, состоящих из дампиров-учителей, пары дампиров-учеников и одного пользователя духа, прочёсывали каждый квадратный метр планеты, чтобы найти всех исцелённых стригоев, чтобы помочь им, снова научить жить.       Через несколько лет я могла бы назвать наш мир очищенным.       Конечно, вскоре начнут появляться новые стригои, но они уже не будут так организованы, как были прежде.       Я не трачу своё время на обдумывание проблем, которых ещё даже нет.       Мэйсон и Мэдисон устроили свадьбу. Эдди и Джилл устроили свадьбу. Двойное торжество для двух лучших друзей. Это можно было бы назвать лучшим событием за год. Они были шикарны. И слов нет, чтобы передать всю мою гордость и любовь к этим двум безумно, неукротимо рыжим и невероятно везучим дампирам и к этой странной несовместимо-идеальной паре. Принцесса и её страж. Рыцарь. Сказка!       Прошло пятнадцать лет, прежде чем мы с Дмитрием решились посетить детский дом. Я сразу подметила девочку с чёрными, как ночь волосами и глубоким взглядом. Она выглядела такой одинокой. Я не могла оставить её там, а взглянув в глаза Дмитрию я увидела множество мыслей, вертящихся вокруг одной: «Она так похожа на меня». Не внешне, конечно же нет, но внутренне, я уверена, что это так.       Лиз. Луиза. Так её звали. Она была самой старшей в группе, и у неё не было друзей.       Она долго адаптировалась и привыкала, но мы ей явно нравились, и Саша с Настей тоже. Я ещё никогда так сильно не радовалась тому, что меня назвали «мама». В этот счастливейший день, я понимала, что заслужила так называться. Затем Лиз сдружилась с Ричардом, который вероятно подрос за эти пятнадцать лет, хотя я всё ещё вижу его тем маленьким свёртком простынок и покрывал. Они стали не разлей вода, везде ходили вместе.       В одну весну неожиданно грянули свадьбы. Саша с Авророй, благо Кристиан и Лисса были совсем не против. Рута и Фред, что, если быть честной, стало для меня неожиданностью, но я рада за них. Джордж долго был в состоянии ожидания, однако и ему нашлась достойная пара. Девушка с длинными светлыми волосами и странным именем - Луна. Она мне очень нравится. Она добрая и умная, Джордж действительно любит её. Разве я могу быть против? Настя большую часть своего времени посвящала книгам, она читала, утопая в рассказах и историях, но всё же и её настигла её вторая половинка. Сэм. Книги для него - его второй дом, хотя я бы сказала, второй мир. Они сошлись, как два осколка вселенной. Невероятно.       Ещё через пару лет Ричард заявил, что Лиз станет его женой.       Если честно, я немного нервничала, что Лисса с Кристианом будут против второго брака мороя и дампира в их семье, но они быстро меня успокоили. Стена предрассудков давно разрушена. У дампиров и мороев абсолютно равные права. Это так странно и непривычно. И приятно.       Это была долгая и счастливая жизнь рядом с Дмитрием, в окружении родных и друзей.       Время бежит вперёд, обгоняет нас и дразнит, искривляя наше прошлое и будущее.       В конце концов, у меня будет нормальная старость. Я прожила свою жизнь так, как даже не смела мечтать, и я очень рада этому.

***

      Я возвращаюсь к остальным, только когда слышу недовольное кряхтение. Опершись о дверной косяк, я наблюдаю, как все мои друзья и знакомые недовольно открывают глаза и осматриваются. - Трудное утро? - нарочито громко говорю я.       В ответ только какофония звуков, означающих крайнее раздражение и недовольство. - Где мои штаны? - рассеяно спрашивает Кристиан. - Что вчера было? - Лисса держится за голову, - На нас напали? Все живы? - Не все, - бормочет Мэдисон и утыкается в грудь Мэйсона.       Я гляжу на Дмитрия. Он выглядит вполне прилично, что странно, но что вполне нормально для моего мужа. - Такое чувство, что я проглотил кошачий помёт, - жалуется Мэйсон. - Да, в Академии вы все были чуток покрепче, - смеюсь я.       Я замечаю, что ни моего отца, ни матери в комнате нет. Я даже знать не хочу, где они и что они делают. - Кто-нибудь видел мои штаны? - Господи, дайте Кристиану его штаны, иначе, если он ещё раз задаст этот вопрос, я ему вмажу, - раздаётся хриплый голос Юлианны.       Мэйсон кидает в Кристиана штанами. Он брезгливо их осматривает. - Что это? - кривится он и демонстрирует нам большое белое пятно. - Боюсь предположить… - говорит Мэдисон. - Лучше тебе не знать, - уверяет Лисса, - Я принесу тебе другие, а пока… - Надень мои, - рекомендует Мэйсон и начинает их снимать. - Нет уж, спасибо, - бубнит Кристиан, - Мне и так хорошо. - Ну, как знаешь, - отзывается Лисса, - Меня так тоже больше устраивает. - фу, ребят, мне и без того не хорошо, - приходит в себя Адриан. - Тогда тебе не стоит поворачивать голову в мою сторону, - смеётся Сидни. - Тебе стоит её послушать, - поддерживает Эдди.       Я прохожу через всю комнату и сажусь на колени Дмитрия. Мы молча за всеми наблюдаем. - Мне кажется, или мою одежду нужно сжечь, причём немедленно, - интересуется Джилл. - Да! - кричат все в ответ. - Тогда уж и нашу всю одежду тоже, - замечаю я.       Повисает неловкое молчание.       Через пару секунд все начинают снимать свою одежду до самого нижнего белья. - Несите её на задний двор!       Дмитрий задумывается, но, затем тоже раздевается. - Только не пыльник, - твёрдо говорит он.       Я выхватываю пыльник из его рук и бегу на задний двор. Там уже горит костёр, так что мне не составляет труда бросить туда любимую вещь Дмитрия. Я смеюсь. - Роза! - орёт он.       Я убегаю от него. Вокруг голые люди, не смотря на ветер и не слишком высокую температуру. Ночь. Крики и смех эхом раздаются от других домов, возвращаясь обратно к нам. Я быстро устаю, что меня сильно расстраивает. - Ладно, ладно! - кричу я, - Мы купим тебе новый! Честное слово, Дмитрий!       Он подхватывает меня и нежно целует. Кожа высекает на коже искры.       Начинается новая эра. Моя жизнь раскалывается на две части. Одну я буду помнить. Другой наслаждаться. Вечно.