Наконец всё вспомнить...

ОТ ЛИЦА СОФЬИ Ко мне подошёл доктор – я заново узнала его имя, Степан Петрович. - Ну, как вы себя чувствуете, барышня?! - Спина болит очень… и голова. А почему я привязана? - Вам нельзя вставать, минимум движений. У вас сотрясение мозга. Давайте, я вас осмотрю. Следите глазами за молоточком. Не поворачивайте голову – пока вам не стоит этого делать: голова может закружиться. Так, - он постучал по моим рукам, провёл по ним острой иголочкой, сделал ещё какие-то непонятные манипуляции. - Отлежитесь, и всё будет хорошо. «Всё будет хорошо…» – с этими словами что-то потеплело у меня внутри. Нет, слова эти и сами по себе ободряющие, но какое-то ещё хорошее ощущение, смутное воспоминание было с ними связано… Но я совершенно не могу вспомнить, что именно. В это время в лазарет вошли прежняя дама в синем платье (ах да, девочки успели мне сообщить, что это начальница Лидия Ивановна Соколова) и молодой человек лет 28, ухоженный, богато одетый, холёный, с щегольски завитыми волосами. Его тёмные глаза были так глубоки, что, казалось, в них можно утонуть. Он бросился ко мне: – Софи, какой ужас! Что случилось, дорогая моя? Я так испугался, когда мне сообщили, что ты пострадала! Доктор, скажите, ведь она поправится, и мы сыграем, наконец, нашу свадьбу! Мы же так любим друг друга! Ты помнишь? Ты помнишь, как я тебя спасал из этого ужасного подземелья? Ты помнишь наши прогулки?.. – и он начал болтать о каких-то вещах, о которых я не имела ни малейшего понятия. И, к тому же, они мне были совершенно неинтересны. …Если только подземелье… Интересно, что за подземелье?.. Нет, не помню! Мадам прервала поток слов и представила его: - Ваш жених. Князь Андрей Петрович Хованский. Жених! Красивый. Но красота какая-то холодная, несмотря на румянец и рыхлость. Князь… Хм, не помню, чтоб жених мой был князем. И вообще никакого жениха не помню. - Не помню. Простите… Я почувствовала, что голова болит сильнее, чем прежде, извинилась и попрощалась с визитёрами. Закрыв глаза, я начала ощущать какое-то смутное беспокойство, которое росло, прояснялось… Мама! Девочки успели мне сказать, что у меня есть мама, а отец погиб на фронте. Но почему мама не приходит третий день? Странно… В палате я лежала одна, доктор тоже вышел, поэтому спросить о маме мне было некого. Зря я не узнала о ней от Лидии Ивановны! Эта беспокойная мысль мешала мне уснуть, а без сна головная боль не проходила. Не знаю, сколько прошло времени, когда, наконец, пришёл Степан Петрович. Он сказал сестре милосердия, какие порошки следует мне давать, я их приняла. О маме он обещал узнать у мадам начальницы. Наступила ночь, и я, наконец, уснула. Утром я проснулась и не почувствовала стягивающего давления бинтов, привязывавших все эти дни мои руки. Я больше не была беспокойна: очевидно, молодой организм быстро выправлялся. Вот и Степан Петрович подтвердил это, придя ещё раз в палату утром.